Но на словах министр сожалеющим тоном резюмировал:
– Я вышел из этого совещания, Ваше Величество, под безотрадным впечатлением нашей полной военной неподготовленности. Но должен Вам доложить, Ваше Величество, – заговорщицки понизил голос министр, – ещё неприятнее мне стало, когда посол Свербеев, вернувшись в Берлин, прислал мне телеграмму о том, что Журнал этого секретного совещания стал известен сначала германскому посольству в Петербурге от каких-то его негласных агентов, а затем был передан в Берлин. Теперь немцы придают ему окраску заговора против целостности Оттоманской империи и угрозы европейскому миру…
– Кто бы мог быть этим предателем? – негодующе посмотрел Государь в глаза Сазонову.
У министра сразу же почему-то мелькнула мысль о том, что он, наверное, напрасно рассказал об этом секретном совещании великой княгине Марии Павловне Старшей, когда был приглашён ею на ужин тет-а-тет. Но великая княгиня была единственным членом Императорского Дома, с которым сам Государь часто беседовал о политике в домашней обстановке, чего он никогда не делал ни с одним из великих князей, даже с главнокомандующими или инспекторами войск. Понятно, конечно, что Мария Павловна, происходя из рода Мекленбургских герцогов и сохраняя глубокий, отнюдь не женский интерес к внутригерманской политике и интригам немецких владетельных князей, всегда была особенно хорошо осведомлена в германских делах и намерениях. Поэтому-то Государь и, чего греха таить, его министр иностранных дел доверительно советовались со «Старшей», когда речь шла о Германии или многочисленных немецких родственниках, рассеянных по всем Дворам Европы…
«Неужели пошло в германское посольство от великой княгини?!» – упало сердце старого дипломата, который мгновенно сообразил, что за последние годы невольно не одну тайну выдал вдумчивой и обаятельной родственнице Императора. Он отвёл глаза, но какой-то импульс, вероятно, успел передаться царю.
«Не связано ли это со «Старшей»? – мелькнула мысль у Николая. – Помнится, ещё во времена незабвенного Батюшки граф Шувалов, бывший тогда адъютантом её мужа, моего дядюшки Владимира, выследил корреспонденцию тёти Михень к князю Бисмарку… Тётка отписывала «железному канцлеру» какие-то нехорошие вещи про Россию, про намерения Papa… Батюшка тогда крепко отругал дядю Владимира, а графу Шувалову пожаловал звание флигель-адъютанта и взял его от двора своего братца… Неужели «Старшая» принялась за старое? Надо дать команду «чёрному кабинету» осторожно перлюстрировать её письма за границу… Хотя тётушка найдёт, конечно, обходной манёвр: будет посылать свои кляузы с путешествующими родственниками – из рук в руки…»
Опытный дипломат заметил перемену в настроении Императора и решил ещё раз обсудить с ним вопрос о необходимости большего сближения с Англией.
– Ваше Величество, – начал он почти торжественно, – наши отношения к союзнице Франции стоят на твёрдой почве договорных актов. После подписания с нею морской конвенции 1912 года определилась вся совокупность оборонительных мер, предусмотренных нашим союзным договором. Но по отношению к Англии мы находимся совсем в другом положении. Между нами и ею не существует решительно никакой связи, кроме не касающегося Европы соглашения 1907 года. Сейчас у нас и Великобритании есть только сознание солидарности наших интересов ввиду той опасности, которая надвигается со стороны Центральных держав. Германия явно проводит в жизнь свой гигантский план мирового владычества и обязательно столкнётся с Сердечным Согласием[99]. Появление на Босфоре германской военной силы служит для нас таким моментом, который принуждает искать сближения с Англией в форме более конкретной, чем неопределённое сознание общей с нею опасности…
– Пожалуй, вы правы, Сергей Димитрич, – подтвердил Государь.
Воодушевлённый этим, Сазонов продолжал развивать аргументы в пользу заключения с Великобританией хоть какого, но обязывающего соглашения:
– Германия рвётся на моря и океаны, она строит множество супердредноутов и других кораблей. Поэтому союз наш с Францией, морские силы которой не многим превышают наши собственные, не может считаться достаточным для обеспечения наших интересов. Одна Англия может дать нам ту поддержку, которая в продолжительной и тяжёлой борьбе обеспечит окончательный перевес той стороне, которая господствует на море.
