Ознакомительная версия.
Между тем нашу резервную роту распределяют по специальностям. Особенно торгуются из-за медиков. Оно и понятно: не хватает медсестер, не говоря уже о врачах. Шутят, что те могут делать искусственное дыхание в противогазе.
По двору бегает собака, выглядящая здесь явным недоразумением, — йорк-терьер. В гараже убираются женщины. Там проход в помещения охраны комендатуры.
Во двор постоянно заезжают машины командиров. В них сидят люди, которые косят под чеченских героев. Они отпустили бороды и обрились наголо. Контрразведка предпочитает незаметные легковушки. Те, кому приходится много ездить по Донецку, стараются достать себе машины получше. Предел мечтаний — конечно, джип.
В шесть вечера — импровизированный молебен и крестный ход вокруг части, где расквартировано подразделение РПА, Русской православной армии, говорят, местного лидера по числу нарушений (формирование, известное своей жестокостью, изнасилованиями и пытками. — colta.ru).
Женщины, работающие в столовой, носят в качестве украшений браслеты из георгиевских ленточек. Ополченцы едят с оружием, положив автомат на соседний стул или прислонив к своему. Перед едой все желают всем приятного аппетита: «вежливые люди». Футболки с этой надписью и изображением ополченца в балаклаве, заботливо держащего на руках «калаш», пользуются успехом. Модно приклеить российские и ДНРовские триколоры на приклады.
Работает телевизор. Интервью с одним известным российским политиком, рассказывающим об успехах Кузбасса.
Другая столовая, уровнем повыше, — СБУ, через дорогу. На блокпосту сидит женщина средних лет. Она крашеная, в сером платье, закинула ногу на ногу, курит. Во дворе стоит джип с пулеметом «Утес» в кузове. Эту замысловатую штуковину ополченцы называют «утюгом»: она «утюжит» позиции противника. Что это, современная тачанка? Привет из лихих девяностых?
За обедом ополченцы хвастаются удалью: собирали арбузы с минного поля. Это мне напоминает игру в «Зарницу», как и пулемет «Утес» на джипе, и женщина в гражданском на блокпосту.
Утром — ОФП на стадионе. По дороге замечаю, что канализационные люки завалены мешками с песком, чтобы ими не могли для своих передвижений по городу воспользоваться «диверсанты».
Если про окна с выбитыми стеклами говорят «слепые», то здесь, в Донецке, много «подбитых». На одних наклеен крест-накрест, в несколько слоев, скотч, чтобы если и разобьются от взрывной волны, то, по крайней мере, без осколков. Другие окна закрыты листами фанеры или ДСП (некоторые — это отодранные задние стенки шкафов).
Недалеко от нашей части — троллейбусный парк. Сейчас из всего подвижного состава работает пятая часть. Остальные троллейбусы — днепропетровские «зиушки» — стоят без дела. Они выстроены по-военному в длинные и ровные колонны.
Во время зарядки выясняется, что вояки из нас, прямо скажем, так себе — кто-то не умеет подтягиваться, у кого-то незаживший перелом. Если верить разговорам, только у одной пятой бойцов ДНР есть за плечами военный опыт.
Тем временем — новые разговоры. Ополченец из Харькова, Кобра, который вывел нас из части в город получить удостоверения и купить местные СИМ-карты, говорит, что Украина воюет руками олигархов. Ринату Ахметову было жаль его кровную «Дон-басс-Арену», вот по ней не стреляли, только один шальной снаряд (с тех пор «Донбасс-Арену» неоднократно обстреливали. — соШ. ги). А кто-то из местных воротил потерял на закрытии торговых центров. Походя упоминает о российских «Ураганах», которые, как считает Кобра, придвинули к границе российские олигархи.
Вечером рассказывает другой ополченец, Туз: «диверсантов» в Донецке пока не удается уничтожить, местные ОПГ (организованные преступные группировки. — Авт.) рядятся под бойцов ДНР и отжимают у мирного населения машины, а то и квартиры. Сами же «диверсанты», судя по всему, — профессиональные минометчики, возможно из местных, вооружены то ли 82-миллиметровым «подносом», то ли американской мортирой, передвигаются на грузовой «газели», огонь ведут из закрытых дворов, где нет поблизости блокпостов.
По словам Туза, треть населения Донецка была настроена пророссийски, другая — проукраински, а еще одна пыталась стоять над схваткой. Сейчас в городе остались люди только из первой группы, население наконец объединено. Откуда же «диверсанты»? Этот неудобный вопрос я так и не задаю.
