Порозовев от удовольствия, она выкладывала мадам Киреевской все сплетни о гарнизонной жизни, изрядно сдобренные фантастическими подробностями, не обращая внимания на то, что ее спутник за все проведенное в гостях время не сказал ни слова. Вначале он еще пытался вклиниться в разговор, но хозяйка дома окидывала его удивленным взглядом, и он замолкал, все больше тушуясь. Наконец, Маргарета заметила игнорирование Молье хозяйкой дома и, поняв его подоплеку, приняла как должное. Может быть, такое поведение было не совсем красиво с точки зрения морали, но «мавр сделал свое дело, мавр может уходить». Перед ней забрезжили новые горизонты, где владельцу школы верховой езды не было места.
Молье не сразу понял, что теряет очаровательную любовницу, на которую сделал ставку. Дни, оставшиеся до выступления Греты, он провел в суматошных приготовлениях. Надо было сделать множество дел, и влюбленный мужчина, словно Фигаро, мелькал сразу в нескольких местах. В результате все получилось как нельзя лучше. Зал освободили от лишней мебели. С одной стороны поставили в несколько рядов стулья, с другой – оставили место для танцовщицы. В углу должен был разместиться небольшой оркестрик из флейты и барабана.
Туалет для выступления получился, правда, не очень индийским, но Маргарета заверила своего добровольного антрепренера, что зрителям будет не до костюма, и он успокоился.
В отличие от Молье, верившего словам своей красавицы больше, чем греки и троянцы пророчеству кумской сивиллы, у дебютантки на душе скребли кошки, но она ни за какие сокровища мира не призналась бы в этом. Направляясь в день представления в особняк мадам Киреевской, она была прекрасна, как богиня, и соблазнительна, как дочь Евы.
Солнце заливало ярким светом улицы Парижа, и Маргарета посчитала это добрым знамением. Вместе с ней по булыжной мостовой трясся Молье с огромным баулом реквизита. Не могла же «леди» МакЛеод посрамить свой древний род, воспитавший ее храм и бабушку-баронессу?
В особняке Киреевской ей отвели комнату под гримерную, и Маргарета, переодевшись, долго сидела перед зеркалом, рисуя широкие стрелки на веках и покрывая губы ярко-алой помадой. От волнения у нее дрожали руки, и будущей владычице Парижа пришлось несколько раз переделывать грим, прежде чем получилось то, что она хотела.
От страха у нее заурчало в животе, и Маргарета чуть не зарыдала от отчаяния и усталости. Все время, прошедшее с момента встречи с ее благодетельницей, она протанцевала у себя в номере, придумывая номера и репетируя движения, какие только смогла вспомнить. Что ее ждет через несколько минут?
Раздался короткий стук в дверь, и в комнату, потирая руки, быстро вошел возбужденный Молье.
– Ты готова, Грета? Тебя ждут.
– Зачем? – Занятая своими переживаниями, она не сразу поняла значение его слов.
– Что значит «зачем»? – оторопел мужчина. – Ты что, пьяна?
– Я не могу туда пойти, – задрожала молодая женщина. – Я только опозорюсь, и больше ничего!
– Не говори глупостей, дорогая! То, что ты собираешься показать, столь потрясающе, что ни один мужчина не сможет усидеть на месте. Короче, давай быстрее! Не заставляй гостей ждать!
– Я не могу! – отрицательно затрясла головой Маргарета, у которой подозрительно заблестели глаза.
Схватив пуховку, она начала судорожно поправлять грим, словно пудра могла скрыть ее страх от нетерпеливых глаз ее любовника. Слишком многое было поставлено на карту, и Маргарета боялась краха своей мечты больше, чем голодной смерти.
Молье понял, что если сейчас не предпринять решительных мер, то все его труды пойдут насмарку. Взяв девушку за подбородок, он ласково повернул ее голову так, чтобы заглянуть ей в глаза, и в следующую секунду отвесил ей звонкую пощечину.
– А ну пошла быстро!
Как ни странно, оплеуха оказала на Маргарету успокаивающее действие. Непролитые слезы мгновенно высохли в ее глазах, и, судорожно вздохнув, она поднялась со своего места.
– Как скажешь, дорогой, – покладисто согласилась она, направляясь на импровизированную сцену, только в ее карих глазах замерцал мстительный огонек: в это мгновение Молье потерял свою любовницу навсегда.
Пройдя по коридору, Маргарета вышла в полумрак зала, где ее уже ждали полсотни зрителей. Слева от нее Молье соорудил нечто, напоминающее алтарь, в центре которого стояла небольшая деревянная скульптура танцующего Шивы. В комнате было душно от приторного аромата курительных палочек, запах которых мешался с духами дам.
