Приблизившись к брату, дипломат обнял его за плечи.
– Знаю, о чём ты хочешь говорить, – сухо сказал Секенэф вместо приветствия. – Я по-прежнему могу вести народ.
– В этом никто не сомневается, – мягко возразил Хатепер.
– Ты сомневаешься, – ответил Император, поднимая потускневший, но всё ещё проницательный взгляд. – Зря. Разве так мало я сделал во исполнение своего долга?
Хатепер вздохнул и покачал головой.
– Более, чем многие из нас. Но я боюсь за тебя, брат, – честно признался он.
Слова поддержки им не требовались – братья, как всегда, понимали друг друга почти без слов. Тень улыбки коснулась губ Секенэфа. Его брат, его друг был рядом с ним так же, как и в день, когда он потерял Каис.
Потом взгляд Владыки снова устремился куда-то за только ему одному видимый горизонт, и его расправившиеся было плечи бессильно опали.
– Моего сына нет на Восточном Берегу, Хатепер. Каждый день я ищу его и не нахожу. А мёртвые говорят мне, что нет его и на Западном. Хэфер заблудился, так и не нашёл дорогу в Чертоги Стража Порога… и я не могу дать ему погребение, помочь ему найти путь. Это страшнее, чем принять его смерть. Он будет потерян для нашего рода… навсегда.
– Сила Ваэссира позволяет тебе прозревать лишь до пределов нашей земли, – осторожно напомнил Хатепер. – Возможно, Хэфер жив и покинул вверенные тебе владения. Не по своей воле, конечно…
– Ты и сам в это не веришь, – с горечью усмехнулся Император. – Как и я. Хочешь верить… но не веришь… Я не защитил наше нерождённое дитя тогда, и не сумел защитить нашего сына теперь. Всей моей власти не хватило на это. Какая жестокая ирония! В народе меня называют живым Божеством, и вместе с тем я так… бессилен.
– Твоей вины нет и не было – ни тогда, ни сейчас.
– Я думаю иначе. Не нужно было мне позволять ему эти глупые забавы.
– Хэфер уже давно не мальчик, но мужчина, воин. Разве не этого ты требовал от него? И он, как и многие, всегда охотился глубже в пустыне, когда начинался разлив, – устало возразил Хатепер – в который уже раз. – Предательство – вот чего мы не предусмотрели. А в этом я виноват не меньше твоего.
Секенэф стиснул зубы, и лицо его стало неподвижным, точно у одной из многочисленных воздвигнутых в его честь статуй – только ещё холоднее, ещё опаснее.
– Да будут прокляты те, кто совершил это, а имена их – забыты.
Эти тихие слова падали тяжело, как сама неотвратимость. Дипломат тронул брата за локоть:
– Я прошу тебя, даже в горе своём не действуй опрометчиво.
– Я не так глуп, – спокойно ответил Владыка.
Хатепер невольно отстранился, когда из золотых глаз брата на него посмотрела сама древность божественной власти Таур-Дуат. За все эти годы он так и не привык к этому взгляду до конца. Да и можно ли было привыкнуть? Сила Ваэссира и могучая личность Императора переплелись так тесно, что порой сложно было отделить одно от другого.
– Я выжду, и решение моё будет справедливо, как того требует Закон, – продолжал Секенэф. – Но сейчас… дай мне быть собой. Дай мне скорбеть и помнить.
Хатепер склонил голову в знак уважения. Любые слова были бы в эту минуту лишними и лживыми. По крайней мере, брат дал ему понять, что не собирался развязывать новую войну. Пока не собирался.
Анирет мучилась и тосковала. Она не находила себе места после известия о гибели старшего брата. Так уж сложилось, что с Хэфером девушка была ближе, чем с Ренэфом, унаследовавшим гордый характер матери. Внутренний стержень наследника был крепок, но в общении он всегда проявлял мягкость и к близким относился с особым теплом. Хэфер верил тем, кто окружал его, и в итоге это обернулось против него. Из трёх его стражей живым в столицу вернулся лишь Павах, спасённый из подвалов дальнего поместья лорда Тремиана Ареля. Второй пленник эльфов, Метджен, не выдержал страшных пыток и погиб, не дождавшись воинов Императора и царицы. С телохранителями, сопровождавшими его в день злополучной охоты, Хэфер был особенно дружен. Дружила с ними и Анирет. Оттого так страшно было узнать и так невозможно принять, что Сенахт – тот самый Сенахт, которого Хэфер возвысил из простых рыбаков в личные стражи – продал царевича эльфам и их наёмникам из Лебайи. Предательство не могло быть прощено. Доказательства указывали на вмешательство высокорождённых Данваэннона, ведь Тремиан Арель, живший в Таур-Дуат под видом преуспевающего торговца реликвиями, был эмиссаром королевы Ллаэрвин Тиири Серебряной Песни, что было известно лишь приближённым Императора. Очевидно, что и его сыновья, выбравшие принять смерть в бою с имперскими солдатами, чем дойти до суда Владыки, участвовали в делах отца. Скорее всего, пропавшая дочь Тремиана так же предпочла покончить собой, как и её отец, побоявшись справедливой кары, но её след пока терялся.
