― Я и сам хотел предложить что-то вроде этого, ― заявил Асторре. ― Нужно, чтобы кто-нибудь из наших осмотрелся в городе, прежде чем нас пригласят туда официально. Это всегда было моим правилом. Никогда не суйся вслепую в чужой дом. Так что пусть мейстер Юлиус проберется туда, а я дам ему в сопровождающие одного из своих парней, со списком, на что следует обратить особое внимание.
― Юлиус? ― обратился к нему Николас. ― Ты уверен, что справишься? Тебе ведь здорово досталось в Пере.
― Ну, они же не переломают мне кости, верно? Конечно, я справлюсь. Только пусть никто не смешит меня сильнее обычного.
И уже на следующее утро он двинулся к воротам, в мятой шляпе и грубой домотканой рубахе, в сопровождении одного из людей Асторре, который нес через плечо свернутый ковер. Выглядел он великолепно. Провожая стряпчего взглядом, Тоби заметил:
― А ведь он уверен, что сам до этого додумался.
Годскалк улыбнулся.
― Какая разница, ― ответил на это Николас. ― Мы втроем можем есть, пить и играть словами, но из нас всех лишь Юлиус действительно бывал на войне. Он крепкий, находчивый, говорит по-гречески, лично знает Бессариона и готов ради Катерины рисковать своей шкурой…
Годскалк смерил Николаса долгим, задумчивым взглядом.
― Согласен, ― заметил он наконец.
― А я ― нет, ― заявил Тоби. ― Я не люблю суеты. Лучше оставьте мне черную работу, а Юлиус пусть ловчит и хитрит, сколько ему угодно.
― Думаю, ― возразил капеллан, ― ты неверно понял Николаса. Он хотел лишь сказать, что мы ― единая команда, но у каждого свои способности. А что такое? Ревнуешь к наксосской принцессе?
― Ты хочешь сказать… ― вздрогнул Тоби.
― Он хочет сказать, ― пояснил Николас, ― что Юлиус наверняка попытается пробраться во дворец. Ничего страшного. Асторре все объяснил своему парню, и в случае необходимости тот остановит нашего ретивого нотариуса. Он говорил об этом совершенно спокойно.
― Будь ты проклят, мальчишка! ― бросил лекарь.
― Как угодно, ― парировал фламандец. ― Но сперва давай закупим шелк, разделаемся с Дориа и поможем тебе отыскать все лучшие бордели. А вот затем можешь заниматься черной работой, а мы будем ловчить и хитрить.
Юлиус вернулся ближе к вечеру, уставший, но веселый. Город ему очень понравился. Он исходил его вдоль и поперек, ― почти весь, не считая дворца; был в доме покойной матушки Бессариона, познакомился с Параскевасом, отвел его в таверну и уговорил принять их предложение. Сегодня же новый управляющий пообещал вместе с женой и сыном отправиться к новому генуэзскому консулу и попробовать наняться на работу. Сам Параскевас был именно таким человеком, который мог служить у достойной пожилой женщины, ― дородный, образованный трапезундец, с любовью вспоминавший прежнюю щедрую хозяйку и сожалевший об отъезде кардинала.
― Что ты там говорил о щедрости? ― вмиг насторожился Тоби.
― Ну, конечно, он запросил немалых денег, но я решил уступить, ― пояснил Юлиус. ― В конце концов, он ведь будет рисковать жизнью. Если Дориа обнаружит, что он ― наш соглядатай, бедняге придется туго.
― Похоже, вы с ним подрались, прежде чем он согласился, ― заметил Николас.
Стряпчий потер синяк на скуле и ухмыльнулся, глядя на свою рваную тунику.
― Он упал со стены, ― пояснил Асторре.
― Со стены? ― послушно уточнил Годскалк. На сей раз Тоби предоставил возможность хитрить и лукавить священнику.
― Это было в Верхней Цитадели, ― сказал Юлиус. ― Я не смог попасть во дворец через ворота. Наемник Асторре тоже чуть не свалился, но сумел меня подхватить. Вообще-то, по этой стене взобраться можно, но необходима сноровка ведь об этом вы тоже просили меня разузнать… Короче, мне показалось, что это будет несложно.
― С зажившими не до конца ребрами и трещиной в ключице? ― изумился Николас. ― Не надо было наемнику ловить тебя. Но я рад, что ты успел связаться с Параскевасом. У нас тут есть новости. Завтра нас пригласили в город, чтобы присутствовать на богослужении вместе с императором и его свитой. Затем, после обеда, мы должны будем посетить праздничное представление. Лучники Асторре также примут в нем участие. Мы же будем наблюдать за происходящим, как личные гости императора. Если хочешь, в это время ты можешь еще полазать по стенам.
― И когда все это случилось? ― поинтересовался стряпчий.
