Несчастный конюх застыл изваянием с поднятыми вверх вилами, боясь сделать что-нибудь неверное и этим навсегда погубить свою душу, став рабом Сатаны. Вцепившись в древко так, что пальцы побелели, он, как заклинание, обречено бормотал:
– Спаси, Господи, Царица Небесная раба твоего Ришара, спаси, Господи, Царица Небесная раба твоего Ришара, спаси…
– Ну вылитый Георгий Змееборец! – восхитилась вернувшаяся с чердака Жаккетта и, пожалев друга, самоотверженно предложила:
– Давай, я подержу?
Ришар, с облегчением, сунул ей вилы и кинулся на поиски Филлиппы.
Наконец он, кухарка и Аньес появились, чуть не вырывая друг у друга подушку.
Жаккетта скинула на нее повязку. Ришар придавил, как припечатал, тяжелым крестом, и вся прислуга Аквитанского отеля торжественной процессией пошествовала с подушкой к собору.
Жанна, глядя из окна на то, что вытворяют ее слуги, покрутила пальцем у виска, но мешать не стала.
* * *
По пути к ним присоединялись зеваки, дети и нищие, так что к собору подошла уже солидная толпа.
Только что вернувшийся с прогулки епископ самолично вышел навстречу, чтобы узнать причину крестного хода и несколько растерянно принял от светящейся благочестием Филлиппы дамскую подвязку.
Когда довольные исходом дела простолюдины удалились, епископ приказал сжечь эту странную находку, а любопытствующим говорить, что подвязка исчезла.
Так и было сделано, но страсти еще долго не улеглись.
Те, кто верил в чудо, окончательно убедились в своей правоте:
– Пресвятая Дева гуляла с придворными дамами по облачному саду и уронила со своей божественной ножки подвязочку… – рассказывала при каждом удобном случае Филлиппа. – Она и попади к нам в отель. А когда мы ее в собор отнесли, Дева Мария ее обратно на небо забрала!
Сторонники версии козней дьявола остались при своем мнении.
Для них исчезновение подвязки из собора было самым убедительным доказательством того, что ленточка побывала в лапах Сатаны.
Жаккетта же убедилась, что епископ прибрал свою вещицу.
«Небось обрадовался, что нашлась!» – думала она.
* * *
Баронесса уехала.
Через несколько дней пришло известие о сдаче Нанта королевским войскам.
Вскоре на всех углах шептались, что перед этим событием Алена Д» Альбрэ посетила некая загадочная дама.
После ее визита он во всеуслышанье объявил, что раз герцогиня Анна предпочла сделаться супругой Максимилиана Австрийского, то он, Ален д» Альбрэ покидает Лигу и дело покойного герцога пусть защищает официальный жених. А ему, Алену д» Альбрэ, с королем делить нечего!
Таким образом, второй по значению город Бретани попал в руки Карла VIII.
* * *
На душе у Жанны было мерзко и гадко: по всем описаниям загадочная дама очень походила на мадам де Шатонуар.
«Вот дура!» – запоздало злилась на себя Жанна. – «Размякла, разболталась, как последняя простофиля! Подруга матушки, видите ли! И ведь за руку не схватишь! „Ах, милочка! Ах, дорогуша! Да я на твоем месте! Да тебя обобрали! Ну о чем ты говоришь, будто я сама не понимаю!“ Ведьма двурушная!!!»
* * *
Падение Нанта серьезно осложнило положение Бретонского герцогства: под контролем короля оказались водные ворота Бретани. Ее окно в широкий мир.
Горечь от предательства Алена д» Альбрэ немного скрасило появление австрийского гонца с важной бумагой.
Дело было в том, что когда герцогиня Анна отправляла австрийскому императору письмо со своим согласием стать его женой, все заинтересованные и незаинтересованные стороны знали, что пока идет война, Анна с Максимилианом встретиться не смогут.
Бретань это обстоятельство очень огорчало, Францию радовало.
Но хитроумный Максимилиан Австрийский не собирался откладывать такое важное дело в долгий ящик и решил жениться по доверенности.
Эту-то доверенность и привез гонец.
Надо было оформить бракосочетание.
Как и положено при любой свадьбе, епископ Реннский торжественно обвенчал Анну Бретонскую с Максимилианом Австрийский, чью роль играл посол с доверенностью наперевес. Но этого было мало.
Для того, чтобы брак был официально заключен, нужно было, кровь из носу, соблюсти правило брачной ночи.
* * *
Среди молодых фрейлин никто толком не знал, как это делается, а важные сановники и статс-дамы, организовавшие церемонию, не сходили до каких-либо объяснений.
В покоях герцогини порхали разные догадки и предположения на тему, как же далеко может зайти посол, реализуя законные права своего господина.
Юную Анну Бретонскую это тоже тревожило: ведь и ей никто не удосужился объяснить, почему обязательно нужна брачная ночь. Для взрослых, серьезных людей она была лишь символом герцогства, живым олицетворением куска суши.
