На колеснице сидела царица святой земли Кем, а по обеим сторонам стояли две девушки в греческих одеждах, обмахивая ее опахалами.
Клеопатра казалась богиней, сошедшей на землю: на ее голове чешуей переливалось покрывало Изиды, блестели золотые рога, а между них — серп месяца с уреусом, обвитым вокруг головы. А сквозь покрывало Изиды просвечивала золотая шапочка, из-под которой виднелись черные косы. На шее царицы ярко сверкало ожерелье, на руках — золотые браслеты с крупными драгоценными камнями. В одной руке она держала крест жизни, в другой — скипетр. Ее одежда была усыпана мелкими хризопрасами.
Приветственные крики огласили улицы:
— Слава царице земли Кем!
— Слава дочери Лагидов!
Клеопатра приветливо кивала направо и налево.
— Помнишь, Хармион, жреца Сераписа? — шепнула она, обратившись к румянощекой девушке с локонами. — Он уверял, что египтяне меня ненавидят… Но это ложь! — возвысила она голос. — Слышишь, как меня встречает, как приветствует народ?
— Госпожа и царица, — опуская глаза, ответила Хармион. — Вижу, слышу и недоумеваю.
— А твое мнение, Ирас?
— Я тоже недоумеваю, — ответила гречанка, переглянувшись с Хармион. Девушки знали, что, по приказанию Антония, были подкуплены сотни людей, которые должны были кричать приветствия царице, и только эти люди были допущены на улицы, по которым проезжала Клеопатра, а остальное население отстранено от встречи с царицей.
Колесница проехала. За ней шли крепким тяжелым шагом римские легионарии, бородатые ветераны, пожилые и седые, с гордо поднятыми головами, а за ними важно шествовали слоны, окруженные римскими всадниками. На слоне, выступавшем впереди, сверкала золоченая беседка, и из нее выглядывал Антоний: глаза его смеялись, и белые зубы сверкали на фоне черных усов и бороды.
Атуя вскрикнула, узнав господина, и радостно замахала обеими руками. Халидония, с исказившимся лицом, дёрнула ее за плащ.
— Тише, — молвила она, задыхаясь.
Но Атуя не слышала, — Антоний узнал ее и посылал поцелуи, как озорной мальчишка. Она зарделась и смущенно обернулась к Халидонии.
— Что с тобой? Тебе нездоровится?
— Отстань, — резко ответила Халидония: лицо ее было бледно, губы подергивались, глаза потемнели.
— Куда ты? — вскричала Атуя. — Подожди. Пусть господин наш проедет…
Халидония, не слушая ее, зашагала по улице. Атуя осталась, продолжая смотреть на царский выезд. Из беседы городских стражей она узнала, что Клеопатра переезжает из Лохиасекого дворца во дворец, находящийся против острова Антиррода, и думала: «От дворца недалеко до храма Посейдона и до театра: я увижусь с Антонием, буду чаще встречаться». Она последовала за всадниками, замыкавшими шествие.
У дворцовых ворот Атуя увидела Эроса. Он беседовал с начальником стражи. Атуя, дрожа от нетерпения, подбежала к нему, не слушая непристойных шуток воинов, указывавших на ее большой живот.
— Господин мой, я хочу видеть царя. Эрос обернулся, узнал ее.
— Привет тебе, госпожа моя! — тихо сказал он. — Ты неудачно выбрала время — царь отправился во дворец.
— Господин мой, найди его, ради богов, и он отблагодарит тебя…
Подумав, Эрос шепнул:
— Завернись получше в плащ и следуй за мною. Они прошли в ворота, и Эрос, остановившись у садовой ограды, вызвал главного садовника.
— Проводи госпожу в зеленую беседку, но никому не говори, что она там, — так приказал царь.
Долго ждала Атуя. Изредка она слышала голоса женщин и забивалась в темную глубину беседки, боясь, что ее узнает кто-нибудь из приближенных царицы. Наконец послышались тяжелые шаги, мужские голоса, и она увидела на дорожке Антония и Эроса.
— Здесь? — спросил Антоний.
— В беседке.
Антоний поднялся по ступенькам и в ту же минуту ощутил теплые губы на своей руке. Отдернув руку, он поднял Атую.
— Я рад тебя видеть, Атуя. Я тебе нужен?
Она испугалась, что он рассердится, и бросилась перед ним на колени.
— Прости меня, господин! Но я соскучилась по тебе… Я не хочу жить с Халидонией… Я боюсь ее…
И она рассказала, захлебываясь рыданиями, что Халидония ненавидит ее, ревнует к господину, повторяет его имя и сквозь сон проклинает ее, называя сукой.
«Возможно ли? — думал Антоний. — Бедный Эрос! Сказать ему? Или умолчать? Куда отправить Атую?»
Мысли прыгали в голове. Он торопился к Клеопатре, и торопились мысли.
Приласкав наспех Атую, Антоний приказал Эросу вывести ее из сада и в лектике отправить домой.
— Проводи ее сам, Эрос! Сегодня ты мне не нужен. Можешь спать со своей женою. А завтра я наведаюсь к вам и поговорю с тобой, Атуя!