― Ты пропустил появление императорского гонца с дарами и посланием от басилевса. В перерыве между богослужением и представлением я должен буду явиться во дворец со своими верительными грамотами и надеюсь, что смогу добиться там всех обещанных торговых привилегий.
― Ты пойдешь сам? А как же мы?
― Для начала они хотят видеть лишь кого-то одного, ― пояснил Николас. ― Затем всех остальных построят в шеренгу, и женщины сами выберут, кого хотят видеть на следующий день. А с чего такая спешка? Если повезет, мы спокойно доживем тут до старости.
― Вот тогда уж точно будет слишком поздно, ― заметил Тоби. Но вообще, следовало признать: чаще всего Николас прекрасно знал, что делает. Наблюдать за ним было все интереснее… в ожидании, на чем же он наконец споткнется.
* * *
В тот же день к Пагано Дориа явился тот же самый гонец, с теми же приглашениями, и также преподнес в дар шелковую вышитую накидку зеленого цвета, подходящую к празднеству. Только для Пагано, а не для Катерины… Хотя и она, в свою очередь, получила подушечку и отрез ткани. О рубинах пока не было и речи.
Кроме того, никто не пригласил ее на аудиенцию во дворец. Она могла увидеть императора лишь в церкви и в ложе на представлении. А ведь это даже будет не турнир! У них в Трапезунде вообще нет турниров… Катерина дулась, и Пагано пришлось напомнить ей, что она наконец увидит город и познакомится с другими торговцами. Она может надеть свое лучшее платье и серьги.
Обрадованная, жена воскликнула:
― Как ты думаешь, а Николас будет в церкви?
При этих словах Пагано застыл на мгновение, словно мысль эта оказалась для него неожиданной или неприятной.
― Возможно, ― подтвердил он. ― Все иноземные торговцы и все гильдии будут там. С другой стороны, император весьма разборчив, и, должно быть, уже понял, в чем разница между мной и флорентийским консулом. Бедняжка Никколино… Казначей ничуть не верит в его успех.
После отплытия из Перы Амируцес с большим усердием обучал Пагано, как вести себя при Трапезундском дворе. Николас, скорее всего, не имеет об этих тонкостях ни малейшего понятия. Катерина была уверена в этом, пока случайно не заметила какую-то фигуру в плаще на борту флорентийского судна. За этим пассажиром также приплыла позолоченная барка.
Катерина позвала мужа к окну, но он подоспел слишком поздно. Она спросила, не мог ли кто из членов императорской семьи путешествовать на борту «Чиаретти», но он со смехом ответил, что в лучшем случае это мог оказаться какой-нибудь мелкий чиновник или писец. Катерина обиделась, что супруг не принимает ее всерьез.
― Николас всегда был хитрецом. Иногда он делает такие вещи, которых никто от него не ожидает, ― заметила она.
Но Пагано лишь посмеялся и поцеловал жену в щеку.
― Видела бы ты его в Модоне! ― Но тут же поправился с сияющим видом: ― Впрочем, конечно, ты ведь его там видела… Бедняжка! Он так напугал тебя в Пере ― не думаю, что буду любезен с ним при встрече. Ты не в обиде?
― Он ведь мне не отец, ― отрезала Катерина.
На следующий день Пагано Дориа и его молодая жена вместе со свитой миновали широкие улицы пригорода, Мейданский стадион и узкий восточный мост, ведущий к городу, ― и полной грудью вдохнули пряные ароматы Трапезунда.
Крепостные стены, окружавшие большой, вытянутый в длину город, были выстроены на манер константинопольских. Сам город размещался на скалистом плато, которое ближе к горам начинало резкий подъем. На самой высокой точке располагалась Верхняя Цитадель, включавшая в себя и дворец. Посредине, среди домов и цветущих рощ, лежал монастырь и храм Хризокефалос, имперская базилика, куда и привел флорентийцев восточный мост. Нижняя Цитадель спускалась к самому побережью, отделенная от него охряной кирпичной стеной с двойными крепостными укреплениями.
Стена и Черное море защищали город с севера. С запада и с востока защитой служили не только стены, но и два ущелья головокружительной глубины, пробитые в скалах громокипящими реками, стекавшими с гор и впадавшими в море. И наконец с юга Трапезунд защищали непроходимые горы, густо поросшие лесом.
В этом надежном убежище династия Комненов сумела выжить в Трапезунде, на протяжении двух с половиной столетий служа надежным мостом между Европой и Азией. Женщины императорской семьи славились своей непревзойденной красотой, а мужчины ― справедливостью и отвагой, и город, где они жили, воистину воздавал им честь, ― так думала Катерина, ступая по выложенной мрамором мостовой под перезвон колоколов, знаменовавших понедельник Пасхи.
