Победа Окубо в 1873 году предоставила ему полный контроль над японской политикой. Он заполнил вакансии в ключевых министерствах своими союзниками, и с 1873 года до своей смерти в 1878-м Окубо фактически являлся самым могущественным политиком в Японии. Прагматизм Окубо стал краеугольным камнем японской внешней политики, и за последующие десятилетия Япония превратилась в грозную империю, равномерно расширяющую свою территорию за счет тщательно продуманного геополитического и экономического планирования. Возможно, поражение Сайго спасло Японию от долгой и губительной для ее экономики войны, но, учитывая последующую колонизацию Кореи Японией, его поражение вряд ли можно считать победой мирного политического курса. Сайго, со своей стороны, не испытывал особого интереса к расширению японской империи: убежденный шовинист, твердо уверенный в том, что защита японской чести стоит войны, он при этом не был империалистом. Призывая к войне, он никогда не говорил о том, что Япония должна захватить корейскую территорию; он считал, что война для достижения экономического преимущества является варварской и заслуживает самого резкого осуждения. Хотя Сайго высоко ценил западное искусство государственного управления, в этом он порицал Запад. Запад не был «цивилизованным», утверждал он, потому что он завоевывает слабые нации и наживается на их несчастьях. По-настоящему цивилизованные нации должны править за счет силы высшей добродетели. Сайго не считал, что призывы к войне ради чести, а не ради наживы являются традиционными или чисто японскими по своему характеру. В противовес логике Окубо, Сайго утверждал, что победа Пруссии над Францией в 1871 году была в большей степени основана на чувстве чести и отваге пруссаков, чем на лучшей геополитической стратегии. По иронии судьбы, Сайго имел много общего с теми корейскими дипломатами, которые отказывались признавать государство Мэйдзи. Они тоже основывали свои действия на конфуцианском принципе, согласно которому международные отношения должны строиться на порядке и справедливости. Существует соблазн построить романтическую теорию о том, как Сайго смог бы достичь взаимопонимания со своими корейскими коллегами, основываясь на общем конфуцианском языке. Одним из самых замечательных качеств в характере Сайго была его готовность радикально изменить свою политику ради великого принципа. Сайго заключил мир с Тёсю, следуя требованиям своего представления о чести, и отказался от своего намерения убить Хитоцубаси Кэйки, потому что благородному человеку не подобало быть мстительным. Как поступил бы Сайго, если бы корейцы настояли на соблюдении традиционного протокола? И какой вывод сделали бы корейские дипломаты из обращения Сайго к образу Су By? Но эти беспочвенные спекуляции отвлекают нас от реального жизненного курса Сайго. Сайго умер не в Пусане или Сеуле, а на склонах Сирояма.
ГЛАВА ШЕСТАЯ. «НОША СМЕРТИ ЛЕГКА».
Сайго и война на юго-западе
Люди, покинувшие правительство Мэйдзи в 1873 году, были объединены своей антипатий к Окубо и его политике, но они не имели общей политической программы. Итагаки стремился вернуть себе политическую власть, и он использовал нарождавшееся движение за народные права как средство для построения политической карьеры. Вместе с самураями из родного Тоса Итагаки начал кампанию за народное собрание, используя западную идею представительного правительства для оказания давления на государство Мэйдзи. Хотя приверженность Итагаки демократическим идеалам была своекорыстной, его вклад в японскую политику был огромным: он создал то, что стало первой японской политической партией. Это, Соэдзима и Гото поставили свои подписи под меморандумом Итагаки, требующим созыва совещательной ассамблеи, но только Гото продолжил свое участие в движении за народные права. Соэдзима покинул Японию, чтобы совершить путешествие в Китай, а позднее вошел в состав правительства в качестве советника. Это вернулся в Саха и возглавил «Сэйканто», фракцию недовольных самураев, выступавших за войну в Корее. Члены «Сэйканто» обещали напасть на Корею даже без правительственного одобрения, и в феврале 1874 года токийское правительство направило в Сага войска, чтобы занять столицу префектуры и предупредить неприятности. Это спровоцировало атаку нескольких самурайских фракций, в том числе и «Сэйканто», и к середине февраля Сага была охвачена гражданской войной. Но мятежники находились в безнадежном меньшинстве, и их восстание продлилось всего лишь две недели. Это был схвачен, быстро осужден и казнен. Его отрубленная голова была выставлена для всеобщего обозрения.