«Яма»
На «Яме» — военной тюрьме бывшей СБУ, нынешней госбезопасности — я оказался вечером на следующий день после приезда. Сразу отмечу, что до конца не уверен в последовательности всего, что там случилось.
Составляют рапорт о моем задержании. В написанном с ошибками тексте мое внимание привлекает заголовок: «бывшая СБУ».
Кажется, что ДНР сама еще не определилась, как называть свою собственную службу безопасности. Хотя отказ от украинского прошлого очевиден: Донецк словно движется назад во времени, набирая скорость, обратно в 90-е, а затем и в СССР, минуя «незалежную».
У меня отбирают личные вещи. К сумке приклеивают бумажки с моей фамилией. Телефон выключил и вместе с деньгами (сумму тщательно пересчитывают) кладу в файл, который при мне заклеивают скотчем. По дороге в камеру я замечаю, что к ножке стола, стоящего поперек дверей лифта (им не пользуются — доступ на некоторые этажи ограничен), привязана веревка с петлей. Мне очень страшно. В завязавшемся разговоре конвоиры меня поправляют: «ДНР, а не Донецкая область». Шутят: «Днепрожидовск».
Камера, в которую меня приводят, представляет собой прямоугольник три метра на полтора, без окон. Здесь нельзя ни встать в полный рост, ни вытянуться на полу, с относительным удобством можно только сидеть. Десять заключенных лежат не вдоль, а поперек камеры, подогнув ноги под себя или задрав их на противоположную стену. Иначе мы все просто не уместимся.
Как ни странно, в «Яму» новости доходят очень быстро. Узнаю последние: в батальоне «Кальмиус» служит около сотни «голубых беретов», а на днях приехало добровольное пополнение в полтысячи человек из Одессы. Говорят про масштабы бегства из Донецка: в доме из 144 квартир свет по вечерам включают только в четырех.
Мои сокамерники: Михаил, бывший шахтер, матерившийся на блокпосту и получивший за это неделю; еще один шахтер, Ваня, служил в особом подразделении практически полностью из горняков, он слишком хорошо знал устав караульной службы, убил в карауле одного сослуживца и ранил другого, не отвечавших на пароли, за это Ваню жестоко избили и прострелили ногу, он провел месяц в одиночке без света в Куйбышеве, а теперь переведен на «Яму»; другой мужчина громко ругался с женой, чем привлек внимание соседей, посчитавших своим долгом сообщить куда следует (это тоже причина); дончанин, опрометчиво сфотографировавший по просьбе незнакомой девушки ее дом в подвергавшемся обстрелу районе, чтобы переслать ей фото, его задержали бдительные местные жители и быстро вызвали патруль ДНР. А еще он состоял в проукраинских группах «ВКонтакте». За это, наверное, он и был жестоко избит. Об остальных я еще расскажу.
Меня вызывают на допрос. В вину мне вменяется то, что я не рассказал по прибытии о своем журналистском опыте. Говорю, что упомянул об этом не раз, добавил, что по образованию историк. Меня допрашивают с пристрастием, трое. В Ростове в магазине спецодежды я успел купить последнюю тельняшку — крапчатобелую. Теперь ко мне подходит мужчина, который поигрывает боевым ножом и интересуется, знаю ли я, чью тельняшку посмел надеть. Я говорю, что нет, не знаю. Он рассказывает мне о «краповых беретах». Нож блестит под ярким электрическим светом, и я понимаю, что человеку напротив ничего не стоит перерезать мне горло. Я предлагаю сейчас же снять с себя тельняшку. «Это на будущее», — говорит он и уходит. Немного позже уводят и меня. Обратно в камеру. Про себя я благодарю Бога, что меня не бьют. По крайней мере, пока.
Две главные категории, на которые делят почти всех подозреваемых, — корректировщики и наводчики (в местной номенклатуре военных преступлений это почти одно и то же). Законы здесь жесткие, и их легко нарушить. А еще ничего не стоит подставить человека. Бьют не с целью выбить нужные показания или чистосердечное признание, а, кажется, чтобы получить удовольствие.
На следующий день выводят в туалет. Вечер. У лифта, под столом, кровь. Кровавые следы ведут к лестнице. В коридоре избивают очень редко, только особо отличившихся. И то — вряд ли это делают конвоиры. Выходит, кто-то из следователей посчитал нужным продолжить допрос.
Еще одного парня запускают уже после меня. Он поехал в Донецк за вещами из относительно спокойной Авдеевки, на блокпосту его задержали, по мнению ополченцев, карта в его машине была слишком подробная. Били, но не сильно. Машину на ночь «отжали».
Ознакомительная версия.
