выпустил собаку и англичанку и почувствовал, что вляпался в собачье дерьмо. Ботинки было жалко, но мысль о сорванном контракте бросала его в дрожь. Он никак не мог понять, как же получилось, что какой-то идиот вручил ей кроваво-красные розы вместо указанных им хризантем. Он понимал, что по крайней мере сегодня никакого подписания не будет.
Отряхнувшись от собачьего дерьма, Сергей подошел к Игорю и, с трудом сдерживая эмоции, спросил:
– Что случилось? Где она и почему такой сбой? Грач нам этого не простит! – И добавил: – Игоряшка, будешь мне должен.
– Это кто кому должен? Какой придурок нарушил сценарий? – сухо ответил Игорь Веснин. – Я же писал вам про цветы: ну мимозу не нашли, так крымской хризантемы в Москве навалом. Могли бы и самолет в Крым отправить ради такой сделки. Она ненавидит красные розы, мне кажется, что она почему-то их боится. – Он помолчал: – И вообще, увеличивайте бюджет. Теперь мне нужно к ней ехать, успокаивать и заглаживать вину ваших людей. – Он протянул Сергею букет: – Возьми, я уже весь искололся вашими дурацкими розами.
Сергей начал искать глазами Антона: «Мерзавец, я выгоню его отсюда с волчьим билетом. Он меня еще попомнит». Но расстроенный Антон и не думал скрываться, он подошел к Сергею, протянул ему телефон и вежливо сказал: «Сергей Никитович, хотя это было очень трудно, но я выполнил ваши указания». Сергей прочитал SMS, вспомнил про пропавший телефон и понял, что его переиграли.
Михаил Юрьевич, которого Сергей оставил одного в зале «Ярославль», устал ждать и решил спуститься в «Атриум». Там он увидел толпу журналистов и других приглашенных лиц, на фоне которых выделялся взъерошенный Сергей с букетом роз, и спросил: «Где она? Не приехала?» Сергей стал путано объяснять про розы и хризантемы, про ее обморок и внезапный отъезд. Михаил Юрьевич прошипел: «А где твой Игорь? И кто так готовит сделки? Наверное, нужно юриста менять!», и, не находя более приличных выражений, он пошел к своей машине и увидел, что водителя не было. «Где этот козел? Поведу сам», – подумал Михаил Юрьевич и вспомнил о выпитом коньяке. Это его немного охладило, и, обернувшись, он сказал: «Ладно, Сергей, давай цветы. Думай, как решить проблему. Объяви газетчикам, что ей стало плохо и подписание переносится. И пусть едят и пьют – все равно деньги уже заплачены». В этот момент подошел водитель и Михаил Юрьевич сел на заднее сиденье роскошной БМВ.
«Куда ехать?» – подобострастно спросил водитель. «Прямо», – рявкнул Михаил Юрьевич и стал раздумывать о том, что после такой неудачи ночь любви будет безрадостной. Он передумал ехать к китаянке и вспомнил о Барбаре —сотруднице московского департамента консалтинговой компании KPMG. «Поеду к ней и обсужу план вывода «Полимеда» на биржу, а потом домой и напьюсь. День все равно пропал». Но вдруг он вспомнил слова Барбары о том, что до слияния с «Витафармой» на биржу выходить преждевременно. Осознание того, что он, Михаил Юрьевич Грач, зависит от какой-то женщины, вконец его расстроило, и он сказал водителю: «Поехали в клуб». И подумал: «Посмотрю на девочек у шеста: они такие милые, когда раздеваются. Подарю им розы, не выбрасывать же их».
Выходя из «Атриума», где он объявил обо всем журналистам, Сергей увидел Игоря, который о чем- то мило беседовал с Натальей Власовой:
– Останетесь на фуршет?
– Конечно, я сегодня не обедал. Мы с Натальей – старые знакомые, будет приятно вспомнить о былом, – многозначительно заметил Игорь и увлек Наталью в «Атриум», где как раз закончили накрывать столы.
Сергей не мог смотреть на еду, он вдруг почувствовал легкое головокружение и решил прогуляться до метро.
Секлетея пришла в себя и увидела, что они въезжают в Брюсов переулок со стороны Тверской:
– У меня был приступ? – спросила она ханты-мансийца.
– Небольшой, как вы себя чувствуете?
– Меня еще знобит и слабость. Дайте мне лекарство.
Она стала медленными глотками запивать порошок и вспомнила, когда это произошло с ней впервые. И воспоминание обожгло ее.
1960-е годы, Тюменская область
Они жили на окраине поселка Луговской, на берегу великой сибирской реки Обь. Поселок возник в 1930 году, а его жителями стали раскулаченные семьи – так называемые спецпереселенцы 6, которые были доставлены баржей на необжитой берег великой Оби. Рядом с тремя хантыйскими юртами из сырого сибирского леса мужики за лето построили несколько домишек, покрыли их соломенными крышами, сложили печки и к осени поселились по три-четыре семьи в одном доме. Зимовали тяжело, голодали, ходили в тайгу на зверя и ловили рыбу. В Белогорье выменивали рыбу на картошку и муку. А весной 1931 года стали разводить хозяйство, установили мельницы на реке и организовали колхоз.
Сорокатрехлетний доцент Ленинградского государственного университета имени А. А. Жданова Владимир Красицкий был репрессирован в 1950 году по так называемому «Ленинградскому делу» 7. А в 1957 году был освобожден, но попал под «минус двенадцать» 8, что означало запрет проживания в двенадцати крупных городах СССР. Так Владимир поселился в поселке Луговской, где ему было предписано проживать под надзором отдела ГПУ при НКВД РСФСР. Чтобы как-то прожить, он устроился фельдшером в поселковую больницу на мизерное жалование, где кроме него работало еще три врача.
По его инициативе при больнице было создано подсобное хозяйство, в котором были корова, овцы и две лошади. Врачи ездили на вызовы к больным в соседние деревни на лошади – зимой на санях, летом на телеге, а иногда и верхом. А корова и овцы помогали прокормиться самим, да и накормить больных, которые, как и врачи, были спецпереселенцами. Еще при больнице была своя лодка, на которой добирались до отдаленных поселений и юрт по протокам великой реки Ендырская, Малина и Агорная.
Обитатели поселка любили Владимира за скромность и интеллигентность, а благодарные пациенты дарили ему все, что сами могли добыть в тайге и в великой реке: рыбу, оленину, зайчатину, иногда куропатку или рябчика, а летом грибы и ягоды. Он жил при больнице: летом в маленькой каморке по соседству с коровой и лошадьми, а зимой – в больничной нише за печкой. В отдельные зимние дни температура воздуха падала ниже 40 градусов и в летней каморке Владимир просто бы замерз.
И тут в его жизни появилась дочь. У Владимира был короткий роман с идейной комсомолкой из Ханты-Мансийска, которая отвергала стыд как классовый предрассудок. В январе 1960 года она приехала в поселок Луговской на