Заждавшиеся зрители встретили появление Маргареты жиденькими хлопками. Напряженная, точно струна, танцовщица, кивнула музыкантам. Те завели жалобную тягучую мелодию, и девушка начала танец.
Она плохо помнила все, что произошло дальше. Единственное, что осталось в памяти, это шумные вздохи, которые издавала мужская часть гостей каждый раз после того, как она сбрасывала очередной покров. Когда наконец музыка закончилась и девушка, почти нагая, склонилась перед Шивой, зал взорвался аплодисментами.
К склонившейся в поклоне танцовщице подошел Молье и хозяйским жестом набросил на ее обнаженные плечи расшитый драконами шелковый халат.
Улыбнувшись напоследок возбужденным поклонникам своего таланта, Грета исчезла в коридоре, ведущем в гримерку, а за ней, чуть ли не отталкивая друг друга, бросилось пять или шесть мужчин, но им преградил путь ее спутник.
– Извините, господа, леди МакЛеод сейчас переоденется и сама выйдет к вам. Будьте, пожалуйста, благоразумны.
Господам ничего не оставалось, как вернуться на свои места, стараясь «сохранить лицо».
А ворвавшаяся в гримерку Маргарета закружилась посреди комнаты, раскинув руки. Да, это триумф! Боже, как прекрасно жить на свете! Если так пойдет и дальше, то Париж падет к ногам Маргареты МакЛеод, нищей голландки, которую не брали натурщицей даже самые бездарные художники. О, она еще сорвет банк! Танцуя, она просто-таки кожей ощущала желание, идущее из зала. Да, она сказала новое слово в искусстве и гордится этим!
Сияя от переполнявшей ее гордости, она скинула халат и быстро переоделась в купленное специально для этого вечера очаровательное темно-зеленое бархатное платье с атласными вставками того же цвета и кремовыми кружевами.
Приведя свой туалет в порядок, она уселась перед зеркалом и пристально взглянула на свое отражение. На нее смотрела не испуганная молодая женщина, а королева Парижа, глаза которой сияли торжеством.
Радостно мурлыкая веселый мотивчик, в комнату вошел Молье, щеки которого порозовели от удовольствия, а на губах змеилась самодовольная улыбка.
«Как это я раньше не замечала, что он похож на кастрированного кота?» – это сравнение показалось Маргарете столь забавным, что она не удержалась и глупо хихикнула. Но ее покровителю было не до женских глупостей. Он уже представлял себе золотой ручей, да что там – реку, которая хлынет ему в карман, если правильно распорядиться тем немногим, что дала природа его очаровательной спутнице.
– О, моя дорогая, ты покорила всех без исключения. Мадам Киреевская зовет тебя к гостям, а прямо за этими дверями стоит толпа мужчин, готовых устроить ради тебя второй Термидор, – схватив ее узкие ладони, он прижал их к сердцу.
– Это праздник? – небрежно поинтересовалась красавица, отнимая у него руку, чтобы поправить локоны.
– Это переворот, моя прелесть… Прости, это я так, от радости ляпнул. Ты готова? Тогда пойдем, а то боюсь, что наши галантные парижане разнесут особняк милейшей мадам Киреевской, и она нам этого никогда не простит. Слышишь, какой там стоит шум?
В коридоре, судя по гаму, в котором звучали только мужские голоса, действительно творилось что-то неописуемое.
Маргарета грациозно поднялась из-за стола и, приняв царственный вид (как-никак леди!), кивнула торжествующему Молье. Тот, засуетившись, распахнул перед ней дверь, и в комнату тут же хлынули нетерпеливые визитеры, едва не сбив с ног объект своего обожания. Конфуза удалось избежать с большим трудом: в последний момент мужчины успели расступиться, и молодая женщина вышла к своим поклонникам с таким выражением лица, точно ажиотаж вокруг ее персоны был делом привычным и само собой разумеющимся.
Ее чуть ли не на руках внесли в зал, где начинающая танцовщица только что произвела фурор. Слуги успели убрать декорации, и свет заливал все его уголки. Наблюдательная Маргарета краем глаза заметила, с каким презрительным изумлением поглядывают на нее некоторые дамы, но ее успех у мужчин был столь оглушающим, что самые злобные мегеры посчитали за благо расплываться в улыбке, когда девушка проходила мимо в толпе своих обожателей.
Приглашения на ужин в самых лучших ресторанах Парижа сыпались одно за другим, но она только смеялась в ответ. О, она не настолько глупа, чтобы кидаться в объятия первому попавшемуся мужчине, позвавшему ее вкусно покушать. Абы что у нее и так есть в лице милейшего Молье, которого оттерли от предмета его обожания, и он только кидал издали то ревнивые, то восхищенные взгляды.
