Хесус Торре де ла - Пророчество Корана

— Да, конечно… Моя племянница Тереса, которая вчера была у нас, любит эту назарийку, как родную сестру. Но продолжайте, она мне намекнула, что с книгой связана какая-то таинственная легенда.

Яго чувствовал, что разговор складывается, и надеялся на удачу.

— Так оно и есть, — стал объяснять он. — Многие годы иудеи-каббалисты и исламские улемы непрестанно искали ее. Дело в том, что последний монарх династии аббадиев из дворца Биб-Рагель, где ныне и расположен ваш монастырь, образованный и не слишком набожный аль-Мутамид молился на великолепном Коране, уникальном рукописном экземпляре, выполненном знаменитыми каллиграфами Баб-Макараны, славившимися во всем восточном мире своим виртуозным мастерством. И хотя, как известно, на его страницах имеются изображения животных и растений — а это запрещено догматами их неправедной религии, — в одной из сур было скрыто эсхатологическое послание, имеющее важнейшее значение для мусульманской веры. По преданию, одному поэту родом из Сицилии — он был писарем при султане и имел недюжинные таланты — вместе с астрономами и звездочетами удалось расшифровать тайный древний Хэрц — каббалистическое изображение, принадлежавшее халифу Али, зятю пророка Мухаммеда. Они включили написанное в текст этой книги, сохранив послание, чтобы о нем впоследствии узнало человечество.

— Все это мне кажется легендой, лишенной смысла, что вполне в духе еретиков-магометан, мастер Фортун. По правде говоря, я полагала вас более благоразумным человекам, — без обиняков рассудила аббатиса.

— Вы копаетесь там, где можно найти лишь еретические отбросы, — добавила монахиня, надзиравшая за послушницами.

— Может в конечном счете так и оказаться, матушка. Однако фантазии, которые создаются воображением, иногда проявляются в реальности. Подумайте вот над чем. Палачи эмира альморавиды искали эту книгу исключительно для сожжения и не нашли, причем сам он упорно отрицал ее существование. Однако, уже глядя в лицо смерти, он признался своему сицилийскому певцу, что в ночь накануне ареста успел спрятать книгу вместе с другими наиболее ценными томами в «большой каменной раковине» под Дар ас-Сурой. Прошло время, и вот в этот сад знаний вошла грамотная и владевшая несколькими языками донья Беренгуэла и взяла оттуда для себя самые прекрасные цветы. И я вас спрашиваю: какую архитектурную форму имеет это подземное хранилище? Сознайтесь, оно похоже на раковину, не так ли? И разве большинство найденных манускриптов не являются арабскими трактатами? Разве хроники не говорят о том, что на этом самом месте находился «олимп» поэтов, астрономов и других ученых, покровительствуемых аббадийским султаном? Слишком много свидетельств, подтверждающих эти самые предположения.

— Ваша способность к бреду превышает даже вашу дерзость. Эта книга не является Кораном, поэтому выводы, которые вы делаете, безосновательны.

— Несмотря на мой более чем возможный бред, я уверен, что мудрый аль-Мутамид скрыл под этой обложкой основное сокровище своей библиотеки, — не сдавался врач. — Так что, мать Констанса, если вы позволите нам исследовать этот манускрипт, то не останется сомнений: либо мои тезисы подтвердятся, либо нет. Мы изучим его, затем покинем вашу обитель и не станем больше вас беспокоить, обещаю.

Речь врача разожгла любопытство сестер, а сам Яго буквально рвался вникнуть в суть того, что он с таким пафосом защищал. Все присутствовавшие приблизились к аналою, пока аббатиса пухлыми пальцами раскрывала тисненую обложку, а одна из сестер делала то же со створками окон, чтобы было достаточно света. В волнении они столпились вокруг, похожие на колдунов у языческого идола.

Бер Церцер, который в студиуме Сан-Мигеля считался известным арабистом, предложил сначала удостовериться, действительно ли книга является той, о которой говорил Яго. Хрустнул первый лист пергамента, содержавший не более чем название, четкое и однозначное: «Главная жемчужина, молитвы и речи Пророка». Яго почувствовал легкое разочарование, которое не мог скрыть.

— Мне жаль огорчать тебя, мой уважаемый коллега, но ты заблуждаешься.

— Действительно жаль, сеньор Церцер, — откликнулся Яго с несколько потускневшим взором.

Он продолжал в сомнении разглядывать книгу и неуверенно предложил советнику листать дальше, хотя бы это и было бесполезно. Церцер перешел к другому листу, потом к следующему. Было видно, что это не суры Корана в их привычном виде.

