— Здрав будь, великий князь Дмитрий Иванович! Здоровья тебе, великая княгиня Евдокия Дмитриевна! — склонил голову Ярослав.
По довольному лицу своей боярышни Евдокия догадалась, кто перед ними. Улыбнувшись, она проворковала:
— И тебе здоровья, князь Яр! Только не придам ума: был гридь отца моего Ярослав, а стал князь татарский Яр! Не узнаешь молодца? — обратилась она к мужу.
Только теперь князь Дмитрий вспомнил новгородца-ушкуйника, что сказывал о походе на Сарай-Берке.
— Поначалу и не признал. Да ты ли это? — изумленно воскликнул великий князь и, обернувшись к боярам, приказал: — Не надобны! — Подойдя к молодцу вплотную, тихо спросил: — Не шутки ли ради назвался князем?
— Нет, Дмитрий Иванович. Князь ордынский и князь булгарский… Так Богу было угодно…
— И мой жених, — подала голос сияющая Ростислава.
— Подойди, — кивнул девушке великий князь и, повернувшись к Ярославу, спросил: — Ко мне по делу какому?..
— По делу, государь! Вельми важному: князь Дмитрий Константинович сосватал мне невесту — Ростиславу Ниловну. Батюшка твой, княгинюшка, и Нил Семенович скоро будут. Быть свадьбе. Вас же я и невеста моя Ростиславушка зовем на свадебную кашу, — отдали поясной поклон молодые.
— Что ж, — подбоченился Дмитрий, — приглашение ваше мне по сердцу. Да, Авдотьюшка?
— Так, Дмитрий Иванович! Свадьба — это радость великая! — подхватила великая княгиня. — Как не порадоваться, ведь Ростиславушка мне что сестра…
— Вот и славно, — полуобнял жену князь Дмитрий. — Ты сам-то где ноне голову приклонишь? — поинтересовался он у Ярослава.
— В гридницкой, со своими нукерами. Не привыкать, чай…
— Э, нет! Негоже князю с гридями почивать, не в походе… Займешь посольскую избу. А в вечо́р приходи в трапезную, попотчую хмельным медком, да поговорим о делах… И ты его, девонька, не держи, — шутливо погрозил он перстом зардевшейся Ростиславе, — натешитесь еще вдосталь, — и уже вдогон выходящим из думной палаты молодым выкрикнул: — Ты веры-то православной? Это я к тому, венчаться где будешь?
— Здесь! — донеслось в ответ.
3
Через четыре дня прибыл санный поезд. Дмитрий и Евдокия встречали гостей за воротами по осени поставленной проездной башни, новой и потому нарядной, отсвечивающей камнем и желтеющей настилом вершия из сосновых плах еще не покрытых железными листами.
По-родственному обнявшись, великий князь нижегородский похвалил:
— Добротно каменну крепость ставишь. Стены-то, поди, засыпаны, никакому тарану не осилить…
— Где земелька в стены уложена, а где и полы. Токмо там решетка кована стоит, — не скрывая радости, пояснил Дмитрий московский. Он был счастлив, что его труд оценен по достоинству. — Зима минует, продолжу крепость возводить!
Заметив среди встречающих Ярослава, князь нижегородский подозвал молодца:
— Сговорена девка? — спросил он тихонько. — Хотя чего я спрашиваю… И так видно по твоему довольному лицу. Со свадебкой не торопишься?
— Побыстрее бы! — сверкнул глазами Ярослав.
— Отца ждать из Новгорода не будешь?
— Не извещал. Путь долог, а здоровье у родителя недугом подточено. Хочу просить тебя, великий князь, и княгиню Анну быть мне посажёными отцом и матерью. Не откажете?
— Как тебе отказать… Князь Ачихожия строго наказал оженить тебя… — рассмеялся князь Дмитрий Константинович. — А ну как станешь ханом Орды!
Дмитрий московский, услышав имя Ачихожия, насторожился. Не удержав любопытства, спросил:
— Купцы сказывали, что с ханским послом ходил ты на булгар. Так ли?
— Все так, дорогой мой зять! С Ачихожием ходил и вот с ним, князем Ярославом. У меня свое войско, у него свое… Так вот рука об руку с татарами и шли походом…
— У тебя и войско есть? — удивленно поднял брови Дмитрий московский.
— Да какое это войско, — отмахнулся Ярослав. — Каких-то пять сотен… и те ханские.
— В Орде все ханское: и воины, и лошади… — задумчиво произнес Дмитрий Иванович. — Ты когда женишься, куда с молодой женой направишься?
