Остановившись за спиной Орниччо, гость с внезапной лаской в голосе спросил:
– Следовательно, это ты так потрудился над картой, молодец?
– Синьор, – ответил Орниччо, – мне думается, что ни один моряк не вернулся бы домой, если бы пользовался картами моего изготовления.
Я с завистью слушал своего друга, так как никогда в жизни не сумел бы так складно ответить чужому и, очевидно, высокопоставленному синьору.
Обняв меня за плечи и подталкивая вперед, Орниччо продолжал:
– Карта, которую вы видите на стене, и многие другие, которые спрятаны в ящиках, все выполнены руками моего друга Франческо Руппи. Несмотря на его юный возраст, страсть к морю и открытиям заставила его полю-бить это интересное и полезное искусство. Он знает имена всех путешественников наперечет, а имя принца Энрике[16] он поминает чаще, чем своего патрона, святого Франциска Ассизского.
– В таком случае он, наверное, слышал обо мне, – сказал гость, закидывая плащ за плечо и приосаниваясь. – Я происхожу из древнего рода мореплавателей. И три могущественнейших королевства спорят сейчас о том, на чьих кораблях я отправлюсь на поиски Индии.
– Как! – не мог удержаться я от восклицания. – Следовательно, вы тот именитый португалец Бартоломеу Диаш,[17] о котором кричит вся Генуя и который, обогнув мыс Бурь,[18] теперь, по слухам, снова намеревается пуститься в плавание, чтобы достичь берегов Индии?.
– «Намеревается»! – перебил меня гость, презрительно улыбаясь. – Пока тяжелые португальские корабли дотащатся до этой южной оконечности Африки, я намерен, плывя на запад, достигнуть страны Сипанго, а затем и западных берегов Индии!
– На запад?! – воскликнули мы все трое в один голос. От волнения у меня перехватило дыхание. Я взглянул на Орниччо, он кивнул мне головой. Я еще раз посмотрел на гостя. Его красные щеки пылали. Он встал во весь рост, а он был на целую голову выше капитана Ферфоллио, самого большого человека в Генуе.
Если бы не высокое достоинство, которое светилось в его взгляде, он походил бы на актера, столь нарочито величествен и округл был жест его поднятой руки.
Две масляные лампы горели справа и слева от него, уподобляя нашу мастерскую сцене балагана.
А может быть, он показался мне похожим на актера потому, что только на подмостках я имел случай видеть знатных людей.
– Встаньте! – громовым голосом произнес незнакомец.
И мы все трое невольно повиновались его приказанию. – Запомните этот год, месяц, день и час, – воскликнул он, – потому что сегодня вы видите перед собой избранника божьего!
Наш гость после каждой фразы с размаху ударял рукой о стол, лицо его дергалось, как у припадочного, а в углах губ закипала пена.
– Индия, Индия, – вдруг громко закричал он, – самые знаменитые мореходы ищут тебя на востоке![19] А тут же, перед их же глазами, простирается великолепный океан, но никто не решается обратить туда свой взор!. Скажи, мальчик, – вдруг повернулся он ко мне, – тебе, я думаю, приходилось видеть немало карт. Что, по-твоему, лежит на запад от Европы?
– Мне не приходилось видеть иных карт мира, ваша милость, – дрожа и запинаясь, ответил я, – кроме карты Андреаса Бенинказы,[20] генуэзца.
– Опять генуэзец! – сказал незнакомец. – Ну, и что же, по его мнению, лежит на запад от Испании?
– На запад от Геркулесовых столпов,[21] – ответил я, понемногу успокаиваясь, – на картах обозначены Канарские острова и Антилия, а дальше простирается Море Тьмы с его многочисленными островами, затем – страна Сипанго, а за ней – материк Азия.
– Боже, ты слышишь меня! – воскликнул гость. – В Генуе любой мальчишка знает об этом, а когда я излагал свой план перед королями Англии и Франции[22] духовники их поднимали на меня крест, как на одержимого бесами.
Из всех мальчишек Генуи, я думаю, один я был так хорошо знаком с картографией, но мне, понятно, и в голову не пришло возражать незнакомцу.
– Я достигну Азии с запада, – продолжал он, – я пристану к гавани Зайтун и чудесному городу Квинсай, описанному венецианцем Марко Поло, я разыщу Золотой Херсонес и страну Офир,[23] я привезу в Испанию несметные богатства и сам во главе бесстрашного воинства отправлюсь отвоевывать у неверных гроб господень. Но, когда я совершу все это, во всем христианском мире не найдется человека, который не прославил бы имя адмирала Кристоваля Колона![24] «Адмирал Кристоваль Колон, потомок древних мореплавателей, – повторил я про себя. – Я это имя запомню на веки вечные».