В лектике, несомой сильными понтийцамй, Эрос старался выведать у Атуи, зачем она виделась с Антонием. Стоя у беседки, он слышал обрывки ее речей и понял, что Атуя жаловалась на Халидонию, которая ревновала ее к господину.
«Неужели к Антонию? — думал он. — Следовательно, не меня, а его любит она… А я ей верил… Она не забыла его и, видя любовь Антония к Атуе, ревнует. О, боги! Если это так, пусть скажет, и я прогоню ее — лучше сразу узнать правду, чем узнавать ее постепенно, мучаясь и догадываясь…»
Всхлипывая, Атуя рассказала ему все, что знала и предполагала.
— Ничего, — улыбнулся Эрос, чувствуя, как голос застревает у него в глотке. — Ничего, — повторил он, — она образумится и не будет тебя преследовать. Говоришь, не преследует? Тем лучше, у нее есть муж, и жена, помышляющая о другом при живом муже, достойна порицания или наказания. Но не бойся, госпожа, я не буду пенять на нее за любовные сновидения, пусть грешит во сне, лишь бы не допускала себя наяву до непотребства.
— О, нет, господин мой! — вскричала Атуя. — Пощади ее и не гневайся. Она хорошая женщина…
Лектика остановилась церед домиком.
— Войдем, — сказал Эрос, отпуская понтийцев. — Она еще не спит, хотя уже ночь.
Халидония встретила мужа и Атую неприветливо. Лицо ее было сумрачно; она избегала смотреть на мужа, а на Атую и вовсе не обращала внимания.
Ужинали молча.
— Что с тобою, жена? — спросил Эрос, допивая вино и ставя на стол фиал. — Ты нездорова?
— Нездорова.
— Если заболела, я сбегаю к воротам Солнца за лекарем.
Халидония подняла голову: лицо ее то хмурилось, то вспыхивало злобной радостью. Эрос с недоумением смотрел на нее. Атуя испуганно мигала ресницами.
— Сходи за египтянином, — согласилась Халидония и растерялась, когда Атуя вышла из-за стола.
— Я пойду с тобою, господин мой, — сказала Атуя. — Ночь теплая, и я хочу подышать воздухом.
Халидония вскочила, швырнула сковороду на очаг.
— Не нужно! — крикнула она. — А ты, Атуя, избегаешь меня… Может быть, боишься?
— Боюсь.
Халидония с ненавистью взглянула на нее.
— Я ушла от тебя, когда народ встречал царицу, — сказала она. — Ты вела себя, как блудница, и мне стыдно было за тебя. Люди оглядывались, когда ты махала руками Антонию…
— Что мне за дело до людей? Пусть оглядываются…
— А ты побольше махай руками. Уж не думаешь ли на крыльях любви улететь к своему возлюбленному? Увы! он оттолкнет тебя, и ты, как Икар, упадешь на землю…
— Молчи. Ты его не знаешь…
— Не знаю?.. Пусть скажет мой супруг… Эрос схватил ее за волосы.
— Что тебе нужно, сварливая женщина? Весь вечер я терплю твое злобное брюзжание и нападки. Мне надоело это — понимаешь? Ступай в спальню и приготовь ложе…
Халидония не тронулась с места.
— Слышишь?
Она взглянула на него с усмешкою.
— Мне тоже надоели твои крикливые придирки. Зови рабынь, пусть стелют тебе, а я…
— Женщина!
Подбоченившись, она смотрела на подходившего Эроса.
— Будешь таскать за волосы? Бить? Бей. Только вольноотпущенник способен на это. Благородный муж не позволит себе…
Занесенная рука Эроса опустилась.
— Не посмел? Я так и знала. Моим телом владел Антоний, царь Египта, опоганил его и оттолкнул, как падаль. То же будет и с тобой, глупая Атуя, сколько не бегай за ним и не целуй его ног…
— Лжешь! — вскрикнула Атуя.
— Спроси его, — указала Халидония на Эроса. — А, он молчит… Скажи, супруг мой, хоть одно слово, поведай глупой любовнице, как мне сделали выкидыш и как потом некий вольноотпущенник женился на мне, зная, что я подержанная женщина, шелуха от плода, испорченная вещь…
— Молчать!
Но она, не слушая, продолжала говорить, захлебываясь от злобы, дрожа всем телом, с искаженным лицом. И, когда, наконец, замолчала, Эрос сказал:
— Я терпеливо выслушал тебя, хотя следовало поступить с тобой, как с неблагодарной собакою. Разве попрекнул я тебя хоть один раз, что ты была любовницей другого? Разве я обращался с тобой по-скотски, избивая, как многие мужья? Разве я бросил тебя в Италии, когда мог это сделать? Нет, я вызвал тебя в Сирию, а затем перевез в Египет, потому что, Халидония, я полюбил тебя и мне казалось, что и ты меня любишь. Но ты лгала, ты обманывала меня… Сегодня я узнал об этом. И я думаю, как поступить с тобой, подлая тварь, какую кару придумать тебе не за то, что ты не любила меня, а за то, что обманывала и только что оскорбляла…