— Коли князь Дмитрий Константинович дозволит, в Нижнем осяду. У дядьки моего, воеводы Данилы Петровича, дом большой. Пока там. А потом и свой поставлю.
— А почто не в Москве? Ставь терем здесь! Службу дам, и Ростислава при деле… — предложил князь Дмитрий великодушно.
— Благодарю, великий князь. Но не могу… Земля у меня в Булгарии. Как раз с землей нижегородской соприкасается. Хочу город ставить! Такой, как у тебя… каменный!
— Оно как! — покачал головой князь московский. — На каменный град и серебра надо немало, и людишек тысячи. Достанет ли?
— Людишек по весне по низовью скуплю. Много их в полоне мается, а что до серебра… то своего не достанет, есть кому помочь! — уверенно произнес Ярослав.
Так за разговорами прошли в кремль.
Жители московские были рады приезду нижегородцев и суздальцев. Все уже знали о свадьбе и радовались возможности повеселиться. Ведь последние два года только страдали: поначалу от моровой язвы, прокатившейся по Руси, затем жара несусветная и пожары добивали оставшихся в живых, да и ноне, кроме рвущих жилы камней, ничего не видел народец работный. А тут два великих князя с княгинями, бояре, воеводы, купцов с товаром понаехало, что блох в кудлатой дворняге, не счесть.
Наконец наступил день свадьбы. Накануне среди московских жителей было немало споров: откуда невесту забирать будут, где жених свадебный поезд обряжать намерен? Ведь и Ярослав, и Ростислава пришлые! Но рано утром все разрешилось.
Из терема боярина Семена Рогозина провезли постель на княжеский двор. Возок, груженный перинами и подушками, в окружении слуг боярских медленно продвигался по очищенной ради такого случая от снега улице. На облучке старший постельничий со святым образом в руках, а за возком — сваха — не великая княгиня нижегородская, а боярыня Февронья — дородная, голосистая, боевая. Во главе постельничего поезда — дружка, вызвался воевода Данила Петрович — важный, осанистый.
К полудню на Соборную площадь, народом заполненную, въехал свадебный поезд: в возке — красавица-невеста, верхом на аргамаке — жених. Паперть собора устлана камкой, атласом, под ноги жениха и невесты кладут ковер и пару соболей.
Сияющая от счастья Ростислава медленно выходит из возка и, опираясь на руку Ярослава, следует в храм.
— Глянь-ка, совсем девка стыд потеряла! Зубы кажет! — доносится до Ростиславы. — Ей бы голову пониже, да слезу пустить! Ведь к алтарю идет, не на посиделки…
«Глупые бабы! — мелькает мысль. — Счастье-то какое с милым венец принять!»
Шумит народ, галдит, рыгочет в предчувствии свадебной каши.
— Хороша девка! И жених хочь куда! Говорят, князь булгарский!
— Татарский! Из самой Орды!
— Да наш он! — кто-то уверенно говорит из толпы. — Рязанский!
— А что, мужики, попьем ноне во здравие молодых? Сладок, поди, медок княжеский, — заломив на затылке поярковую шапку, тряхнул кудлатой головой красномордый мужик.
— Попьем! — откликаются ему.
Вот и храм. Молодые поднимаются по ступеням на паперть по парчовой дорожке, проходят в распахнутые двустворчатые двери. Горят свечи. Священники, в золоченые ризы одетые, сосредоточенно строги. Обряд ведет сам епископ Алексий — высокий, осанистый, зычный.
Идет венчание чередом. И вот уже обводят молодых вокруг алтаря.
Малиновым звоном заливаются колокола. Молодые выходят из собора.
Свадебный поезд въезжает на княжеский двор. На пороге терема великий князь нижегородский с княгиней. Они целуют молодых, осыпают зерном, хмелем, золотыми и серебряными монетками, чтобы жилось сытно, богато, весело.
Расселись в палатах княжеских по свадебному чину, и начался пир.
Пили чаши заздравные, пили хвалебные, пили приветные… рекой лилось вино ромейское, меды сладкие, хмельные… шум, гам, ряженые, кругом голова… Свадьба!
Народ пировал на княжеском дворе, кому посчастливилось — в тепле: в гридницкой, в избе посольской, в огромном сеннике, откуда загодя убрали сено: от греха подальше… За хмельными чашами обсуждали молодых, дивились тому, что великие князья владимирский и московский Дмитрий Иванович и нижегородский Дмитрий Константинович приняли такое участие… Чудно́ это!