Жилы вздулись на лбу нашего гостя, а руки дрожали.
– Долго ли вы надеетесь пробыть в Генуе, мессир адмирал? – спросил синьор Томазо больше для того, чтобы дать гостю успокоиться.
– Свои дела с банком святого Георгия я уже закончил, – сказал гость, – но я ожидаю обещанной вами встречи с людьми герцога. В крайнем случае я отправлюсь в Нюрнберг в одиночку.
– Это было бы неосмотрительно. – возразил синьор Томазо. – Герцога по пути будут всюду ожидать свежие лошади. Да и вообще сейчас одному небезопасно переваливать через горы.
– Господи, – пробормотал гость почти в отчаянии, – одного верного человека! Дайте мне хотя бы одного человека, на которого можно было бы положиться и который знал бы немецкий язык! Могу я поговорить с тобой наедине? – спросил он синьора Томазо.
И хозяин, несмотря на наши умоляющие жесты, немедленно распорядился, чтобы мы вышли из комнаты.
– Ну, как тебе нравится этот адмирал? – спросил Орниччо, спускаясь с лестницы. – Я понимаю, почему короли Кастилии и Леона отдали ему под начальство всю экспедицию. Он, наверное, так кричал у них во дворце, что королева сказала королю: «Дайте ему христа ради деньги и корабли, иначе мы оба оглохнем».
– Как тебе не стыдно, Орниччо! – остановил я его. – Неужели ты не видел, какое сияние излучало его лицо, когда он говорил о гробе господнем?
– Вероятно, хозяин поднял фитили в лампах, – сказал мой неисправимый друг.
– Сияния я, правда, не заметил. Но зато я видел, как адмирал от волнения согнул в руках наш железный болт, которым запирается входная дверь. Любой содержатель балагана с удовольствием.
– Постыдись, Орниччо! – рассердился я. – Неужели это все, что пришло тебе в голову?
– О нет, мне еще пришло в голову, что мой дружок Франческо уже замечтался о путешествиях и открытиях. Но, к счастью, адмирал не производит впечатления человека, набирающего команду из мальчишек взамен опытных и храбрых матросов. Нет, повторяю: скорее игрушечный кораблик двинется в путь, чем мы с тобой покинем Геную!
Мы вернулись совсем уже поздно; это нам разрешалось по праздничным дням. У Эсталено, лодочника, мы взяли лодку и гребли до тех пор, пока оба не натерли себе мозолей.
Возвращаясь домой, мы думали застать синьора Томазо уже в постели, но оказалось, что домик наш полон гостей. Адмирал дождался-таки господ из свиты герцога Монтефельтро.
Молодой герцог отправляется в Нюрнберг к географу рыцарю Мартину Бегайму[25] и предполагает пробыть у него свыше года, совершенствуясь в географических и картографических науках.
Хозяин наш оказал мессиру Колону услугу, сведя его с домоправителем герцога, доставившим адмиралу возможность со свитой его светлости перебраться через горы.
Это мы узнали из разговоров наших гостей. Так как никто не обращал на нас внимания, а мы очень хотели спать, то потихонечку поднялись наверх и юркнули в постели.
Уже потом, сквозь сон, я услышал, что хозяин зовет Орниччо.
По совести, я должен был тоже спуститься вниз и помочь моему другу по хозяйству, но, видя мое сонное лицо, Орниччо с улыбкой посоветовал мне выспаться за двоих.
Я и не слышал даже, как он вернулся в нашу каморку.
Легкий игрушечный кораблик покачивается на сквозном ветру. Я грустно слежу за тем, как надуваются и опадают его маленькие шелковые паруса.
Вот он не двинулся в путь, а друг мой Орниччо уже покинул Геную.
Все это произошло так внезапно, что не только я, но и синьор Томазо никак не может привыкнуть к мысли, что Орниччо нет с нами.
Казалось, что в нашем домике каждый выполнял свою часть работы, и поэтому у всех дело так ловко спорилось. Но вот уехал Орниччо, и все пошло вверх дном.
Котелок над очагом то и дело опрокидывается, заливая огонь.
Похлебка подается на стол пересоленной, а мясо недожаренным. Голодный кот ежеминутно попадается всем под ноги, птичьи клетки не вычищены. Наши гости уже не засиживаются за столом, как обычно, – некому их забавлять игрой и веселыми песенками.
Вечерами перед сном мы вдвоем с хозяином высчитываем, когда наконец мы получим известие от Орниччо.
Люди герцога почти ежедневно возвращаются с лошадьми, не выдержавшими трудной дороги. Эти бедные животные уже не годятся под седло – их теперь сбудут мужикам или живодерам.