«Так надо для блага Бретани!» – эти слова были клеймом, хлыстом и уздой для маленькой девочки, отказывая ей в праве быть просто ребенком.
По торжественности обстановки и количеству народа, это мероприятие мало напоминало ночное свидание молодоженов, скорее уж официальный обеденный прием.
В пышно убранной комнате празднично одетую невесту уложили в постель, у изголовья которой почетным караулом выстроились ее приближенные дамы. Остальные свидетели стояли поодаль.
Жанна, стоя в середине шеренги, во все глаза смотрела, что же будет дальше: положит ли посол бумагу на постель или же сам займет место рядом с невестой.
Но все оказалось куда интересней, чем она предполагала.
Чтобы наглядно продемонстрировать воссоединение молодоженов на брачном ложе, фон Польхейн обнажил свою правую ногу и на несколько секунд сунул ее под покрывало.
Фрейлины стояли с каменными лицами…
Исполнив таким образом супружеский долг, посол надел чулок, обулся, почтительно попрощался с герцогиней Анной и торжественно (как на параде) вышел.
За ним потянулись и остальные.
Как только спальня герцогини опустела, оставив Анну Бретонскую и ее дам одних, раздался дружный женский смех.
Но как бы то не было, а герцогиня Анна стала теперь замужней женщиной.
В обычный для визитов час в Аквитанском отеле появился необычный посетитель.
Когда лакей возвестил:
– Господин Балдуин Дюбуа!
И на пороге возник прыщавый молодец в сутане, Жанна, с недоумением глядя в незнакомое лицо, стала лихорадочно вспоминать, где ее дорожка могла пересечься с монахом.
– Здравствуйте, госпожа Жанна! Я к Вам с поклоном и письмом от Вашей матушки! – поклонился юноша.
Жанна с облегчением вспомнила что под пышным именем Балдуин скрывается племянник мессира д’Онэ, с детства пошедший по духовной стезе.
– Здравствуйте, дорогой господин Дюбуа! – сказала она. – Я, признаться, сразу не узнала Вас, Вы так возмужали! Какими судьбами Вы в Ренне?
Юноша польщено улыбнулся и снова принял заученный высокомерно-бесстрастный вид.
– Я теперь в Ренне надолго… – начал он.
– Ни слова больше! – замахала руками Жанна. – Сначала Вы разделите со мной трапезу. Я угощу Вас прекрасным рыбным паштетом, а потом мы наговоримся вволю. Я так рада видеть земляка!
* * *
Отсутствием аппетита Балдуин не страдал.
Уничтожив все мало-мальски съедобное на столике, он вздохнул (не то от сытости, не то от разочарования количеством пищи) и принялся речитативом сообщать Жанне новости из дома, одну интереснее другой:
– В наших краях, госпожа Жанна, пока, Слава Господу, все тихо-мирно. Виноград, правда, уродился меньше обычного, ваша матушка здорова, очень помолодела после такого приятного события в ее жизни…
– Какого? – удивилась Жанна, гадая, с каких это пор неурожай винограда стал приятным событием и почему он вызвал такую странную реакцию у мадам Изабеллы.
– Ах, Вы же еще не читали письма… Ваша матушка, госпожа Изабелла, сочеталась законным браком с господином дю Пиллоном.
Рот у Жанны непроизвольно открылся.
– Но эта не единственная свадьба в наших краях. Месяцем раньше господин де Риберак тоже женился. На Вашей подруге, госпоже Рене.
Теперь у Жанны округлились глаза.
– А Ваша тетушка, госпожа Аделаида… – продолжал Балдуин.
– Постойте, я сама угадаю! – немножко пришла в себя от таких сногшибательных новостей Жанна.
Тетя Аделаида, чей жизненный путь был строг, благочестив и прям, никаких фортелей выкинуть была не должна. И Жанна уверенно докончила фразу монаха:
– Ушла в монастырь, как и грозилась.
– Не угадали! Мессир д’Онэ…
– Тоже, как и прочие (что, там у нас, свадебная холера напала?!) сочетался с ней законным браком? – встревожилась Жанна.
– Нет! – победно улыбнулся довольный монашек. – Госпожа Аделаида судится с дядей, обвиняя его в нарушении обещания жениться. И настроена весьма решительно. Дядюшка д’Онэ категорически все отрицает!
– Фу-у… А я уж решила, что они живут в грехе! Да уж, тетя Аделаида на коне! – восхитилась Жанна. – А я-то думала, она уже давно в монастыре. Надо же! Оказывается, в ее груди пылает пламень жгучих страстей! Бедный мессир д’Онэ… Он, наверное, сказал что-нибудь безобидное в ее присутствии, а уж тетушка постаралась истолковать это в свою пользу. Не знаю. Как он теперь выкрутится: у тети Аделаиды хватка, как у сен-гувера! Остается уповать на бога и здравомыслие судей. И от барона де Риберака я такого поступка не ожидала… Рене, конечно, славная девушка, но уж очень тихая и бесцветная… Совсем не в его вкусе! – добавила она, чувствуя, почему-то сильнейшую досаду, словно де Риберак обманул ее.
