— Больше всего мне запомнилось, каким он был высоким и как на него было приятно смотреть. От его одежды исходил приятный запах амбры или мускуса. Я помню ладанку, которую он носил на шее, а на груди у него были вышиты жемчугом прямые линии.
— Все это вы могли узнать, глядя на его портрет.
— Конечно, — согласился он, и в его голосе не было обиды. — Но никакой портрет не подскажет, как оживала комната, когда он в ней находился. Или как самые обычные вещи становились такими интересными. Как он смеялся и заставлял Вилла Гастингса делать все скучные вещи вместо него. Когда у него было время, он так хорошо говорил о книгах, что мы тоже начинали любить их. Он всегда куда-то спешил: то на охоту, то с охоты!
— Тетушка Маргарита могла рассказать вам все это.
— Но она не могла заставить меня почувствовать все, что было раньше. Разве я не прав? Смех и чувство безопасности и любви! Когда я был маленький, он держал меня на коленях и позволял строить замки у него на столе. Я так боялся и радовался, когда он подбрасывал меня высоко над головой в воздух и восклицал своим громким голосом: «Клянусь дыханием Божьим, Вилл, этот мой младший парень — самый приятный компаньон для меня!» Всегда важно запомнить свои чувства и ощущения!
Елизавета наклонилась вперед — она была под впечатлением разговора.
— Из чего вы строили замки у него на столе? — спросила она.
Он сразу же остановился и неуверенно нахмурился.
— Я точно не помню. Прошло столько времени. Мне кажется, это были маленькие деревянные кубики или что-то еще в этом роде.
— Может, шрифты? — подсказала она. Елизавета слишком поздно осознала свою ошибку. Глупо задавать вопросы с подсказкой, а потом радоваться, что получаешь ответы!
Она так внимательно следила за ним, что поймала отблеск удовлетворения на его лице, но его голос был абсолютно ровным.
— Да, наверное, это было что-то наподобие этого, — сказал он и начал беззаботно вытаскивать содержимое своего кошелька, прикрепленного к поясу.
— Вы не помните, как смотрели на его похороны из окна? — продолжала расспрашивать Елизавета, и он сразу все описал. Но он был достаточно умен и в основном говорил о деревянном подобии короля, одетом в его королевские одежды. Естественно, именно это могло больше всего поразить маленького мальчика.
Он, между прочим, сказал о дыре, которую сделали в стене, когда они стали искать прибежища в аббатстве.
Да, подобную вещь вполне мог запомнить маленький мальчик. Но ведь и об этом ему могли рассказать! Она должна спросить о том, что ему никто не мог рассказать, кроме нее самой.
— Вы не помните, что я сказала вам, когда… когда мы виделись в последний раз? Когда вы выходили из дверей Вестминстерского аббатства?
Некоторое время он смотрел на нее. Казалось, он собирался что-то сказать ей, но потом передумал, видимо, решил не рисковать. Наконец он отрицательно покачал головой.
— Все было так давно, — прошептал он.
Но Дикон, который так сильно любил ее, обязательно запомнил бы!
Все было очень странно. Она могла поклясться, что он помнил некоторые вещи, но только до определенного предела, а не то недавнее, что было так памятно ей. Может, ее мать была права?
— Но вы должны помнить мадам Грейс, — спокойно поинтересовалась она.
— Грейс… Грейс… — повторял он. Похоже, он осторожно подбирал слова. — Мне кажется, я слышал это имя. Она всегда была у нас при дворе.
Если он и знал еще что-то о ней, то ничего не сказал.
— Говорят, что она была внебрачной дочерью моего отца и была предана моей матери. Та из милосердия вырастила ее.
Елизавета так хотела, чтобы он выдал себя, что низко наклонилась к нему, но он только отрицательно покачал головой.
— Вся моя жизнь — сплошные скитания, я провел ее в разных странах. Я встречала на своем веку столько разных людей, — объяснил он Елизавете. Что ж, он, наверное, был прав.
— Но, как и у меня, у этой Грейс был младший брат, — с намеком сказала Елизавета.
— Вы считаете, что я — это он?
— Мне кажется, вам столько разных людей рассказывали разные сказки для собственной выгоды, что вы…
— Что мне сейчас трудно понять, кто я такой, и…
—… чему верить!
Он так быстро подхватывал ее предложения и намеки. Он широко улыбался, когда по-своему переворачивал все, что она ему говорила.
