Ознакомительная версия.
Наверное, именно здесь, в бывшем «дворце Таруты», я встречаю самых идейных людей, которые готовы трудиться ради победы ДНР сутки напролет, не уходя с рабочего места. В двух-трех отделах на ночь остаются не только дежурные, но и простые сотрудники. Зарплаты здесь не получает никто, все состоят на довольствии. Возможно, в каком-то смысле это и обостряет конкуренцию. Начальству достаточно упомянуть о «Яме», чтобы напрочь отбить у подчиненных инициативу и желание что-то делать на свой страх и риск. А работы между тем много: хоть и действует режим прекращения огня, снаряды рвутся в Донецке каждый день, а ночью можно сверять часы с началом обстрелов украинской артиллерией. Изредка стреляют залпами, так как слишком велика вероятность промахнуться. Одно дело — попасть в жилой район единичной миной, снарядом или даже ракетой и совсем другое — накрыть несколько домов залповым огнем.
Утром, после летучки, наша первая (и тяжелая) задача — выехать на места обстрелов. Иногда на это может уйти весь день, если речь идет об удаленных от самого Донецка населенных пунктах. Вместо «информационного повода» здесь «информационные точки»; слишком часто ими оказываются разрушенные дома и убитые мирные жители. Несмотря на войну, привыкнуть к ежедневной гибели людей невозможно. При этом потери в корреспондентском отделе, как, зевая, сообщил один из наших начальников, доходят до 40%...
Одно российское издание первой величины предлагает целую полосу под перепечатку новостей из ДНР, но руководство не готово принять в сжатые сроки столь важное решение. Еще бы — всем надо со всеми посоветоваться, но на деле боятся подставы. Подставить и подставиться здесь можно в любой момент, главное — непонятно, с какой стороны ждать опасности. Разведка и контрразведка действительно работают хорошо. Сталинизм здесь у многих в головах.
Я дежурю, принимаю звонки. В отдел военных корреспондентов иногда звонят просто потому, что не знают, где еще помогут. Портниха жалуется на ополченку, которая не хочет платить за пошив одежды. У пожилого человека сын был задержан в комендантский час, ему предложили на выбор — «Яма» или ополчение, он предпочел стать добровольцем. С тех пор прошла неделя, он числится пропавшим без вести. Хозяйка торговой точки на рынке сообщает о людях в камуфляже, которые вскрыли склад и конфисковали почти весь товар.
На первом этаже лежит гуманитарная помощь. Ее очень много, русские — добрый народ. Распределение идет медленно. Волонтер лениво нарезает несколько кругов по двору на велосипеде. Часть вещей из одежды и обуви оказывается перепроданной на рынках. Не прописанные до конца компетенции и юрисдикции приводят к тому, что не всегда можно получить со склада гумпомощи, скажем, минералку, без которой не обойтись на выездах в задымленные места. Попадаются удивительные вещи: пачка ламинированных картонных иконок с ликом Николая II, прославляемого почему-то как «царь-воин», с 90-м псалмом на обороте и акафист воину Евгению Родионову.
Во время одного из выездов встречаю у здания бывшей СБУ сбившихся в кучку женщин. Это жены, матери и сестры пленных украинских военных. Во дворе пресс-центра, под навесом у гаража, развернут своего рода «военно-полевой музей»: остатки ракеты, неразорвавшиеся гранаты, пули, есть даже несколько гранатометов. А «музейные экспонаты» можно в самом Донецке обменять на что-нибудь стоящее. Для начальства, разумеется.
На одном из выездов попался неразорвавшийся снаряд. Знакомый с военной техникой парень с ходу определяет, что он без взрывателя, безопасный. Раз он такой умный, наши начальники отходят в сторону, а ему дают трос, чтобы он эту самую ракету и доставал. Он оказывается прав. Сегодня.
В столовой «дворца Таруты» есть настоящая фреска, на которой изображена Богоматерь. На стойке бара — бумажный журавлик, сделанный из газеты. На его крыле — фотография Игоря Стрелкова. За столом случайно встречаются бывшие одноклассники, которые работают в соседних отделах. Парни флиртуют с девушкой, интересуясь, сколько ей. «А сколько дадите?» — «Двадцать? Двадцать два? Двадцать четыре?» — «Я еще диплом не получила, — смеется девушка. — У нас, конечно, есть, кто уже замужем и с детьми. И даже развестись успели. Кому что надо. Я хочу сначала послужить». Не сразу, но я понимаю, что она похожа (или хочет казаться похожей) на нынешнего прокурора Крыма.