Сайго выбрал свой собственный путь. Он отклонил просьбу Это оказать ему помощь в восстании в Сага и не проявил никакого интереса ни к движению за народные права, ни к государственной службе. В июне 1873 года Сайго написал о том, что он оставляет «бурные, мутные воды» ради чистой воды, и сохранял твердую решимость не участвовать в политической борьбе. Но его давнее желание уйти из политики теперь было неосуществимым. Он стал легендарной фигурой, и каждый его поступок был наполнен для окружающих политическим смыслом. Беспокойная политическая обстановка в Сацума усилила значение отставки Сайго, и, вернувшись в Кагосима в ноябре 1873-го, он столкнулся с глубоко парадоксальной ситуацией. Сайго поддержал многие самые смелые реформы правительства Мэйдзи, включая замену самурайского содержания долговыми обязательствами и создание армии, основанной на всеобщем призыве. Теперь самураи Сацума, возмущенные этими реформами, смотрели на Сайго как на образец традиционных добродетелей и символ сопротивления центральным властям. Как член токийского правительства, Сайго с презрением относился к распространению местнических настроений в Кагосима, но теперь эти самые силы объявили себя его верными сторонниками.
Ввиду последующей роли Сайго в «войне на юго-западе» историки самым тщательным образом изучали его слова и поступки в поиске признаков того, что он планировал бросить вызов государству Мэйдзи. Хотя нет никаких сомнений в том, что Сайго был сильно обижен на правительство Мэйдзи, только самая односторонняя интерпретация существующих фактов позволяет поддержать версию, согласно которой он, на протяжении всего периода пребывания в Кагосима, готовился к восстанию. Вместо этого Сайго, судя по всему, предавался своим любимым занятиям: рыбалке, охоте и играм с детьми. Большую часть времени он проводил в Хинатаяма, избегая прямого участия в политике. Невестка Сайго, Иваяма Току, описала в своих воспоминаниях, как старательно Сайго пытался избавить себя от политических забот:
«Многие люди прибывали из Кадзики, чтобы нанести Сайго визит в Хинатаяма. Но по какой-то причине Сайго не предпринимал никаких усилий для того, чтобы встретиться с ними. Это было тяжело для нас, поскольку мы знали, что они проделали долгий путь. Я не думаю, что такие глупые женщины, как мы, были способны понять хотя бы часть тех чувств, которые испытывал Сайго. Когда Сайго был дома один, он курил длинную трубку и полностью уходил в свои мысли, так что со стороны казалось, будто он спит. Только теперь, сложив все вместе, я понимаю, что, оставаясь один дома, он тихо размышлял об окружающем мире. Конечно же, я даже не могу себе представить, о чем он думал».
Согласно Иваяма, Сайго развлекался играми с местными детьми и изготовлением соломенных сандалий, которые он надевал на охоту. Постоянным взрослым спутником Сайго в Хинатаяма был Наоён, борец сумо, регулярно отправлявшийся вместе с ним на охоту и рыбалку.
Достоверность этого удивительного образа Сайго подтверждают и другие источники, такие, как письма британского врача Уильяма Уиллиса, который возглавлял медицинскую школу в Кагосима. В июле 1874 года Уиллис написал: «Я ожидаю, что сегодня ко мне в дом придет бывший главнокомандующий вместе со своими мальчиками (маленькими друзьями), и собираюсь показать им, как волшебный фонарь отбрасывает разнообразные тени. Надеюсь, что это их позабавит». Это мало похоже на поведение человека, готовящего к сражению повстанческую армию. Письма Сайго за тот период тоже свидетельствуют о том, что он добровольно отошел от политики. В апреле 1875-го в письме своему двоюродному брату Ояма Ивао Сайго благодарит его за то, что тот прислал ему собачий ошейник, а затем просит прислать еще шесть таких же ошейников, но только на три с половиной дюйма длиннее. Затем Сайго мимоходом замечает, что, судя по всему, Пруссия и Франция приближаются к войне. Сайго оставался в курсе последних событий во внутренней и международной политике, но уделял значительно больше внимания своим охотничьим собакам.
Регулярное участие Сайго в общественной жизни ограничивалось его связью с «Сигакко», системой частных школ, основанной в 1874 году. Эти школы создавались для того, чтобы направить в конструктивное русло энергию молодых солдат, которые в 1873-м ушли в отставку вместе с Сайго. «Сигакко» имела два основных отделения: пехотное, которое возглавлял Синохара Ку-нитомо, и артиллерийское, где руководил Мурата Син-пати. Учебный план был сконцентрирован на военной подготовке и китайской классике. Изначально «Сигакко» посещали менее восьми сотен студентов, но за последующие два года эти школы стали влиятельным институтом в общественной и политической жизни Сацу-ма. В каждом округе «Сигакко» были основаны свои школы, дополнявшие существующую школьную систему. Образовательная программа напоминала традиционные годзу. после полудня, когда обучение в годзу заканчивалось, отделения «Сигакко» собирали местную молодежь для учебы и военных занятий, а вечером ученики собирались снова для дебатов.
