Появление казаков, занявших также улицы, ведущие к вокзалу, — месту скопления готовившихся к выезду евреев, — быстро внесло успокоение. (Наверно, в «благодарность» за это, когда евреи пришли к власти, они пригово рили казачество к поголовному уничтожению?). К вечеру волнение почти улеглось, выезд прекратился и с 3–его числа жизнь также незаметно вошла в обычную колею, как незаметно всколыхнули ее тревожные слухи».
Кроме того, Коковцев, предупреждая эксцессы на местах, разослал губернаторам в районы «еврейской оседлости» телеграмму, требуя энергичных мер к предупреждению еврейских погромов, предлагая им в «выборе этих мер прибегать по обстоятельствам ко всем допустимым законом способам, до употребления в дело оружия включительно».
С текста этой телеграммы Коковцев и начал свой всеподданнейший доклад Государю, когда тот вернулся в Киев с маневров из Чернигова. Государь «г орячо благодарил за телеграмму губернаторам и за самую мысль вызова войск для предотвращения погрома, сказавши при этом: «Какой ужас, за вину одного еврея мстить неповинной массе».
Вероятно, за эти добрые дела и сочувствие Государя евреи потом отыграются и на Коковцеве, и на царе, уничтожив под корень весь царский род.
Государь вернулся из Чернигова 6 сентября. Прямо с дороги приехал поклониться праху умершего уже Столыпина. Завидев его, входящего в комнату, где покоилось тело Петра Аркадьевича, жена Столыпина, Ольга Борисовна, поднялась ему навстречу и громким голосом, отчеканивая каждое слово, сказала: «Ваше Величество, Сусанины не перевелись еще на Руси».
По — разному описывают очевидцы реакцию Государя на эти ее слова. Коковцев же не обмолвился ни единым словом. Но за этим его молчанием чувствуется невысказанная боль. Это мое личное впечатление. Оно может не совпадать с впечатлениями читателя. Хотя следующий абзац наводит на кое — какие мысли.
«Отслужили панихиду, Государь сказал тихо несколько слов О. Б. (Ольге Борисовне — жене Столыпина. — В. Р.) и, не говоря ни с кем ни слова, сел в автомобиль также с бар. Фредериксом, и в сопровождении второго автомобиля, в котором я ехал с генералом Треповым, вернулся в Николаевский дворец. От ворот дворца мы с Треповым уехали обратно, он довез меня до своего подъезда, я пошел к себе в банк и стал готовиться к отъезду царской семьи из Киева, который был назначен в тот же день, в 12 ч. утра».
Не надо быть тонким психологом, чтобы уловить в этом приведенном свидетельстве очевидца, что Государь был не в духе от слов Столыпиной. Человек он был в высшей степени образованный и отлично понял намек: «Сусанин — национальный герой. Он завел шляхтичей — иноземных завоевателей в дебри и тем спас Россию от нашествия». Намек вдовы, конечно же, наводил Государя на неприятные размышления: кем он пожертвовал, ради кого и ради чего?..
В книге «Из моего прошлого» Коковцев вспоминает, когда они провожали царскую семью на вокзал, его автомобиль попал на 6–е или даже 7–е место от царского: «…и когда я подъехал к вокзалу, то императрица, видимо, не входя в вокзал, протянула мне руку, и, когда я, сняв фуражку, поцеловал ее, она сказала мне тихо, по — французски: «Благодарю вас, и да хранит вас бог».
Чувствуется, что эта фраза царицы повергла в недоумение новоиспеченного Председателя Совета Министров, и он не совсем понимал, за что царица благодарит его. А ларчик, как потом выяснилось, просто открывался: она благодарила его за лояльное отношение с самого начала к инородцам всякого толка.
Они, инородцы, потом примерно «отблагодарили» и ее в подвале дома Ипатьева в Екатеринбурге.
Столыпина уже нет, но волны общественной бури, поднятой им, еще долго не улягутся.
Началась перетряска министерств. Министром внутренних дел вместо Столыпина, совмещавшего этот пост с постом Председателя Совета Министров, был назначен по предложению Коковцева Макаров. Утвердив его назначение, Государь пишет Коковцеву, выражая свое удовлетворение кандидатурой Макарова, что он уверен, что при нем (при Макарове. — В. Р.) министерство войдет в «свои рамки» и будет заниматься разрешением таких вопросов, которые давно запущены, и внесет больше «делового спокойствия» туда, где слишком развилась «политика и разгулялись страсти различных партий, борющихся если не за захват власти, то во всяком случае, — за влияние на министра внутренних дел».
