Возле закрытой булочной стояли две машины с работающими двигателями: ржавый «рено» и автофургон с поблекшей надписью, некогда означавшей «Бланшиссери Биссе» (прачечная Биссе). Фургон принадлежал отцу Бертрана, его удалось заправить бензином потому, что фирма стирала простыни для тех гостиниц, в которых останавливались немцы. «Рено» был сегодня украден в Шалоне, и Мишель поменял на нем регистрационные номера. Флик решила забрать легковушку, оставив фургон для тех, кто сможет выбраться из той бойни, которая сейчас продолжалась возле шато.
— Жди здесь пять минут, потом уезжай, — коротко сказала она водителю фургона. Подбежав к машине, она запрыгнула на пассажирское сиденье и скомандовала: — Поехали, быстро!
За рулем «рено» сидела Жильберта, девятнадцатилетняя девушка с длинными темными волосами, красивая, но глупая. Флик не понимала, почему та оказалась в Сопротивлении — типаж был совсем другой. Вот и сейчас вместо того, чтобы завести машину, Жильберта спросила:
— Куда ехать?
— Я тебе покажу — только, ради Христа, скорее!
Жильберта включила сцепление, и машина поехала.
— Налево, потом направо, — сказала Флик.
В последовавшие две минуты бездействия на нее наконец обрушилось ощущение провала. Ячейка «Белянже» практически уничтожена. Альбер и другие погибли. Женевьева, Бертран и те, кто еще мог выжить, вероятно, обречены на пытки.
И все это зря. Телефонный узел не пострадал, немецкие линии связи остались в целости и сохранности. Флик переживала, ощущая свою никчемность. Она пыталась понять, в чем ошибка. Может, не следовало предпринимать лобовую атаку на охраняемый военный объект? Не обязательно — план вполне мог бы сработать, если бы данные МИ-6 не оказались неточными. Тем не менее, теперь думала она, было бы безопаснее проникнуть в здание какими-то тайными путями. Это повысило бы шансы Сопротивления на то, чтобы уничтожить ценное оборудование.
Жильберта остановилась у входа во внутренний двор.
— Разверни машину, — приказала Флик и выскочила наружу.
Мишель лежал лицом вниз на диване со спущенными брюками, что выглядело довольно унизительно. Антуанетта, надев очки, стояла возле него на коленях и рассматривала его ягодицы.
— Кровотечение уменьшилось, но пуля все еще там, — сказала она.
На полу возле дивана стояла ее сумочка, содержимое которой Антуанетта вывалила на маленький стол — вероятно, когда искала очки. Взгляд Флик упал на листок бумаги в картонной обложке, с печатью, на котором была наклеена фотография Антуанетты. Это был пропуск в шато. В этот момент в голову Флик пришла одна идея.
— У дома стоит машина, — сказала она.
Антуанетта по-прежнему изучала рану.
— Его нельзя перевозить.
— Если он здесь останется, боши[9] его убьют. — Словно мимоходом взяв в руки пропуск, Флик спросила Мишеля: — Как ты себя чувствуешь?
— Возможно, сейчас я смогу ходить, — сказал он. — Боль уменьшается.
Флик опустила пропуск в свою наплечную сумку. Антуанетта этого не заметила.
— Помогите мне его поднять.
Женщины подняли Мишеля на ноги. Антуанетта натянула на него синие полотняные брюки и застегнула потертый ремень.
— Оставайтесь в доме, — сказала Флик Антуанетте. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел вас с нами. — Она еще только начала прорабатывать свою идею, но уже знала, что просто умрет, если хоть малейшее подозрение падет на Антуанетту и ее уборщиц.
Обняв Флик за плечи, Мишель тяжело привалился к ней. Она приняла на себя его вес, и Мишель кое-как вышел из дома на улицу. К тому времени, когда они добрались до машины, он весь побелел от боли. Жильберта с ужасом смотрела на них в окно.
— Выйди из машины и открой дверь, идиотка! — зашипела на нее Флик. Жильберта выскочила из машины и распахнула заднюю дверь. С ее помощью Флик засунула Мишеля на заднее сиденье.
Женщины поспешно расположились спереди.
— Давайте выбираться отсюда, — сказала Флик.
