Проститутки снова позвали ее; их шелковая одежда переливалась в отблесках огня. До сегодняшнего дня никто не предлагал ей поесть. Разве она не пыталась во всех шатрах, хижинах или у обычных костров, где ей приходилось останавливаться, вымолить хоть что-нибудь? Разве кто-то сжалился над ней? Нет, все относились к ней как к последней побирушке. Аледис просила милостыню: немного хлеба, чуточку мяса или овощей. Ей плевали в протянутую руку, потом смеялись. Эти женщины были потаскухами, но они пригласили ее поесть с ними олью.
Король приказал своим войскам соединиться у города Фигераса, что на севере графства, и в этом направлении потянулись рыцари, не покинувшие короля, и ополчение Каталонии, в том числе солдаты Барселоны. Среди них был Арнау Эстаньол, свободный от житейских неурядиц и с надеждой в душе, что его жизнь переменится к лучшему. Он был вооружен арбалетом своего отца и коротким римским мечом.
Вскоре в городе Фигерасе королю Педро удалось собрать войско в тысячу двести конников и четыре тысячи пехотинцев, а вместе с ним еще одну армию. Это были родственники солдат — в основном наемников, — которые, словно кочевники (по сути они ими и были), вели за собой семью вместе с домашним очагом; торговцы всевозможным товаром, надеявшиеся купить то, что добудут солдаты; торговцы рабами, священники, шулера, воры, проститутки, попрошайки и всякого рода сброд, не имевший другой цели в жизни, кроме как наброситься на падаль. Все они составляли внушительный арьергард, движущийся вслед за войском и подчиняющийся своим законам, порой более жестоким, чем на войне, на которой они паразитировали.
Аледис была всего лишь еще одной в этой разношерстной компании. Сцена прощания с Арнау ни на минуту не покидала ее. В то же время она с содроганием вспоминала, как сморщенные, заскорузлые руки мужа трогали ее в самых интимных местах. Хрипы старого дубильщика все еще стояли в ушах. Старик щипал ей влагалище — Аледис не двигалась. Старик щипал снова, еще сильнее, требуя притворной щедрости, которой до сих пор награждала его жена. Аледис сдвинула ноги. «Почему ты меня бросил, Арнау?» — думала она, чувствуя, как Пау, помогая себе руками, пытается войти в нее. Она поддалась и раздвинула ноги, едва сдерживая горечь, подходившую к горлу, и остановила позыв к рвоте. Старик двигался на ней, как пресмыкающееся, и ее снова затошнило. Когда она вырвала сбоку от кровати, он даже не догадался об этом. Пау продолжал впихивать себя в молодое тело, руками поддерживая свой член. Уткнувшись головой в груди Аледис, он покусывал ее соски, которые даже не твердели из-за испытываемого ею отвращения. Кончив, Пау завалился рядом на кровати и заснул. На следующее утро Аледис собрала свои скудные пожитки, немного денег, которые она украла у мужа, и кое-какую еду, а затем как ни в чем не бывало вышла на улицу.
Она двинулась в сторону монастыря Святого Петра и там вышла из Барселоны, оказавшись на старой римской дороге, которая вела к Фигерасу. Проходя через городские ворота, Аледис опустила голову, чтобы избежать взглядов солдат, и с трудом сдерживала желание пуститься бегом. Чувствуя себя свободной, девушка подняла глаза к небу, голубому, сияющему, и отправилась к своему будущему.
Новые ощущения переполняли ее, и она улыбалась многочисленным путникам, которые шли ей навстречу. Арнау тоже оставил свою жену, она в этом убедилась. Конечно, он ушел из-за Марии! Он не мог любить эту женщину. А она не могла ошибаться: он любил только ее, Аледис! Когда они занимались любовью, она ясно это чувствовала. Очень скоро он ее увидит… У Аледис захватило дух, стоило ей представить, как Арнау бросится к ней с распростертыми объятиями. Они убегут! Да, убегут, чтобы навсегда быть вместе…
В первые часы пути Аледис примкнула к группе крестьян, продавших свой товар и теперь возвращавшихся домой. Она рассказала им, что отправилась на поиски своего мужа, поскольку узнала о своей беременности и поклялась сообщить ему об этом, прежде чем он вступит в бой. От них она узнала, что Фигерас находился в пяти-шести днях ходьбы, если идти по этой же дороге на Жерону. Вместе с этим у Аледис появилась возможность послушать советы двух беззубых старух. Казалось, они вот-вот сломаются под грузом огромных пустых корзин, которые несли на спине. Но пожилые женщины все шли и шли, босые, наполненные непостижимой энергией для столь старых и худых тел.