«В этих словах, — пишет Коковцев, — было явное неодобрение политики только что сошедшего столь трагическим образом со сцены Столыпина, которому уже не прощали ни его былого увлечения Гучковым и октябриста ми, ни последующего перехода его симпатий к националистам, к которым питал тоже, по — видимому, мало доверия и даже сочувствия».
С другой стороны, началась критика нового Премьера.
«Вскоре же появилась статья Меньшикова (в газете «Новое Время. — В. Р.) с резким выпадом против меня, — пишет Коковцев, — за покровительство евреев, повторившая заметку «Киевлянина», что на выстрел Богрова я ответил защитою «киевских жидов».
Владимир Николаевич Коковцев искренне уважал и ценил Столыпина. И долгое время, если не всю свою деятельность на посту Председателя Совета Министров, находился под его «гипнотическим влиянием». При каждом удобном случае ссылался на него. За что однажды получил «выговор» от самой императрицы: «Слушая Вас, я вижу, что Вы все делаете, сравнивая между собой и Столыпиным. Мне кажется, что Вы очень чтите его память и придаете слишком много значения его деятельности и его личности. Верьте мне, не надо так жалеть тех, кого не стало… Я уверена, что каждый исполняет свою роль и свое назначение, и если кого нет среди нас, то это потому, что он уже окончил свою роль и должен был стушеваться, так как ему нечего было больше исполнять».
Очень похоже на известную на миру поговорку: «Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти».
Этот разговор между императрицей и Коковцевым произошел в Ялте в Ливадийском дворце в день именин Наследника, 5 октября. Всего через месяц после убийства Столыпина.
Государь «демонстративно», как пишет Коковцев, «пил за мое здоровье», а императрица, сев в кресло, настойчиво подозвала его к себе и у них состоялась долгая обстоятельная беседа. Часть которой «глубоко врезалась в мою память потому, что больно кольнула меня и показала всю странность натуры этой мистически настроенной женщины, сыгравшей такую исключительную роль в судьбах России».
Вот так расценил сам Коковцев характер императрицы, которую выслушал с большим вниманием и почтением. Но по натуре он был истинно русским человеком. И он не мог предать идеи своего великого предшественника, а потому оставался преданным ему до конца. За что и поплатился. Его в свою очередь не могла понять немка, а потому вскоре и он попал в немилость и был смещен с поста.
На этом замкнулся очередной причудливый круг царского «благоволения». Так было, так будет во веки веков и присно, если сильные мира сего будут ходить под «колпаком» у инородцев. На каждой земле должен править закон и буква того народа, который на ней живет, на этой земле. Иначе землю эту вечно будет палить геенна огненная.
Предательство своей земли, какими бы высокими идеями это ни обставлялось, никогда не останется без самого страшного возмездия.
И снова о Распутине.
Эта тема продолжает волновать людей в нашей стране и за рубежом. А нынче, в связи с раскрепощением печати, в свет вышло обвальное количество публикаций о Распутине. Причем, тон становится все мягче, переходя от однозначного осуждения «феномена» Распутина до его «романтизирования». Даже появилась водка «Распутин». Наряду с «Наполеоном» и «Николаем II». И тут рядом оказались.
История повторяется своей нелицеприятной стороной для тех, кто не делает выводов из ее уроков. Надо было довести до абсурда жизнь российского общества, чтобы дать дорогу Октябрю 1917 года. И теперь, похоже, дело идет к тому, чтобы жизнь российского общества довести до абсурда под флагом демократии. Вернее, под соусом демократии.
Август 1991–го и Октябрь 1993–го. Появится деятель или группа деятелей, которые доведут нашу жизнь до полнейшего идиотизма, а потом нам скажут (уже говорят): «Вы несостояв — шаяся нация. А потому вот вам усеченная до пределов Россия в районе Нечерноземья, вроде резервации, а лучше — белорусские болота — и возитесь там в грязи, стройте какой‑нибудь очередной Изм».
Появились уже публикации, в которых говорится, что готовится, якобы книга, в которой Распутин преподносится чуть ли не благодетелем России. Мол, раз российский Император верил ему и полагался на него больше, чем на родственников и царедворцев, то значит, в нем, в Распутине, что‑то было, характерное русскому духу. Это инфор мация для размышления несгибаемым монархистам. Мол, у вас ностальгия по монарху? Извольте иметь его в такой вот «упаковке». С Гришкой Распутиным в обнимку. Курам на смех. Как и в начале века.
