На следующий день трое спецкомандированных вместе с директором рудника и его заместителем добрались до того штрека, где давеча Камилл добыл образец красной ртути. Красные лужицы если и не увеличились в размерах, то, во всяком случае, и не уменьшились. Вызванным рабочим было дано задание остаться в штреке и наполнить емкости, которые будут сейчас им доставлены.
Из своего Института Камилл прихватил канистры и коробки из замечательной пластмассы, называемой у нас фторопластом, а заграницей именуемой тефлоном. И сейчас, имея в виду некоторый свой интерес, он вызвался сам привести всю эту посуду в штрек.
- Дайте мне одного рабочего в подмогу, - только попросил он.
Директор и его заместитель отправились по своим делам, Елена Александровна тоже куда-то заторопилась, а лейтенант Федоров поехал на заставу, чтобы по телефону доложить своему начальству о ходе выполнения задания.
По заказу Камилла в мастерских рудника были изготовлены два ящика из двухдюймовых досок длиной в метр и по полметра в ширину и высоту. Один из них подсобные рабочие загрузили пластмассовыми емкостями с обычной и красной ртутью, а также с образцами киновари и окружающих пород, и еще камеры с пробами рудничного воздуха. Пространство между емкостями заложили деревянными брусками и пористой резиной. В другой ящик Камилл уложил личные вещи – чтобы добираться налегке, как вскользь сказал он товарищам по работе. Там же, среди личных вещей и привезенной из Москвы аппаратуры, он поместил завернутую в рюкзак другую небольшую канистру с красной ртутью, которую он не собирался никому предъявлять.
Один литр ртути весил почти пуд. Плотность киновари была не намного меньше, поэтому первый ящик весил около двухсот килограмм, и его четверо рабочих с трудом погрузили в кузов машины, тщательно закрепив у самой кабины. Рядом установили второй, более легкий, ящик. Оба ящика были с помощью трафаретов украшены всевозможными знаками, вроде «не кантовать», «беречь от дождя» и все такое прочее. Люди должны были ехать во второй машине, в которой были кресла, столики и даже лежанка.
Утром оба «уазика» прибыли к гостинице, и трое членов экспедиции вместе с шоферами отправились на местный рынок, чтобы подкрепиться в чайхане перед дальней дорогой. Камилл увидел, что Елена Александровна и один из шоферов зашли в подсобное помещение к чайханщику Алиму, с которым приезжие успели хорошо познакомиться, и вышли оттуда с эмалированным ведром, под крышкой которого было явно не пусто. В ответ на вопрошающий взгляд, направленный на нее, женщина улыбнулась:
- Это баранина для шашлыков. Приглашаю вас на пикник.
- Хорошая идея! Вино за нами! – обрадовался Камилл.
Купили несколько бутылок хорошо знакомого Камиллу белого вина «Ак мусаллас», купили свежих лепешек. К дальней дороге путники были готовы.
На пикник и на ночевку остановились в урочище Арсланбоб, где Камилл когда-то бывал, и с которым у него были связаны славные воспоминания. Только Елена Александровна и поняла, наблюдая рассеянную улыбку на лице Камилла, бродящего по склону среди огромных камней, что тот ушел в мысли о прошлом…
Торопиться не было нужды, никто из членов маленькой команды, включая водителей машин, не стал бы докладывать начальству о том, что они устроили себе небольшой отдых. Отправились в путь после того, как вдоволь побродили в реликтовых ореховых рощах, не раз искупались в устроенных по течению небольших горных ручьев запрудах. Подгадали время выезда так, чтобы следующую ночевку устроить в горах Чимгана, откуда уже выехав с утра можно было спокойно достигнуть города Ташкента к полудню.
В Ташкенте ящики сгрузили в вотчине Елены Александровны, откуда через два дня они должны были быть доставлены в аэропорт. Билеты на самолет для багажа и для Камилла товарищ Войцеховская поручила приобрести своему помощнику. А до того Камилл мог погостить у своего друга Виктора, съездить к родственникам и побродить по городу своей юности. Лейтенант Федоров один на двух машинах возвращался в город Андижан.
