Проходя в сад, царевна столкнулась с дядюшкой Хатепером. Должно быть, они с отцом обсуждали что-то важное, потому что вельможа выглядел даже более озабоченным, чем всё последнее время. Его красивое доброе лицо с характерными чертами рода Эмхет и глазами особенного золотого оттенка, каких не встречалось у других рэмеи, кроме наследников Ваэссира, было печально и задумчиво. Но, заметив девушку, он тепло улыбнулся ей:
– Анирет! Хорошо, что ты здесь.
Они обнялись.
– Что-то ещё случилось? – спросила девушка. – Ты выглядишь обеспокоенным.
Дипломат невесело усмехнулся.
– Не мне тебе объяснять, – он подумал о чём-то и вдруг спросил: – Давно ли ты говорила с Павахом?
– Я навещаю его почти каждый день. Выздоровление затягивается – тело словно отравлено. Так говорят целители.
– Он говорил ещё что-то о том дне?
– Нет, ему… тяжело вспоминать, что они с Метдженом не сумели защитить Хэфера, – ответила девушка печально. – Я так и не смогла объяснить ему, что их никто не винит. И он удивлён, что отец решил оставить его во дворце, а не отправил к семье.
– Это не только награда, но и мера безопасности, – серьёзно объяснил Хатепер. – Видишь ли… вполне вероятно, что Павах знает что-то такое, что может не только пролить свет на те события, но и стоить ему жизни. Так считает твой отец, и я согласен с ним. Тебе Павах доверяет… может быть, только тебе и доверяет. А значит, однажды может захотеть рассказать – когда ноша станет совсем уж невыносимой.
– Я буду слушать внимательно. Но я не расспрашиваю его настойчиво сейчас – ему и так много пришлось перенести. Он сам не свой, а ведь Павах всегда был храбр, как и остальные стражи Хэфера.
– Никто не упрекает его в трусости. Умеючи, сломать можно любое мужество, – вздохнул Хатепер. – Я видел солдат, которые, вернувшись с войны, боялись собственной тени и не расставались с мечом даже во сне.
– Тело Метджена… оно действительно выглядело так ужасно, как говорят?
– Я рад, что ты не видела, – коротко ответил вельможа. – Всё, больше не стану задерживать тебя. Иди к отцу. Ты нужна ему.
– Я мало что могу сделать для него, – виновато возразила царевна.
– Просто будь рядом.
Анирет склонила голову в знак согласия. Направляясь к отцу, она продолжала думать о том, что дядя сказал о бедном Павахе. Прежде ей не приходило в голову, что воин мог скрывать что-то. Она надеялась, что страж решится поговорить начистоту с отцом на ближайшей аудиенции, когда ему станет легче.
Девушка вошла в сад. В гармоничном сочетании, созданном искусством придворных садовников, здесь росли раскидистые сикоморы и цератонии15, невысокие гранатовые и персиковые деревья с нежными цветами, статные акации и огромные пальмы-дум, гибкие ивы и тамариски. Птицы жизнерадостно пели в ветвях, радуясь сиянию Ладьи Амна. Большие пруды и аллеи дарили прохладу.
Но даже в столь прекрасном саду Император не находил спокойствия. Он стоял, бессильно опустив руки, погружённый в мрачные мысли, и выглядел таким потерянным, что сердце Анирет сжалось. Сейчас Секенэф не был Владыкой Таур-Дуат, могучим, почти неуязвимым. Он был родителем, потерявшим любимого сына, лишённым возможности даже похоронить его… и не знавшим, откуда черпать силы.
Подчинившись скорее инстинкту, чем разуму, царевна поспешила к отцу. Взяв под руку, девушка повела его по саду к красивому фонтану, выложенному зеленоватой мозаикой из редкого оникса. Здесь цвели лотосы, ещё только начавшие распускаться и распространявшие вокруг тонкий сладковатый аромат.
Секенэф не сопротивлялся, безучастный ко всему в своём горе. Анирет посадила отца у фонтана, а сама села у его ног и обняла его колени. Утрата сблизила их, подарила им возможность безмолвного понимания друг друга, которого у них не было прежде. Вместе они молча вспоминали силу, юность и красоту Хэфера, его беспечный смех и живой ум, его чуткость и магнетизм. И в этих воспоминаниях непроглядная глубокая печаль немного светлела.
Царевна не знала, сколько времени они провели вот так, в уединённом переплетении мыслей и чувств. А потом отец вдруг провёл ладонью между её рогами с непривычной нежностью, которую она помнила только из далёкого детства. Император приподнял её лицо за подбородок, и девушка удивлённо посмотрела ему в глаза, встречая взгляд не древнего Ваэссира, но живущего здесь и сейчас Секенэфа.