– Но формального союза с Англией не смогла добиться даже Франция, – уточнил Николай Александрович. – Как же вы рассчитываете прийти с нею по крайней мере к такому формальному соглашению, которое, при наступлении известных обстоятельств, заставило бы Англию оказать нам наперёд предусмотренную и планомерную морскую помощь?
– Я прошу Вашего согласия, Государь, написать письмо в Париж послу Извольскому[100]… – начал излагать Сазонов давно выношенную им идею.
Услышав вместо «Лондона» – «Париж», Николай Александрович удивлённо поднял бровь, но министр уверенно продолжал:
– В мае, по новому стилю, предстоит приезд в Париж с визитом короля и королевы Великобритании в сопровождении сэра Эдуарда Грея. Наш посол Извольский и сэр Грей[101] могли бы произвести первый обмен мыслями на предмет заключения условной военной конвенции по типу той, которая была заключена между французским и английским генеральными штабами в ноябре 1912 года о необходимости совместных действий против Германии…
– В принципе я согласен, – после короткого раздумья сказал Император. – Но не будет ли это желание неосуществимым ввиду безнадёжности до сих пор всякой попытки побудить англичан отказаться от своего векового предубеждения против европейских союзов? Если англичане откажут и это просочится в печать, не будем ли мы выглядеть слабыми дураками, которые полезли не в свой огород?
– Ваше Величество, я, разумеется, обяжу Извольского соблюдать максимальную конфиденциальность переговоров, если таковые состоятся, – заверил Сазонов.
– И пожалуйста, – Николай Александрович проницательно посмотрел на министра, – не рассказывайте об этом великой княгине Марии Павловне…
У министра похолодело в груди.
«Неужели Он знает, что я иногда делюсь со «Старшей» кое-какой информацией, чтобы получить что-то взамен?!» – запаниковал было Сазонов и решил отвлечь внимание царя очень актуальным предложением.
– Ваше Величество, – льстиво вымолвил он, – не соблаговолите ли Вы обдумать вопрос об ответном визите королю Карлу в Румынию после Вашего пребывания в Ливадии?
Николай снова оживился.
– Я уже думал об этом и даже обещал наследнику румынского престола Фердинанду и его семье, когда они недавно гостили у нас в Царском Селе, что мы непременно всей семьёй навестим Румынию… – подтвердил Государь и добавил: – Мы с вами уже говорили о том, как важно для России вывести румынских Гогенцоллернов из русла политики моего брата Вильгельма… Тем более что мы с Александрой Фёдоровной хотели бы, чтобы наша дочь Ольга, без формального оглашения возможного обручения, поближе познакомилась со старшим сыном наследника Фердинанда принцем Каролем. Такой династический брак меня и Ея Величество очень бы устроил, но мы не хотим неволить дочь… Впрочем, я советую вам самому узнать мнение Александры Фёдоровны на сей предмет, думаю, что во время сегодняшнего обеда вы получите возможность увидеть Ея Величество и переговорить с ней об этом…
– Не утомил ли я вас? – любезно спросил Николай министра иностранных дел после полуторачасовой беседы.
Сазонов знал, что такой вопрос царя означал его желание закончить аудиенцию. Министр встал со своего кресла. В чёрном придворном мундире, расшитом золотом, он был похож со своим длинным носом и тонкими ножками на какую-то экзотическую птицу. Птица поклонилась Государю. Николай Александрович встал и отдал поклон министру.
– До вечера, Сергей Димитриевич… Благодарю вас за содержательную беседу, – вежливо сказал Император.
В семь часов Семья и немногочисленные гости уже сидели за столом, накрытым в Большой столовой зале.
Обед был прост и скор. «Всего пять блюд, словно в каком-нибудь буржуазном доме», – неодобрительно отметил про себя министр иностранных дел.
Александра Фёдоровна изредка доброжелательно поглядывала на Сазонова, сидевшего по правую руку от Государя, и Сергей Дмитриевич понял, что разговор с царицей, который ему заранее обещал Государь, был заранее согласован между Супругами.
Когда после десерта все поднялись от стола, Императрица пригласила Сазонова выпить с ней кофе на террасе. Здесь, в уютном уголке, стояли плетёные кресла с шёлковыми пёстрыми подушками, плетёные столики, на одном из которых слуги уже поставили на подносе серебряный кофейный сервиз.