— Ладно, пора, наверное, заканчивать с этой комедией, — подвела итог аббатиса.

Внезапно, когда Церцер уже почти согласился и собирался закрыть книгу, его рука замерла и дернулась. Скептический взгляд теперь излучал изумление. Сам он теперь чем-то напоминал жену Лота, сраженную небесной карой. Но вот «соляной столп» растерянно оглянулся и воскликнул:

— Клянусь бородой Моисея! Как же я не увидел!

Яго, ничего не понимая, придвинулся ближе и внимательно прочел пятую страницу с красиво выписанными золотыми буквами. От книги веяло застарелым запахом, а на странице находилась чарующая разгадка тайны, которую он так самоотверженно и долго искал. Церцер в упоении не меньшем, чем его младший коллега, громко прочел:

— «Коран, сура первая. Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Хвала — Аллаху, Господу миров, милостивому, милосердному, царю в день суда!»

Для Яго эти слова, которые в общем-то еще ни о чем не говорили, являлись подтверждением его догадок.

— Эта фраза достаточно красноречива, — ликовал он. — Перед нами первая страница Корана.

— Священная книга ислама, — с расширенными глазами подтвердил советник. — Откровение пророка Мухаммеда. Главная книга всех мусульман, о которой философ Раймунд Луллий говорил: «tan ben editat у demostrador de la unitat de Deu» [175]. Ты был прав, Яго, признаю. Ты настоящий искатель истины, самый упорный и грамотный из всех, кого я до сих пор знал. Теперь ясно, что султан спрятал текст в этом томе. «Жемчужина» конечно же. Он знал, что с годами она может попасть в руки христиан. Ну и хитрец!

Монахини, силясь понять, в чем состоит ценность находки, хранили молчание.

— В таком случае прошу у вас прощения за то, что вам говорила, сеньор Яго, — неловко пробормотала аббатиса, — вы и в самом деле обладаете этими качествами — самоотверженностью и упорством. Поздравляю вас.

— Тем не менее нам еще предстоит уточнить, что это и есть тот самый Коран аль-Мутамида, — сказал Яго. — На то, что это так, должен указать текст о Страшном суде. Толкователи и сведущие люди говорили мне, что это девяносто восьмая сура, которая называется «Ясное знамение». Заглянем туда.

Бер Церцер благоговейно листал покоробленные страницы, источавшие запах ветхости, и по мере просмотра становилось понятно, почему это издание Корана было запрещено ревнителями чистоты ислама как богохульное: на его полях красовались прекрасно выполненные цветными красками изображения растений и животных, чудесные в своем многообразии. Созерцать их было наслаждением. Все присутствовавшие убедились, что книга — настоящая сокровищница миниатюрной живописи. Яго и Церцер любовались многочисленными фрагментами золотой росписи, которые, хотя и потускнели от времени, сохранили свое великолепие. Так, сура «Корова» содержала изображения домашнего скота в синих тонах индиго, суры «Муравьи» и «Паук» сопровождались изображениями целых воинств муравьев и малюсеньких паучков, посланник Йунус на соответствующей странице был изображен в пасти кита. А в девятнадцатой суре появилась улыбающаяся Марйам, мать Исы — то есть Иисуса. Ее изображение, окруженное упитанными ифрис, то есть ангелами судьбы, предваряло суру.

Богомолки удивлялись несказанно, им стоило больших усилий примириться с тем, что в «сатанинской книге» фигурировали тщательно выписанные лики Девы Марии и Спасителя. Мало-помалу они меняли свое отношение к искусно выполненной рукописи. Аббатиса со сдержанным смущением сказала:

— Сердце мое отказывается верить в то, что столь прекрасная на вид книга может содержать столько яду.

Наконец появилась часть, к которой вели их самоотверженные поиски; в нетерпении все спрашивали себя, подтвердится ли дерзкая идея молодого врача, который сам изнемогал от желания найти ответ на свои предположения. Семь пар глаз заглядывали в девяносто восьмую суру — и точно: на ее месте, ко всеобщему удивлению, предстал длинный текст, написанный совсем другим почерком, а также странный квадрат, разделенный на девять ячеек, пронумерованных по индийской системе [176], которые явно нуждались в каком-то числовом ключе для понимания.

Виньетку послания о Страшном суде поддерживали на своих посеребренных крыльях четыре каббалистических архангела: Гавриил, Михаил, Азраил и Рафаил.