– Тебя я хотел бы обучить всему, что умею, дочь, – тихо признался Император. – Ты знаешь моё сердце лучше, чем я мог надеяться. Останься рядом со мной в эту бурю, и она будет мне по силам.
В эти мгновения между ними было больше близости, чем за всю её жизнь!..
– Я рядом, Владыка… отец.
– Я научу тебя, что значит чувствовать жизнь этой земли и всех в её пределах. Ты сумеешь принять это, я знаю.
– Но как я могу…
– Тш-ш, – он приложил палец к её губам и покачал головой. – Не сомневайся. Я научу тебя, как открыть всю силу твоей крови.
Последние слова были произнесены Владыкой Эмхет, древним и вечным.
Безвременье
Тени плясали вокруг, глубокие, как небо в безлунную ночь. Тени обнимали сознание, помутив разум и застилая внутренний взор. Тени шептали и звали, тянулись к нему и манили. У него почти не осталось сил сопротивляться. Да и был ли в том смысл? Он заблудился среди теней, понемногу теряя то немногое, что ещё оставалось от него самого.
И всё же что-то удерживало его. Тихая, почти неуловимая песня… Словно тёплый огонёк светильника в непроглядной мгле, нежные звуки то вспыхивали в его сознании, то вдруг меркли. Он забыл всё, что имело значение – даже собственное имя. Он не ощущал ветра Западного Берега, не ведал направления, и потому мог идти лишь за окружавшими его безликими тенями. Только эта песня то и дело мягко напоминала ему о себе и о нём самом. Он возвращался к ней, сам не зная зачем. Нежная, и вместе с тем такая настойчивая, она тянулась к нему тонкой нитью чистейшего серебра, связующей его с отголосками памяти. Он мог бы освободиться, ведь музыка не была цепью, но почему-то не находил в себе желания рвать эту нить. Ему было приятно слышать песню, пусть и издалека. Хрустальные переливы звучали сквозь шёпот и зов теней, они без слов говорили с самым его сердцем, став единственным ориентиром в темноте.
Время потеряло смысл, и потому он не мог знать, в какой миг вдруг снова почувствовал страшную боль. Это произошло одновременно с тем, как песня зазвучала для него отчётливее, чем голоса теней.
Боль означала жизнь.
Вот тогда он вспомнил…
3-й месяц Сезона Половодья
– Доброго вечера, доблестный воитель.
– Госпожа…
Воин сделал попытку резко встать, но она не увенчалась успехом. Он неловко сел на ложе. Блистательная Богиня в серебристо-серых одеждах заслуживала большего почтения, чем неуклюжий поклон сидя.
– Не тревожь себя понапрасну – тебе нужен отдых. Твоё выздоровление и без того затягивается.
Царица Амахисат говорила мягко и даже позволила себе улыбнуться с участием. Улыбка не тронула только её серо-стальных глаз, не знавших милосердия подчас даже к союзникам. Павах невольно посмотрел на свой изувеченный хвост. Позорная рана!.. Хорошо хоть рога большей частью остались на месте.
Он получил щедрую награду и по приказу самого Владыки был определён во дворец. Ему даже были отведены отдельные покои. Влияние его семьи возросло, а его самого называли героем… как и Метджена, которого ожидало погребение со всеми почестями. Но царица недаром упомянула о его затянувшемся выздоровлении. Такое сильное прежде, теперь тело подводило Паваха, точно сами Боги отвернулись от него. Сила словно утекала из его плоти. Но окружающие восхищались им и сочувствовали единственному, кто чудом выжил после стольких пыток и сумел сообщить семье Владык о и вероломстве эльфов и их союзников. Вот только ему самому от того не было легче.
Голос царицы, звучавший почти доброжелательно, вывел его из мрачных размышлений:
– Владыка ждёт тебя завтра, Павах, и я тоже буду с ним. Ты должен взвешивать каждое своё слово. Владыка, воплощающий в себе Силу Божественного Ваэссира, умеет прозревать сквозь покровы лжи.
Паваху стало не по себе. Предстоящая аудиенция пугала его. Конечно, в полубреду он уже рассказал о нападении и описал место. Но шутка ли: предстать перед самим Императором и, глядя ему в глаза, изложить подробности гибели его любимого сына и наследника!
– Я знаю, что Владыка намерен поручить тебе, – добавила Амахисат с прохладной улыбкой. – Поэтому и пришла сегодня навестить тебя. Кто-то мог видеть то, что произошло там.
– Насколько мне известно, свидетелей того, что случилось, кроме пустынных ша да мертвецов Западного Берега, не было, – мрачно ответил воин.
