Через некоторое время на волжском берегу опять стояли татарские лучники, но несколько помятые и без луков. Луки и колчаны со стрелами были свалены в кучу тут же, у воды.
Приняв на борт тысячника Асана, Ярослав подверг его спросу. Тысячник повинился, ссылаясь во всем на Первуна. В конце разговора князь Яр приказал:
— Пойдешь також втае. Иди к Укеку. Там меня жди. И еще вот что: пошли добрых охотников, мне надобны десять лисьих хвостов. Как добудут, пусть выйдут к берегу. Я приму.
Как и заверил начальник ордынской заставы, лодии Ярослава до самого Укека не останавливали, так как на мачтах красовались под ветром лисьи хвосты — своеобразный пропуск. В Укеке и правда пабусы были остановлены и препровождены к пристани. Ярослав не противился. Его целью и было попасть в город. Укекский управитель Аль-Марус, просмотрев поданную Ярославом княжескую грамоту, определил его гостем и пригласил на трапезу в свой дворец. Во время обильного и щедрого застолья Аль-Марус рассказал, что по воле хана Тохтамыша ни один русский вверх по Волге пройти не должен, а кто идет водой или посуху, оказывается в земляной тюрьме.
— А как же купцы? Их во все времена не трогали, ни один хан…
— Да, но хан Тохтамыш решил так. Его воля для меня закон!
— Почто же хан так суров с торговыми людьми? Купцы что булгарские, что арабы, что русские… они не имеют родства. Для них главное купить подешевле, продать подороже.
— Это так, — согласился Аль-Марус. — Но многие купцы — ведчики княжеские. Потому хан и приказал держать их в порубе.
— Не иначе хан в поход на Русь собирается, — предположил Роман.
Укекский управитель ничего не ответил, но и так было ясно: Русь ожидают тяжелые времена. Прощаясь, Аль-Марус как бы между прочим заметил:
— Воинов с тобой маловато. Сторожко держись. Ноне на Волге неспокойно. Остатки Мамаевой орды промышляют, как бы не случилось беды.
— Спасибо тебе, — на русский манер поясно поклонился Ярослав. — В знак благодарности прими подарки.
По знаку Ярослава в трапезную гриди внесли три золоченых подноса, на одном из которых стояли два больших золотых кубка, на другом — меч в отделанных каменьями ножнах, на третьем — шелом тонкой арабской выделки.
— До Сарай-Берке я не пойду, — продолжил Ярослав. — Негоже оставлять землю без присмотра в столь тревожные времена. Потому вернусь в Ошел.
— Если даже я в знак особого к тебе расположения разрешу пойти Волгой вверх, то заставы на воде не пропустят.
— И что же делать? — разочарованно протянул Ярослав. — Не ждать же мне, пока хан Тохтамыш решит пойти на Русь.
— Есть более скорый путь: в Укеке отдыхает ханский посол Акхозя. С ним семь сотен нукеров. Хан Тохтамыш отправил Акхозю на Русь за выходом. Завтра посол уходит из Укека. Он — князь, ты — князь, договоритесь. Людей у тебя немного, лошадей и здесь купить можно. Подумай.
Ярослав еще раз поблагодарил укекского управителя и отбыл на пристань к своим гридям. Еще до вечера Ярослав продал пабусы, купил сотню лошадей. Стоило ему только выехать за пределы города, как тут же был остановлен разъездом ошельской тысячи.
— Возвращаемся! Пойдем ночью.
— Что делать с разъездами хана Тохтамыша? Сюда шли, обходя их, чтобы себя не выказать…
— Если встанут на пути, рубить! Где Асан?
— Под городом у Волги. С ним два десятка воинов.
— Пошли кого-нибудь за ним. А мы пождем здесь, — распорядился Ярослав. Но посылать никого не пришлось. Из ближайшего распадка вынырнул тысячник с нукерами.
— Ты чего не с войском? — укором встретил его князь.
— Я подумал, князь, что ты захочешь узнать, где купцов русских держут, — хитро усмехнулся тысячник.
— Узнал?
Асан кивнул.
— Охранников всего десять. Вблизи поруба воинов на постое нет. Правда, в порубе томится поболе сотни…
— В орде заводных лошадей много? — поинтересовался Ярослав, но Асан уже все понял.
— Всем хватит. Он, — тысячник ткнул пальцем в стоявшего рядом с ним воина, — выведет из поруба полоняников. Кони будут дожидаться здесь. Мы же потихоньку поедем. Догонят.