Что до отряда – для большинстване не было секретом, что на нейтральной территории Лебайи многие поддерживали эльфов. Неудивительно, что отряд был нанят именно там.
Царевна понимала, что нападение на наследника могло стать началом новой войны, и боялась этого – несмотря на заверения дядюшки Хатепера, что всё образуется. Но ещё больше она боялась, что отец не выдержит. Владыка был проводником божественного на земном плане бытия, но он был и живым мужчиной со своими мечтами, надеждами и страхами, к тому же мужчиной уже не слишком молодым.
Мать выразила сочувствие очень сдержанно. Она не питала особой любви к пасынку, слишком напоминавшему ей о предшественнице, но, конечно, и не желала наследнику Владыки такой ужасной судьбы. Хэфер был убит страшно, подло. Но ещё ужаснее было то, что от него не осталось даже тела, которое до́лжно было передать служителям Стража Порога для подготовки к путешествию на Западный Берег. Отряд воинов из Апет-Сут был отправлен в пустыню – место указал едва находившийся в сознании Павах, – но вернулся ни с чем.
Хэфера любили, и Анирет не сомневалась, что его будут помнить долгие годы. Но достаточно ли будет этой памяти, чтобы душа его не заблудилась на пути к Западному Берегу, девушка не знала.
Младший царевич, Ренэф, готовился принять на себя роль наследника как следующий мужчина рода, но Император пока медлил с официальным объявлением. Весть о гибели Хэфера привела Ренэфа в ярость. Гнев вообще был его обычной реакцией на всё, что юноше тяжело было принять. Мрачный, он вымещал злость на приближённых и был напряжён, как готовый сорваться с привязи одичавший пёс. Будь его воля, он бы уже давно направил карательный отряд в Лебайю и сжёг её дотла без всяких разбирательств. Но к счастью, страной пока управлял не он, а их рассудительный отец. Анирет не сомневалась, что у Владыки были причины не предпринимать резких действий. Царевна верила, что отец не бездействовал, что бы там ни говорил Ренэф в порыве раздражения. Не всё, что происходило при дворе, было открыто взорам его обитателей.
Был ли доволен младший брат тем, что именно он однажды получит власть как наследник, Анирет не знала. Всех детей Императора воспитывали с мыслью о том, что власть – это прежде всего ответственность, которую Боги возлагают на того, кто должен претворять в жизнь Священный Закон. Сама царевна была рада, что родилась женщиной и не могла стать воплощением Силы Ваэссира на земле. Женщины рода Эмхет тоже несли в себе кровь первого божественного Владыки во всей сияющей полноте её силы, но по-настоящему стать воплощением Ваэссира могли лишь мужчины. Только если бы в роду не осталось больше мужчин, Анирет пришлось бы стать Императрицей и выбрать себе супруга, но при этом ритуально принять на себя мужские функции. Это было страшным бременем для правительниц Таур-Дуат, а потому к подобной мере прибегали очень редко. К счастью, пока в распоряжении отца был Ренэф, и – если придёт нужда – Хатепер.
Анирет направлялась в потайной сад, зная, что найдёт отца там, как и во все последние дни. В маленьком семейном святилище он говорил с душами предков… и с душой царицы Каис. Царевна знала эту женщину только по скупым рассказам дядюшки. Мать вообще запрещала говорить о ней. Амахисат стремилась затмить первую царицу, быть прекраснее, изысканнее – и, возможно, действительно стала таковой. Она воспитывала Ренэфа так, чтобы он однажды сумел превзойти Хэфера во всём, от воинского искусства до наук, но тщетно. Память о Каис была для Владыки Секенэфа желаннее живой Амахисат, а Хэфер, сын Императора и дочери простого ремесленника, оставался наследником. Окружающие находили его достойным преемником, хотя некоторые и сетовали на мягкость царевича и – не в лицо, конечно же, но за спиной – на не самое благородное происхождение.
Анирет всегда оставалась в стороне от этого бессмысленного для неё состязания. Царица Амахисат не видела в дочери пользы, кроме той, чтобы однажды выдать её замуж за одного из особо выдающихся союзников и тем самым укрепить свои политические позиции. Отец изредка позволял себе проявить к ней нежность, и эти мгновения были бесценны. Но несравнимо больше тепла, чем от обоих своих родителей, и даже больше, чем от любимого дяди, царевна получала от старшего брата. Вот почему теперь со всей искренностью своего юного сердца она молилась Стражу Порога о том, чтобы псоглавый принял душу Хэфера, несмотря на отсутствие подобающего погребения, и открыл ему путь к Водам Перерождения. Анирет обещала себе, что найдёт способ запечатлеть имя брата в веках.