Камилл вновь с удовольствием прошел по тому же пути, что и неделю назад, вспоминая веселую жизнь студенческой поры. На Театральной площади он увидел покрытые брезентом машины, в которых сидели солдаты с карабинами. Со стороны улицы Советской вдоль здания Издательства шла нестройная колонна людей, чьи внешности показались Камиллу родными, хотя ни одного знакомого лица он среди них не заприметил. Не было сомнения, что это его земляки, крымские татары, шли по общему делу в направлении… Куда же они идут? Ну, да, конечно! - по направлению к новому зданию це-ка республиканской Компартии! Едва Камилл это понял, как по чьей-то команде солдаты высыпали из машин и бросились на мирно шествующих татар. Натренированные на избиении людей солдаты сбивали с ног женщин и мужчин, некоторых хватали и забрасывали в подъехавшие непосредственно к месту экзекуции грузовики. Татары мужественно отбивались, что еще сильнее разъярило карателей. Кровь бросилась к голове Камилла, - и где она, эта красная ртуть, где всяческие московские заботы? - он ринулся к своим на подмогу. В этот момент он увидел, как солдат, намотав на руку косу молодой женщины, волочет ее к машине. Молниеносно перепрыгнув через цветочные посадки, Камилл подбежал к радостно ржущему солдату. Тот едва успел оглянуться на дико орущего человека, как получил профессиональный удар ребром ладони по шее и отпал. Камилл поднял лежащую на земле женщину и, увидев открывшуюся в здании Издательства дверь, - улица и Театральная площадь были плотно блокированы солдатами, - бросился туда, крепко держа спасенную за руку. Вслед за ним в ту же большую дверь шмыгнуло еще несколько татар.
- Бак анову руска, – услышал Камилл, - Зекиены кутарды! (Смотри, этот русский спас Зекие!).
Камилл и подумать не мог, что это сказано о нем. Он по московской своей привычке обратился к молодой женщине по-русски:
- Как себя чувствуешь? Не покалечили тебя?
Женщина посмотрела на свои окровавленные колени, кожа на которых была ободрана, когда солдат волок ее по земле.
- Да нет, ничего, - ответила она своему спасителю.
«Ничего себе ничего!», подумал Камилл.
К нему подошел небольшого роста мужчина, снимая с себя рубаху.
- Ну, ты влепил ему! На, переоденься. Твоя полосатая очень запоминается – и добавил, взглянув на спешно набирающего номер на телефоне за стеклянной перегородкой швейцара: - Отсюда надо выбираться.
Не возражая земляку, Камилл натянул на себя простую белую рубашку. Женщина, приветственно махнув ему рукой, уже выскочила на улицу вместе с другим татарином.
- Айды, чык! (ну, выходи!) - надевший его полосатку мужчина сделал знак рукой в направлении двери, и Камилл улыбнувшись ему, вышел.
Процессия крымских татар была частью разогнана, частью людей задержали. Камилл спокойно повернул направо, в сторону гостиницы. Там стояли, заградив путь, машины, вокруг которых толпились солдаты. Тогда Камилл перешел дорогу по направлению к фасаду Театра. У парапета он увидел молча сидящего прямо на земле художника. Рядом с ним стоял мальчишка, он держал в руках подрамник, с которого свисали лоскутья недописанной картины. Мальчик беззвучно плакал, пытаясь притянуть друг к другу клинья разорванного полотна. Камилл подумал, что солдат или пырнул полотно штыком карабина, или саданул по нему той маленькой лопаткой, которая торчала у всех доблестных воинов на поясе за спиной…
Когда Камилл дошел до угла здания Театра, кто-то грубо схватил его сзади за плечо. Он резко обернулся, и сейчас же двое военных жестко взяли его под локотки. Один из них был офицер в чине капитана, а в другом Камилл узнал того, который тащил женщину за волосы. «Однако ты быстро очухался, сволочь!», зло подумал Камилл.
- Это он, товарищ капитан! Я его узнал! – кричал солдат, которого он шандарахнул по шее. – У-у, татарская морда!
- Отставить! – осадил капитан своего подчиненного, и обратился к Камиллу: - Предъявите документы.
- Он это! Он напал на меня и чуть не убил! – кипятился солдат.
- Я вас в первый раз вижу. Чего вам от меня нужно? – возмутился Камилл, а сам подумал, что солдатик этот не без способностей к розыскной работе.
- Покажь документы! – кричал на него солдат.
- Предъявите документы, - спокойно потребовал капитан.
- Я не военнослужащий и документы вам предъявлять не обязан, - возразил Камилл. – Позвольте мне идти по своим делам.
- Нет, ты пойдешь туда, куда мы тебя поведем! – и капитана не надолго хватило. Еще бы, иметь власть над безоружным гражданином и не применить силу!
Военные грубо тащили Камилла к стоящим у гостиницы машинам.
- Отпустите, я сам пойду! Слышите, … вашу мать! Я сам пойду! – возмутился Камилл.
Протест задержанного был произнесен на понятном этим товарищам языке, и Камилла отпустили, толкнув при этом в спину:
