боли, ответил Сафронов.
– Тогда скажи мне, купец Сафронов, какого хрена ты околачивался в Зубчаниновке, в молельном доме хлыстов?
Сафронов (сконфуженно):
– Да это я так, из любопытства, ваше благородие.
– Вот как? – удивился поручик. – А что может быть интересного в том сектантском гадюшнике?
– Так поют они хорошо, душевно, – уводя глаза в сторону, солгал Сафронов. – И пляшут они забавно, так я слышал, только вот посмотреть не успел. Вы, своим появлением, положили конец их радениям.
Поручик встал из-за стола, закурил и отошел к окну.
– А от нас почему прятался? – не оборачиваясь, поинтересовался он. – Почему не подошёл ко мне и не представился?
– И сам не знаю почему, – вздохнул Сафронов. – Думал, что моё задержание в компании хлыстов больно ударит по деловой репутации.
– А не брешешь ли ты, купец, как сивый мерин? – ухмыльнулся поручик. – Если ты рисковал своей репутацией, значит, не просто так к хлыстам пришел.
Сафронов молча кивнул.
– Правильно понимаешь, Иван Ильич, правильно, – с иронией продолжил поручик. – У нас не так много времени, чтобы растрачивать его по пустякам.
Сафронов сжался под его пристальным взглядом и опустил голову.
– Вот мы пришли к хлыстам, чтобы задержать опасного преступника, – продолжил поручик. – Ты не догадываешься, о ком я веду речь?
– Да, я слышал краем уха, что вы интересовались каким-то Евстигнеем, – промямлил Сафронов, изнывая от плохого предчувствия.
– Не каким-то, а особо опасным государственным преступником, – подчеркнул назидательно поручик. – Полиция занимается разного пошиба уголовниками, а мы, жандармерия, только очень опасными преступниками.
– А хлысты здесь при чём? – уныло поинтересовался Сафронов. – Всем известно, что христоверы – тихие богобоязненные люди.
Поручик подался вперёд и как жалом пронзил взглядом Сафронова.
– А ещё всем известно, что они восхитительно поют, задорно выплясывают и азартно занимаются свальным грехом, – не удержался от едкой подковырки поручик. – Ты слышал о такой забаве хлыстов, как свальный грех, Иван Ильич?
Сафронов занервничал. Боль в голове усилилась, задрожали руки, и пересохло во рту. Кончиком языка он облизал пересохшие губы и прерывисто вздохнул. От внимательно наблюдавшего за ним поручика не укрылось волнение купца.
– Ай-я-яй, Иван Ильич, – осклабился поручик, – женатый человек, с незапятнанной репутацией в купеческой среде, а сам… Тебе что, городских проституток не хватает? А может быть, ты тоже состоишь в секте? А? Или только для свального греха к ним являешься?
Сафронов ошеломлён, подавлен и едва держится на ногах.
– Господин поручик… Ваше благородие… – прошептал он и замолчал, будучи не в силах выговорить фразы.
– И всё-таки, Иван Ильич, будь честен со мной? – презрительно морщась, усиливал натиск поручик. – Допустим, свальный грех можно исключить, у тебя достаточно денег прикупить в свою постель хоть десяток девок. Но для чего-то ты всё-таки к хлыстам пришёл? Как объяснить твой поступок, Иван Ильич?
– Н-не п-понимаю, о-чём в-вы… – с трудом проглотив наполнившую рот вязкую слюну, выдавил Сафронов.
– Хорошо, если не понимаешь, то сейчас поймёшь, – многозначительно пообещал поручик. – Ты пришёл к хлыстам не песни их слушать и не плясками любоваться. Ты пришёл, чтобы встретиться с Евстигнеем Крапивиным, дезертиром и убийцей, так ведь?
Сафронова затрясло. Спазмы сдавили горло, и он едва не задохнулся от приступа кашля. Слова жандарма прозвучали для него как приговор.
– Нет-нет, это не так, господин поручик? – пролепетал он дрожащим голосом. – Ну что у меня может быть общего с этим… гм-м-м… С этим дезертиром?
– А я полагаю, что какая-то договорённость у тебя с ним есть, – настаивал на своём поручик. – Признаюсь, пока не знаю какая. Но я убеждён, что мы поладим и ты сам, добровольно, откроешь мне глаза на всё.
Сафронов покачнулся и с трудом удержался на ногах. Каждое произносимое жандармом слово, как кувалдой, било его по голове.
– Богом клянусь, что ни в чём я не виновен, господин поручик! – взмолился он. – Я знать не знаю этого преступника и ведать не ведаю, где он!
Поручик, не спуская с него пристального взгляда, взял со стола пачку папирос и закурил.
– А я вот думаю иначе, купец Сафронов, – выпуская в потолок струю дыма, сказал он. – Ты пришёл в молельный дом, чтобы встретиться с Крапивиным и забрать у него деньги. Большие деньги, хочу заметить, господин купец.
– Какие ещё деньги? – едва дыша, хрипит Сафронов. – Откуда у хлыстов большие деньги, господин офицер? Вы же сами видели, как живут эти голодранцы. Даже в их избе молельной хоть шаром покати!
– У тех, где мы побывали, вполне может быть, – давя в пепельнице окурок, хмыкнул поручик. – Сектанты не любят выставлять напоказ свои богатства. А разыскиваемый нами Евстигней Крапивин убил несколько военных, похитил у них два миллиона государственных денег и ушёл.
– А я? Я-то здесь при чём? – воскликнул переполненный отчаянием Сафронов. – Почему вы считаете, что я каким-то припёком связан с этим убийцей?
– А я скажу каким, – усмехнулся поручик. – Ты только слушай.
Он снова прошёлся по кабинету.
– Крапивин хоть и стал обладателем огромного богатства, но не в состоянии им распорядиться, – продолжил поручик. – Почему? А потому, что он безграмотен и не имеет связей.
Шелестов развернулся от двери, подошёл вплотную к едва живому от страха подозреваемому и пристально посмотрел ему в глаза.
– А я-то здесь при чём? – простонал Сафронов. – У меня своих денег достаточно.
– А у купцов никогда денег не бывает достаточно, – процедил сквозь зубы поручик. – Они потому и купцы, что только и думают, как бы побольше заработать.
– Скажи, сколько заплатить, чтобы избавиться от кутерьмы этой? – тяжело дыша, прошептал Сафронов. – Говори, сколько, я ничего не пожалею.
Выслушав такое неожиданное предложение, поручик на мгновение растерялся. Затем его глаза сузились, и он, сжав плотно губы, покачал перед носом Сафронова указательным пальцем.
– Купить меня вздумал, подлюга? – процедил Шелестов сквозь зубы. – Считаешь, что я сволочь продажная и сейчас, в этом кабинете, вымогаю из тебя мзду?
– Да нет же, нет! – в отчаянии воскликнул Сафронов. – Просто в замешательстве я и не знаю, что делать.
– Скажи мне правду о своей договорённости с Крапивиным, и я тебе помогу, – пообещал поручик.
– Но как я скажу, если не было этого? – умоляюще произнес Сафронов. – Зачем вам понадобилось, чтобы я оговорил себя, ваше благородие?
Поручик поморщился и снова подошел к окну.
– Ступай, Иван Ильич, и хорошо подумай над моими вопросами. Завтра мы снова встретимся и поговорим, не возражаешь?
Сафронов облегчённо вздохнул, смахнул с лица пот ладонями и поспешил к двери. Но поручик остановил его резким окриком:
– Стоять, купец! Я тебя никуда не отпустил! Думать ты будешь не дома, а в тюремной камере. У закрытых под замок упрямцев голова становится светлее и мозги ворочаются