Дитер был встревожен и испуган. Когда стрельба начала затухать и сердцебиение вернулось к норме, он начал размышлять над тем, что видел. Он не предполагал, что Сопротивление способно на такую тщательно спланированную и аккуратно исполненную операцию. На основании того, что он узнал за последние несколько месяцев, Дитер считал, что рейды его бойцов обычно сводятся к быстрому удару и немедленному отходу. Но сейчас он впервые увидел их в действии. У них хватало оружия и явно не было недостатка в боеприпасах — в отличие от немецкой армии! Но что хуже всего — они вели себя бесстрашно. На Дитера произвели сильное впечатление стрелок, который бежал через площадь, девушка со «стэном», которая прикрывала его огнем, а больше всего — маленькая блондинка, которая подобрала раненого стрелка на пятнадцать сантиметров выше ее ростом и вынесла с площади в безопасное место. Подобные люди могут представлять большую опасность для оккупационных войск. Они совсем не походили на преступников, с которыми Дитер имел дело в кельнской полиции. Преступники были тупыми, ленивыми, трусливыми и жестокими. Эти бойцы Сопротивления были настоящими воинами.
Однако их поражение предоставило ему редкую возможность.
Когда Дитер убедился, что стрельба прекратилась, он поднялся на ноги и помог встать Стефании. Ее щеки горели, она тяжело дышала. Держа его за руки, она заглянула ему в лицо.
— Ты спас меня, — сказала она. В глазах ее стояли слезы. — Ты прикрыл меня собой как щитом.
Он стряхнул грязь с ее губы. Собственная галантность его удивила — этот жест был совершенно инстинктивным. Размышляя об этом, он вовсе не был уверен, что действительно хотел отдать свою жизнь ради спасения Стефании. Он попытался свести все к шутке.
— Такому прекрасному телу нельзя причинять никакого ущерба, — сказал он.
Она начала плакать.
Взяв ее за руку, он повел ее через площадь к воротам.
— Давай войдем внутрь, — сказал он. — Ты сможешь там немного посидеть.
Когда они вошли на территорию, Дитер заметил, что в стене церкви зияла дыра. Это объясняло, каким образом главные силы попали внутрь.
Вышедшие из здания солдаты Ваффен СС разоружали атакующих. Дитер пристально рассматривал бойцов Сопротивления. Большинство из них было убито, но некоторые лишь ранены, а один или два как будто сдались в плен невредимыми. Некоторых из них нужно будет допросить.
До сих пор его работа носила оборонительный характер. В сущности, все, что он мог сделать, — это укрепить ключевые объекты против атак Сопротивления, усилив меры безопасности. Случайно захваченные пленники дают немного информации. Но совсем другое дело — когда у вас под рукой несколько пленных, входящих в состав большой и явно хорошо организованной ячейки. Это дает шанс перейти в атаку.
— Вот вы — приведите врача к этим заключенным! — крикнул он сержанту. — Я хочу их допросить. Не дайте им умереть.
Хотя Дитер был не в форме, по его манере поведения сержант признал в нем старшего по званию.
— Есть! — ответил он.
Дитер проводил Стефанию вверх по лестнице и через величественные двери далее в широкий холл. Вид был потрясающий: полы из розового мрамора, высокие окна с вычурными шторами, запыленные стены с этрусскими мотивами на зелено-розовой штукатурке и потолок с поблекшими херувимами. Некогда, решил Дитер, эта комната была уставлена великолепной мебелью: столиками с высокими зеркалами, стоящими между окон, сервантами, покрытыми золоченой бронзой, изящными креслами на позолоченных ножках, картинами, написанными масляными красками, огромными вазами, маленькими мраморными статуэтками. Разумеется, теперь все это исчезло, сменившись рядами наборных панелей, возле которых стояли стулья, и переплетением проводов на полу.
Телефонистки, кажется, выбежали наружу и жались позади дома, но теперь, когда стрельба прекратилась, некоторые из них стояли возле остекленной двери, в наушниках и с нагрудными микрофонами, гадая, можно ли вернуться внутрь. Усадив Стефанию за наборную панель, Дитер подозвал к себе одну из телефонисток.
— Мадам, — вежливым, но повелительным тоном пофранцузски сказал он, — пожалуйста, принесите этой даме чашку кофе.
С ненавистью посмотрев на Стефанию, женщина вышла вперед.
— Конечно, мсье.
— С коньяком. Она испытала шок.
— У нас нет коньяка.
Коньяк у них был, но они не хотели давать его любовнице немца. Дитер не стал спорить.
— Тогда только кофе, но побыстрей, иначе будут неприятности.
Похлопав Стефанию по плечу, он отпустил ее и через двустворчатую дверь прошел в восточное крыло. Как можно было видеть, шато состояло из серии гостиных, переходящих одна в другую — как в Версале. Здесь тоже все было уставлено наборными панелями, но выглядели они более солидно, провода были аккуратно уложены в уходившие вниз, в подвал, деревянные желоба. Дитер решил, что обстановка в холле выглядела такой беспорядочной из-за того, что аппаратуру пришлось перенести сюда после бомбардировки западного крыла. Некоторые из окон были заложены — несомненно, для светомаскировки против воздушных атак, но на остальных тяжелые шторы были открыты, и Дитер предположил, что женщины не любят работать в постоянной темноте.
