Царь Рума бежал без боя, — рассказывает Ибн аль-Асир, — и франки посадили на трон их молодого кандидата. Вся его власть состояла только в том, что она осуществлялась от его имени, тогда как все решения принимались франками. Они обложили людей очень тяжёлыми податями и, когда уплата оказалась невозможной, они захватили всё золото и сокровища, даже те, что украшали кресты и изображения Мессии, да будет мир ему! Тогда жители Рума восстали, убили этого молодого царя, потом изгнали франков из города и закрыли ворота. Поскольку их силы были невелики, они отправили посла к Сулейману, сыну Кылыч-Арслана, правителю Коньи, чтобы он пришёл им на помощь. Но тот не мог этого сделать.
Рум не имел средств для эффективной обороны. Мало того, что его армия в основном состояла из франкских наёмников, но ещё и многочисленные агенты Венеции действовали внутри города. В апреле 1204 года, после всего лишь недельного сражения, город был захвачен и подвергнут разграблению и бойне. Иконы, статуи, книги, бесчисленные предметы искусства, памятники греческой и византийской цивилизаций были похищены или уничтожены, а тысячи жителей умерщвлены.
Обитатели Рума были убиты или ограблены, — рассказывает мосульский историк. — Некоторые из их знати пытались укрыться в большой церкви, которую они называли София. Их преследовали франки. Тогда группа священников и монахов вышла наружу с крестами и евангелиями, умоляя нападавших сохранить им жизнь, но франки не обратили на их молитвы никакого внимания. Они убили их всех и потом разграбили церковь.
Рассказывали также, что какая-то проститутка, пришедшая с франкской экспедицией, уселась на патриарший трон, распевая распутные песни в то время, как пьяные солдаты насиловали греческих монахинь в соседних монастырях. За разграблением Константинополя, одним из наиболее позорных деяний в Истории, последовало, как говорит Ибн аль-Асир, возведение на трон латинского императора Востока, Бодуэна Фландрского, власть которого румляне, конечно, никогда не признали. Уцелевшие представители императорского дворца обосновались в Никее, которая стала временной столицей греческой империи, вплоть до отвоевания Византии через пятьдесят семь лет.
Вместо того чтобы усилить франкские колонии в Сирии, поход на Константинополь нанёс им тяжёлый удар. Дело в том, что для множества рыцарей, пришедших в поисках удачи на Восток, греческая земля теперь открывала лучшие перспективы. Там было легче получить фьеф и стать богатым, тогда как узкая прибрежная полоса вокруг Акры, Триполи или Антиохии уже не казалась искателям приключений привлекательной. Ближайшим следствием отклонения похода стало то, что франки в Сирии лишились подкреплений, которые бы позволили им предпринять новую операцию против Иерусалима, что заставило их просить у султана возобновления перемирия в 1204 году. Аль-Адиль принял такое соглашение сроком на шесть лет. Хотя и находясь теперь на вершине своего могущества, брат Саладина никоим образом не желал бросаться в новые отвоевания. Присутствие франков на побережье его ничуть не беспокоило.
Франки Сирии в большинстве своём хотели, чтобы мир продолжился, но за морем, в первую очередь в Риме, думали исключительно о продолжении враждебных действий. В 1210 году королевство Акра досталось в результате брака Жану де Бриенну, шестидесятилетнему рыцарю, недавно прибывшему с Запада. Смирившись с обновлением перемирия в июне 1212 года сроком на пять лет, он неустанно отправлял к папе послов, настаивая, чтобы тот ускорил подготовку новой сильной экспедиции с тем, чтобы наступление можно было начать летом 1217 года. На деле первые корабли с вооружёнными паломниками прибыли в Акру с небольшим опозданием, в сентябре. За ними скоро последовали сотни других. В апреле 1218 года началось новое франкское вторжение. Оно имело целью Египет.
Аль-Адиль был изумлён и даже разочарован этой агрессией. Разве он не сделал всё возможное с момента своего прихода к власти и даже до этого, во время переговоров с Ричардом, чтобы положить войне конец? Разве он не терпел на протяжении долгих лет нападки религиозных людей, обвинявших его в том, что он изменил делу джихада ради дружбы с белокурыми пришельцами? Проходили месяцы, а этот больной шестидесятилетний человек отказывался верить приходившим донесениям. То, что банда разъярённых аламанов вознамерилась ограбить несколько деревень в Галилее, было делом обычным; это его не беспокоило. Но что после четверти века мира Запад начнёт новое массированное наступление, казалось ему немыслимым.