— Нехорошо женщине идти одной по этим дорогам, — заметила та, что повыше, и покачала головой.
— Да, нехорошо, — поддакнула ее подруга.
Прошло несколько секунд, прежде чем обе набрали в легкие нужное количество воздуха.
— А еще хуже, если женщина молодая и красивая, — продолжала вторая.
— Да, да, — закивала первая.
— А что со мной может произойти? — наивно улыбаясь, спросила Аледис. — На дороге полно людей, таких же добрых, как и вы.
На какое-то время ей пришлось замолчать, потому что старухи умолкли, сделав несколько широких шагов, чтобы не отстать от остальных крестьян.
— Да, здесь еще можно встретить людей, потому что вокруг Барселоны очень много деревушек. Но немного дальше, — сказала одна из старух, стараясь не отрывать глаз от дороги, — когда деревни находятся далеко друг от друга и рядом нет города, дороги становятся пустынными и опасными.
На этот раз ее спутница воздержалась от каких бы то ни было замечаний. Помолчав, она через какое-то время обратилась к Аледис:
— Когда будешь сама, старайся никому не показываться на глаза. Прячься, как только услышишь хотя бы малейший шум, и избегай любой компании.
— Даже если это будут рыцари? — спросила Аледис.
— Их нужно опасаться в первую очередь! — воскликнула одна из них.
— Если услышишь цокот копыт, затаись где-нибудь и молись! — вторила ей другая.
На этот раз обе говорили одновременно и с такой неожиданной яростью, что им пришлось после этого отдышаться. Некоторое время они не останавливались, поскольку другие путники успели отдалиться.
На лице Аледис было столько явного недоверия, что обе старухи, как только нагнали остальных, снова принялись увещевать ее.
— Смотри, девушка, — стала советовать ей та, что казалась побойчее, в то время как другая тут же начала поддакивать, еще не зная, что скажет ее подруга, — на твоем месте я бы вернулась в город и там подождала своего мужа. На дорогах очень опасно, особенно когда идет война и можно повсюду встретить солдат и офицеров. Нет властей, никто не охраняет дороги, и никто не боится наказания короля, занятого другими делами.
Аледис задумалась. Прятаться от рыцарей? Зачем? Все рыцари, приходившие в мастерскую к ее мужу, были вежливыми и почтительными по отношению к ней. Из уст многочисленных купцов, поставляющих сырье ее мужу, она никогда не слышала о грабежах и бесчинствах на дорогах графства.
Наоборот, она узнала поразительные истории, которыми ее часто развлекали: о приключениях во время морских путешествий, о поездках в земли мавров или самые отдаленные города египетского султана. Муж рассказывал ей, что вот уже двести лет, как дороги Каталонии защищены законом и королем. И любой, кто посмеет совершить преступление на королевской дороге, будет наказан гораздо строже, чем если бы такое же преступление было совершено в другом месте. «Коммерция требует, чтобы на дорогах было спокойно! — восклицал Пау. — Как же мы сможем продавать наши товары по всей Каталонии, если король нам не обеспечит спокойствие?» Поучительным тоном, словно Аледис была ребенком, муж говорил ей, что еще две сотни лет назад Церковь проявила инициативу относительно безопасности на дорогах. Сначала были Уложения мира и спокойствия, продиктованные в синодах. Если кто-то преступал эти Уложения, его немедленно отлучали от Церкви. Епископы установили, что жители их графств и епископств не имели права нападать на своих неприятелей с девяти часов в субботу до первого часа в понедельник и в церковные праздники; кроме того, этот мир защищал священников, а также всех тех, кто шел в церковь или возвращался оттуда. Уложения, объяснял он Аледис, распространялись и защищали большое количество людей и их имущество: торговцев и сельскохозяйственных и транспортных животных, полевой инвентарь и дома крестьян, жителей сел, урожай, оливковые рощи, вино… Чуть позже король Педро распространил закон о мире на общественные дороги и установил, что тот, кто нарушит его, совершит преступление против его величества.
Аледис посмотрела на старух, которые, поджав губы и едва передвигая тощие ноги, шли вперед со своей ношей. Кто посмеет совершить преступление против его величества? Какой христианин рискнет стать отлученным от Церкви за нападение на человека на каталонской дороге? Неотступно думая об этом, Аледис не заметила, как крестьяне свернули на Сан-Андрес.
— Прощай, девушка, — сказали ей случайные попутчицы. — Послушай нас, старых женщин, — добавила одна из них. — Если ты решишься идти дальше, будь осторожной. Не заходи ни в селение, ни в город, которые встретятся на пути. Тебя могут увидеть и погнаться за тобой. Останавливайся только на фермах, и то, если увидишь там женщин и детей.