Ярослав лишь кивнул. Асан его понимал без слов — по одному движению бровей, по взгляду… В ошельской орде князя любили, ему верили, за него готовы отдать жизни. Старейшины, сравнивая его с князьями и ханами, говорили, что князя Яра им послал бог Раклиа — родовой бог и только с ним, Яром, род будет множиться и процветать. И без пророчеств старейшин ордынцы видели, как богатеет их род, тучнее становятся табуны лошадей, стада коров, овец, как все большее количество воинов переселяется из походных кибиток в добротные теплые рубленые избы, что им уже не грозит голод в холодные зимы, а помимо кобыльего молока и мяса они стали есть хлеб, рыбу, мед… Детишки сыты, обуты и одеты!
Ярослав торопился: надо было упредить великого князя нижегородского Дмитрия Константиновича, великого князя московского Дмитрия Ивановича. Но не войско, но Акхозя — посол Тохтамыша и еще неизвестно во что его появление на русских землях выльется. Ярослав знал, что еще одного такого сражения, как на поле Куликовом, Русь не выдержит. Обеднела Русь защитниками, полегли лучшие в донской степи… Знает ли об этом Тохтамыш? Не с целью ли разведать силы князей русских направляется ханский посол?
3
Дмитрию Константиновичу шел шестьдесят первый год. Что ж, он многое сделал за восемнадцать лет своего княжения: вырастил сыновей, выгодно выдал замуж дочерей, дождался внуков, построил каменный кремль, возвел немало церквей и соборов… Что еще нужно человеку? В прошлом году тихо ушла из жизни княгиня Анна, пора и самому на покой. Великий князь был спокоен за будущее княжества: сын Василий крепко стоял на ногах, его во всем поддерживал младший сын Семен, да и брат Борис Константинович — князь Городецкий, был еще в силе. И, как снег на голову, в Нижний прискакал князь Ярослав с тревожными вестями: ханский посол Акхозя идет за выходом.
— Я дорожу твоей дружбой, великий князь. Хочешь, я со своими нукерами еще на подходе в твои земли перебью ордынцев хана Тохтамыша, — предложил Ярослав. — Никто живым не уйдет.
Подумав, Дмитрий Константинович отказался от помощи:
— Склоненную голову меч не сечет. За послом стоит хан Тохтамыш, а он не Мамай. Тохтамыш из чингисидов, его признала степь. Значит, коли пойдет хан на Русь, за ним последуют все ордынцы. Мне ли со своими гридями супротивничать?
— Как знаешь, великий князь. Позови только…
— Знаю о том, Ярослав, и благодарен тебе… Но я стар, нет уж сил прежних, а у моих сыновей, кроме юношеского задора, ничего нет — войска нет. Чует сердце, скоро покину этот мир. Одна просьба великая к тебе: помоги моим сыновьям, коли нужда в том будет. Ты честен, сердцем чист, ты не обманешь и не предашь. Прощай, князь Яр. Бог любит тебя!
Ярослав расцеловался с великим князем трижды, поклонился поясно и направился к двери горницы. Уже на самом пороге обернулся: Дмитрий Константинович сидел чуть сгорбившись, уставя взор в оконный проем. Болезненно сжалось сердце… Ярослав почувствовал, что видит его в последний раз.
Акхозя появился в Нижнем через две недели после того, как Ярослав оставил город. Посол был тучен телом, чванлив, заносчив. Он негодовал. На подходе к стольному городу на его охрану напали местные мужики, были отогнаны стрелами, но успели два десятка нукеров поранить. Для сбора дани он дал великому князю пять дней. Расположившись в княжеском тереме со своими нукерами, он пировал, протрезвев, задирал прислугу, прогуливаясь по городу, хватал понравившихся ему девчонок и молодых женщин, которых отпускал, лишь насладившись телом. Великий князь терпел, радуясь одному, что его сыновья в Городце и не видят этого унижения и позора.
Дань была собрана к сроку: меньшая, чем ранее, но и дворов в княжестве стало намного меньше. Посол, осмотрев выход, остался доволен. Приказав снарядить три лодии, он загрузил добычу, сотню нукеров и отбыл в Сарай-Берке. Шесть сотен воинов, во главе с князем Махедом отправил далее в стольный град Владимир и Москву. Но на пути к Владимиру отряд татар дважды подвергался нападению. Князь Махед, испугавшись за свою жизнь, приказал повернуть. Пройдя Нижний стороной, татары ушли в рязанские земли.