Однако сообщения становились всё более и более определёнными. Десятки тысяч франкских воинов собрались у города Дамьетта, охранявшего главное ответвление Нила. По распоряжению отца аль-Камиль выступил им навстречу во главе своих войск. Однако устрашённый числом врагов, он решил избежать столкновения. Он благоразумно разбил свой лагерь к югу от портового города с тем, чтобы поддерживать гарнизон, не принуждая себя к большому сражению. Город принадлежал к числу наиболее укреплённых в Египте. Вдоль его стен на востоке и на юге проходила узкая полоса болотистой земли, а на севере и на западе Нил обеспечивал постоянную связь с внутренними территориями. Город мог быть окружён только в случае, если бы враг стал хозяином на реке. Чтобы застраховать себя от подобной опасности, город располагал инженерной системой, представлявшей собой массивную железную цепь, закреплённую с одной стороны на городской стене, а с другой — в цитадели, выстроенной на островке около противоположного берега. Эта цепь преграждала проход по Нилу. Убедившись, что ни одно судно не сможет пройти, если не разорвать цепь, франки яростно накинулись на цитадель. На протяжении трёх месяцев все их атаки отбивались вплоть до момента, когда им пришла мысль соединить вместе два корабля и установить на них нечто вроде плавучей башни, достигавшей высоты цитадели. Они захватили её штурмом 25 августа 1218 года; цепь была разомкнута.
Когда почтовый голубь через несколько дней принёс известие об этом поражении в Дамаск, аль-Адиль был крайне потрясён ею. Было очевидно, что падение цитадели быстро повлечёт за собой падение Дамьетты и что ничто не сможет задержать захватчиков на пути к Каиру. Долгая военная кампания показала, что у аль-Адиля нет ни сил, ни желания руководить ею. Через несколько часов он скончался от сердечного приступа.
Для мусульман подлинной катастрофой было не падение речной цитадели, а смерть старого султана. В соответствии с военным планом аль-Камилю надлежало сдерживать врага, наносить ему ощутимые потери и мешать окончательному окружению Дамьетты. Напротив, по политическим обстоятельствам, начиналась неизбежная борьба за престолонаследие, несмотря на усилия, употреблённые султаном, дабы избавить своих сыновей от такой участи. Ещё при жизни он разделил свой домен: Египет — аль-Камилю, Дамаск и Иерусалим — аль-Муаззаму, Джазиру — аль-Ашрафу, а фьефы помельче — младшим сыновьям. Но он не мог удовлетворить все амбиции: хотя между братьями и царило относительное согласие, некоторые конфликты были неизбежны. В Каире многие эмиры использовали отсутствие аль-Камиля, чтобы попытаться посадить на трон одного из его младших братьев. Государственный переворот чуть было не осуществился, но проинформированный правитель Египта, забыв о Дамьетте и о франках, поднялся по реке к столице, чтобы установить там порядок и покарать заговорщиков. Захватчики без промедления заняли оставленные им позиции. Теперь Дамьетта была окружена.
Хотя и получив помощь своего брата аль-Муаззама, пришедшего с армией из Дамаска, аль-Камиль уже не мог спасти город и ещё в меньшей степени положить конец вторжению. Поэтому его мирные предложения были чрезвычайно щедрыми. Попросив аль-Муаззама разобрать укрепления Иерусалима, он направил франкам послание, заверяя их, что готов отдать им Святой Град, если они согласятся уйти из Египта. Но, чувствуя, что сила на их стороне, франки отказались начать переговоры. В октябре 1219 года аль-Камиль дополнил своё предложение: он отдаст не только Иерусалим, но и всю Палестину к западу от Иордана и в придачу Истинный Крест [49]. На этот раз захватчики взяли на себя труд изучить предложения. Жан де Бриенн высказался положительно, как и все франки Сирии. Но окончательное решение оставалось за неким Пелагием, испанским кардиналом, сторонником беспощадной священной войны, которого папа поставил во главе похода. Он сказал, что никогда не согласится на договор с сарацинами. А чтобы лучше обозначить свой отказ, он приказал незамедлительно начать штурм Дамьетты. Гарнизон, выкошенный боями, голодом и новой эпидемией, не оказал никакого сопротивления.
Теперь Пелагий решил овладеть всем Египтом. Он не пошёл прямо на Каир лишь потому, что было объявлено о предстоящем прибытии во главе крупной экспедиции Фридриха Гогенштауфена, короля Германии и Сицилии, самого сильного монарха Запада. Аль-Камиль, узнавший, конечно, об этих слухах, стал готовиться к войне. Его посланники отправились в страны ислама, чтобы призвать на помощь родных и двоюродных братьев, а также союзников. Помимо прочего он подготовил на западе дельты, неподалёку от Александрии, флот, который летом 1220 года захватил врасплох корабли Запада у Кипра и устроил им полный разгром. Лишив противников таким образом морского господства, аль-Камиль поспешил повторить своё мирное предложение, прибавив к нему обещание подписать перемирие на тридцать лет. Но напрасно. Пелагий усмотрел в этом чрезмерном великодушии доказательство того, что правитель Каира припёрт к стене. Разве не было известно, что Фридрих II получил в Риме императорскую корону и что он поклялся незамедлительно отправиться в Египет? Весной 1221 года или чуть позже он должен прибыть сюда с сотнями кораблей и десятками тысяч солдат. Ожидая его, франкской армии не следует ни вести войну, ни заключать мир.
