Возможно, оно всё равно стало бы твоим, если бы я не был уже отмечен смертью, хотя тогда я потребовал бы от тебя кое-что взамен. Ты красивее, чем это ожерелье, и, кажется, ты сможешь отстоять его и выцарапать глаза той, кто осмелится посягнуть на него. Что касается меня, то я бы лучше пожил и посмотрел, как оно блестит у тебя между грудей.
Глава одиннадцатая
О гневе брата Вилибальда и о сватовстве Орма
Далее всё происходило так, как предсказывала Ильва. Несколько дней спустя епископ стал поговаривать, что раненые должны креститься, но его слова не увенчались успехом. Орм, потеряв всякое терпение, сказал ему резко, что он ничего об этом не хочет слышать, поскольку ему и так осталось недолго жить. Со своей стороны, Токи сказал, что он скоро поправится и не нуждается ни в какой духовной поддержке. Епископ подослал брата Маттиаса, дабы тот приложил усилия и уговорил их. Брат Маттиас сделал несколько попыток обучить их Символу Веры, несмотря на все просьбы оставить их в покое. У Токи было хорошее копьё, с тонким, но крепким древком и острым наконечником. Когда брат Маттиас в очередной раз пришёл поучать их, он обнаружил Токи, сидящего на постели и задумчиво взвешивающего копьё в руке.
— Не хотелось бы нарушать мир в доме короля Харальда, — промолвил Токи, — но я не думаю, что кто-нибудь осудит калеку, который защищал самого себя. К тому же жаль пачкать кровью пол в таких прекрасных покоях, как эти, а твои жилы, кажется, переполнены кровью. Но я решил, что, если смогу пригвоздить тебя копьём к стене, то поток крови не будет таким уж обильным. Не так-то просто сделать это человеку, который прикован к постели, но я постараюсь это исполнить наилучшим образом. И я клянусь, я сделаю это, как только ты примешься досаждать нам своей болтовнёй. Ибо, как мы уже говорили тебе, мы ничего не хотим больше слышать.
Брат Маттиас побелел и сложил перед собой руки в испуганной мольбе. Сперва казалось, что он что-то хочет сказать, но затем его члены начали трястись, и он стремительно покинул покои, захлопнув за собой дверь. После этого им никто более не докучал. Но брат Вилибальд, который никогда не выказывал никаких признаков страха, пришёл в обычное время, дабы перевязать раны, и упрекал их за то, что они напугали брата Маттиаса.
— Ты храбрый человек, — сказал ему Токи. — И я признаю, что ты мне нравишься больше других тебе подобных, хоть ты груб и сварлив. Возможно, это так, потому что ты не стараешься обратить нас в эту христианскую веру, а ограничиваешься тем, что исцеляешь наши раны.
Брат Вилибальд ответил, что он дольше других священников пробыл в этой стране мрака и ему удалось избавиться от подобных прихотей и честолюбивых помыслов.
— Когда я впервые прибыл сюда, — сказал он, — я, как и все члены благословенного ордена бенедиктинцев, был чересчур ревностен в своём стремлении обратить каждого язычника в христианскую веру. Но теперь я стал мудрее и знаю, что осуществимо, а что суетно. Верно, что дети в этой стране должны быть крещены заодно с женщинами, которые не слишком сильно погрязли во грехе, если таковые найдутся. Но взрослые мужчины в этой стране — истинные слуги дьявола и во имя божественного правосудия должны гореть в адском огне, как бы усердно их ни крестили. Ибо ничто не искупит той мерзости, в которой каменеют их души. В этом я убеждён, поскольку хорошо их знаю. Поэтому я не трачу понапрасну время, дабы обратить в новую веру таких, как вы.
Его голос повысился, и он яростно сверкал глазами, глядя то на одного, то на другого, размахивая руками и крича:
— Кровосмесители, убийцы и злодеи, прелюбодеи, Гадаринские свиньи, отродье Сатаны и любимцы Вельзевула, порождение василиска и ехидны, очиститесь ли вы святым крещением и предстанете, белые как снег, перед строем исполненных благодати ангелов? Нет, говорю я вам, не будет этого! Я долго жил в этом доме и познал многое. Ни епископ, ни святой отец не убедят меня, что такие, как вы, спасутся. Как люди севера могут быть допущены во врата Рая? Вы испачкаете святых дев своими похотливыми руками, вы обратите своё оружие против архангелов и серафимов, вы будете икать от пива перед самим престолом Господним! Нет, нет, я знаю, что я говорю! Крещены вы или нет, вы заслужили лишь геенну огненную. Во имя Отца, Сына и Святого Духа! Аминь.
Он гневно схватил свои снадобья и повязки и бросился к Токи, дабы приложить к его ране целебные, успокаивающие мази.
— Зачем ты утруждаешь себя, — спросил Орм, — раз ты нас так ненавидишь?
— Я делаю это, ибо я христианин и должен на зло отвечать добром, — ответил он, — чего вы никогда не поймёте. Разве у меня не осталось шрама на лбу после того, как король Харальд ударил меня святым распятием? Разве денно и нощно я не пытаюсь облегчить всеми силами, которыми располагаю, страдания его осквернённой плоти? Но в конце концов будет только лучше, если такой свирепый воин, как ты, останется в живых, ибо ты охотно отправишь в ад многих своих соплеменников, прежде чем попадёшь туда сам, как ты уже сделал на празднике Рождества. Пусть волк загрызёт волка, дабы агнец Божий пребывал в мире.
Когда он наконец оставил их, Токи сказал, что ему кажется, удар по голове этим распятием не прошёл для маленького попа даром и выбил из него остатки разума, ибо большая часть того, что он говорил, была лишена смысла, с чем Орм согласился. Но оба они отметили, что он чрезвычайно искусный целитель и старательно заботится о них.
Токи начал приходить в себя, и вскоре он уже мог ходить по спальным покоям и даже выходить из оных. В это время Орм лежал в постели, ощущая тяжесть в руках, и иногда к нему приходила поговорить Ильва. Когда она была с ним, мысли о неминуемой смерти докучали ему не так сильно, поскольку она была всегда весела и разговорчива, и он с