У нас трехразовое питание, готовят вкусно, еще и добавку дают. Правда, дня три подряд не было свежего хлеба — ракета угодила в хлебозавод. Но чувство голода не покидает, и раз в несколько дней мы всем отделом берем в складчину курицу. Особо ценится сгущенное молоко. Вечером в гараже «дворца Таруты» ополченец усердно намывает командирскую машину. Другой ополченец «отжал» «Мини-Купер» с рекламой «Ред Булла». Огромную рекламную банку, понятное дело, снял, так что сзади образовалось свободное пространство, в которое так и напрашивается пулемет. Машина перекрашена в камуфляжные цвета. Наверное, в целях особой безопасности: на ней время от времени подвозят девушек в миниюбках и на каблуках.
На следующий после дежурства день у меня выходной. Мы с другом идем на «Яму» с передачей — проведать наших бывших сокамерников.
Я сижу на скамейке во внутреннем дворике бывшей СБУ Даже не верится, что у такого здания может быть внутренний дворик, да еще и с часовенкой и складом для еды. И все же. Рядом со мной бутылка «Байкала». Предлагаю ее знакомому конвоиру. Тот с жадностью прикладывается, делает пару больших глотков. Дела у него так себе. Одного задержанного сегодня недосчитались. За это всему караулу грозит «Яма». На неопределенный срок. Боевые выезды у них случаются, но редко. Основное время они — охранники здесь, в здании СБУ Он звонит кому-то по телефону, негромко ругается. Уходит.
Я жду своего друга, который ушел с передачей. Я не могу быть уверенным в том, что его не задержали. Мне страшно. Ко мне подсаживается еще один ополченец. Протягиваю ему «Байкал», он отказывается. Только что поел. В столовой бывшей СБУ сегодня вкусно кормят. Видимо, в честь того, что аэропорт все-таки переходит в «наши» руки (на начало 2015-го аэропорт так и не взят. — Прим. ред.). Вчера взяли шестерых корректировщиков, из-за которых погибли мирные люди на Путиловском рынке. Ополченец жалеет, что их сразу же не поставили к стенке. Говорит: «Но ведь тем мы и отличаемся от врага, что не устраиваем самосуд, правда? Пусть это они несут варварство, а мы — цивилизацию».
Эхо выстрелов теннисным мячиком прыгает в колодце четырех стен здания СБУ. Залпы сменяются автоматными очередями. Интересуюсь, когда же в итоге будет генеральный штурм аэропорта. Должен был быть ночью, но перенесли. Изначально, еще после Славянска, там засел «Азов» (в действительности Донецкий аэропорт защищают ВСУ и отряды «Правого сектора». — colta.ru), а недавно к ним прорвалось подкрепление со стороны Авдеевки — ходят слухи, что среди них есть и наемники. Ополченец продолжает: кстати, о птичках. Вроде бы на вооружение ВСУ уже поступила натовская техника из США и Германии. Что ж, тем больше будет ее у ополченцев. А еще, говорят, негров все-таки видели. Они же здесь наемники, поясняет ополченец, из США, а там за деньги маму родную продадут. Сам он вступил в ряды Народного ополчения Донбасса не только чтобы родину защитить (хотя это, разумеется, главное), но и чтобы увидеть все своими глазами, узнать, как оно на самом деле. Да, в украинские СМИ не верят уже давно. Его родственников спасает только кабельное телевидение, благодаря ему у них есть доступ к российским каналам, которые, как уверен ополченец, показывают всю правду без прикрас. А впрочем, ладно: ополченец докурил и сейчас хочет поспать хотя бы несколько часов перед ночным дежурством. Может, этот сон спасет его от смерти?
Хотя и сегодня ночью их командир приказал всем спать в одежде — был риск налета авиации ВСУ Миновало.
А я остаюсь сидеть в одиночестве и ждать. Новых залпов, взрывов, автоматных очередей. И друга, который ушел повидать сокамерников и отнести им передачу. Но вообще-то мне пора. Вообще пора.
С отъездом у меня проблем не возникло. Ополченцы у границы вежливы, вещи перебирают тщательно и аккуратно. Дают нам, пассажирам автобуса Донецк—Ростов-на-Дону, время сложить все на место. Моей соседкой оказывается женщина-педиатр, которая едет к детям. С отцом и Донецком она прощается со слезами. От нее я слышу знакомые слова: «Только бы Россия еще помогла». Автобус едет вперед, скоро за нашими окнами начнется Россия.
Владимир Максаков,
11 ноября 2014
«Я — тривожна натура», — іронізує Геннадій Корнєв. Він називає себе «інтелігентом в окулярах» й чимось нагадує персонажів Вуді Аллена. Корнєв — стипендіат Фулбрайта, працював у компаніях РоскеЛоок та «Київстар». У нього двоє дітей: дівчинці 4, хлопчику півроку. Корнєв пішов на фронт добровольцем через три місяці після народження молодшого. Розповідає про все без пафосу. Про «піджаків» з мікрохвильовками замість тактики, про солдатів-дітей, невинних алкоголіків, мишей-диверсантів, страх змій.
Ознакомительная версия.