— Значит, вы пошли так далеко, что позволяете себе думать, будто я один из внебрачных детей короля?! И что эта женщина Грейс послала меня к герцогине, выполняя последнее приказание вашей матери? Что-то чересчур сложно…
— Все это может быть правдой, как и все остальные истории.
Теперь они стали говорить очень быстро, иногда даже не заканчивая фразы. Так могут разговаривать только близкие люди. С тех пор как король Ричард отправился в Босуорт, Елизавета так ни с кем не разговаривала. Казалось, этот человек принадлежит к ее роду. Ей было легко с ним, он понимал ее с полуслова, но понимал намеки буквально и не усложнял разговор. Она не верила ему, спорила с ним, и тем не менее, он мог ее в чем-то убедить. Она с грустью поняла, какими далекими они были друг от друга с мужем: даже после многих лет совместной жизни их пустые разговоры не позволяли им проникнуть в мысли друг друга.
— Я не могу отрицать, что в вас, возможно, есть часть крови Плантагенетов, — заметила она.
Аромат липы наполнял воздух, ей было приятно смотреть на него, беседовать с ним, но у нее оставалось слишком мало времени! Елизавета позволила себе расслабиться. Она ленивым движением показала ему на скамью рядом с собой.
— Я рада, что вы можете побыть в этом саду, а не сидите все время в ужасной каморке, — пробормотала она.
— Милость короля ко мне неоценима, — ответил он. — Я надеюсь, к вам он добр?
— Добр? — Елизавета задумчиво двигала камешки кончиком туфли. — Если можно назвать добротой то, что он никогда не бывает грубым и не забывает о моих удобствах. Он никогда не забывает купить мне то, что обещал. Он никогда не забывает и о том, сколько заплатил за покупку! Он всегда записывает все, что я трачу, в свою маленькую записную книжку!
— Как ужасно!
— Наверное, это помогает ему забыть о тех страшных годах, когда он не мог ничем украсить свою собственную жизнь.
— Разве можно так говорить о своем муже? — засмеялся ее собеседник.
— Как же я должна говорить о нем? — Елизавета повернулась к нему.
— Никто не разбирает по косточкам любимого человека. Людей просто любят, вот и все!
— Но я и не говорила, что люблю его, — сказала Елизавета и, чуть подвинувшись, устроила голову на его плече.
— Разве у вас не было любовника? — спросил он, немного помолчав. — Вы так прекрасны…
Подобная мысль приходила ей в голову уже не однажды. Она покрутила носком туфельки и внимательно уставилась на нее.
— Разве женщина, которая находится в браке с Генрихом, может завести себе любовника?
— Думаю, нет. Его прощение еще более ужасно, чем злоба дядюшки Ричарда. Но женщина, созданная для любви, как вы…
— Я пытаюсь заполнить свою жизнь, — ответила Елизавета. — У меня есть мои дети. И существует множество приятных и забавных занятий…
— Они могли бы стать еще более приятными и забавными, если бы ими можно было наслаждаться вместе с любимым.
— О-о-о!
Она обратила внимание на тень со стороны аббатства. Ее драгоценное время истекло! Через несколько минут зазвонят к заутрене, и ей придется уйти. Елизавета почувствовала, как теплая и надежная рука ее собеседника легла на спинку скамьи у нее за спиной, и вдруг она осознала, что поспешно рассказывает ему о том, о чем не смела говорить со своими сестрами, в чем не признавалась даже своему духовнику.
— У нас нет ничего общего, кроме того, что мы напыщенно шагаем вместе по страницам истории в направлении великолепной гробницы, которую Генрих строит в Вестминстере. Вы ее не видели?
Он отрицательно покачал головой.
— Даже когда мы бываем вместе физически, это просто… рутина. Хотя мы и поженились, чтобы холить и лелеять розы Тюдоров, нам не следовало допускать, чтобы наши отношения сложились так. Разве я не права?
— Настоящая физическая близость — это когда ты полностью растворяешься в ней и находишь счастье в экстазе! Всепожирающий огонь, полнота отдачи, полное слияние духа и плоти.
— Так происходит у вас с Кэйт?
— Да.
— Пусть сейчас вам пришлось расстаться, и она может в любую минуту потерять вас навсегда… Она познала это! Она гораздо богаче меня, — вздохнула Елизавета.
— Бедная моя Бесс!
Ей показалось, что он губами коснулся ее волос. Даже если она не до конца верила… даже если ее милый Дикон был мертв, ей было приятно слышать, что он произносит ее имя так, как это делал Дикон! Так приятно, что она разрешила себе поверить… Пусть всего на несколько оставшихся у нее минут.
