Когда Арнау приходил просить Святую Деву о помощи, здесь всегда был какой-нибудь богатый купец либо чванливый аристократ, расхаживающий среди строительства. Как будто они хотели украсть у него церковь. Они появлялись внезапно и с надменным видом рассматривали одиннадцать часовен из тридцати четырех, которые должны были построить вдоль крытой галереи. В часовне Всех Святых уже были птицы со щита Бускетов; в часовне Святого Хайме появились рука и лев с поднятыми передними лапами Жунентов; в готической часовне Святого Павла — три груши Боронатов де Пера, высеченные на ключевом камне, а также подкова и ленты Пау Феррана из мрамора; в часовне Святой Маргариды — щиты Дюфортов и Дюзэ и источник де лос Фонтов. Даже в часовне Святейшего, принадлежащей бастайшам, сейчас рядом со щитами Ферреров устанавливали саркофаг архидьякона Берната Ллулля, который начал строительство храма.
Арнау ходил поникший, искоса поглядывая на знать и купцов. Он всего лишь приносил сюда камни и становился на колени перед Святой Девой, чтобы попросить у нее освобождения от паутины, опутавшей его.
Когда закончились церковные службы, вся Барселона направилась в порт. Там был Педро IV, который отправлялся на войну в сопровождении своих баронов. В то же время инфант дон Хайме, граф Уржельский, оставался в Каталонии, чтобы защищать ее пределы в Ампурдане, Бесалу, Кампродоне, граничащими с материковыми владениями короля Мальорки. Все остальные ехали с королем, который вознамерился завоевать остров. Среди них были инфант дон Педро, королевский дворецкий Каталонии; Пэрэ де Монткада, адмирал флота; Педро де Эйксерика и Бласко де Алаго; Гонсало Диэс де Аренос и Фелипе де Кастро; отец Жоан де Арбореа; Альфонс де Ллориа; Галвань де Англесола; Аркадик де Мур; Арнау д’Эрилль; отец Гонсальво Гарсиа; Жоан Ксименес де Урреа, а также множество других знатных особ и рыцарей, готовых к войне вместе со своими войсками и вассалами. Мария, стоявшая с Арнау возле церкви, неотрывно смотрела на них. Внезапно она закричала, показывая пальцем вдаль.
— Король! Король, Арнау! Посмотри на него! Как он выглядит! А его шпага? Такая маленькая… А тот аристократ, видишь? Кто это, Арнау? Ты его знаешь? А щиты, доспехи, знамена…
Мария потянула Арнау за собой, вдоль берега, пока они не добрались до Фраменорса. Там, вдали от знати и солдат, стояла многочисленная группа людей, грязных и оборванных, без щитов, доспехов и шпаг. Одетые только в длинные потрепанные рубахи, краги и кожаные шапки, они уже садились в лодки, которые должны были доставить их на корабли. Эти люди были вооружены только палашами и пиками!
— Кто это? — спросила Мария у мужа.
— Наемники, — обронил Арнау.
С молчаливым почтением, как и все граждане Барселоны, наблюдали они за солдатами, нанятыми для короля Педро. Покорители Византии! Даже дети и женщины, находящиеся под впечатлением от шпаг и доспехов знати, как это произошло с Марией, смотрели на них с гордостью. Эти люди должны были сражаться пешими, без брони, рассчитывая исключительно на свою ловкость и опыт. Кто бы стал смеяться над их снаряжением, рубахами и оружием?
Арнау слышал, что так поступили сицилийцы: они насмехались над ними на поле боя. Мол, какое сопротивление могут оказать оборванцы, выступившие против знатных всадников? Однако наемники разгромили знать и завоевали остров. Такую же ошибку допустили французы; эту историю рассказывали по всей Каталонии, везде, где ее хотели выслушать. Арнау знал ее наизусть.
— Говорят, — прошептал он Марии, — что несколько французских рыцарей взяли в плен одного наемника и привели его к принцу Шарлю Салернскому, который оскорбил воина, назвав его оборванцем, бедняком и дикарем, и насмехался над каталонскими войсками. — Ни Арнау, ни Мария не могли отвести взгляда от людей, которые продолжали садиться в лодки перевозчиков. — Тогда этот наемник, — после паузы сказал Арнау, — в присутствии принца и его рыцарей бросил вызов лучшему из его воинов. Вооруженный одним копьем, он сражался пешим, а француз был на коне со всеми доспехами. — Когда Арнау на мгновение замолчал, Мария повернулась к нему и попросила его продолжить. — Французы смеялись над каталонцем, но приняли вызов. Все отправились на поле, которое находилось неподалеку от французского лагеря. Там каталонец победил француза, убив его лошадь и воспользовавшись недостаточной сноровкой рыцаря в пешем бою. Когда он уже собирался убить противника, Шарль Салернский отпустил его на свободу.
— Это правда, — добавил кто-то у них за спиной. — Они сражаются, как настоящие демоны.
Арнау почувствовал, как Мария прижалась к нему и взяла его за руку, не переставая смотреть на наемников. «Чего ты хочешь, женщина? Защиты? Если бы ты знала! Я даже не в силах побороть свою слабость. Ты думаешь, что кто-нибудь из них способен причинить тебе больше вреда, чем я? Они действительно сражаются, как демоны». Арнау вновь посмотрел на них: люди отправлялись на войну довольные, веселые, оставляя свои семьи. Почему… почему он не мог сделать то же самое?
Посадка солдат на корабли затянулась на несколько часов. Мария ушла домой, а Арнау остался на берегу и бродил среди людей, то там, то здесь встречая некоторых из своих товарищей.
— К чему такая спешка? — спросил он у Рамона, показывая на лодки, набитые до отказа солдатами. — Стоит хорошая погода. Не похоже, чтобы начался шторм.
— Сейчас увидишь, — ответил ему Рамон.
В этот момент послышалось ржание; вскоре к нему присоединилось ржание сотен лошадей. Животные стояли в ожидании за городскими стенами, и сейчас им предстояло взобраться на корабли. Из семи кок, предназначенных для перевозки животных, некоторые уже были загружены лошадьми, которые принадлежали знати из Валенсии и взошли на борт в Салоу, Таррагоне и в городах севернее Барселоны.
— Пойдем отсюда, — предложил Рамон. — Сейчас все это превратится в настоящее поле боя.
Но когда они собрались уходить, у берега появились первые боевые лошади, ведомые стремянными.
Они брыкались, били копытами о землю и кусались, не обращая внимания на людей, которые пытались усмирить их.
— Чувствуют, что идут на войну, — заметил Рамон, когда они с Арнау спрятались между лодками.
— Неужели чувствуют?
— Разумеется. Всегда, когда их помещают на корабль, животные знают, что идут на войну. Смотри. — Рамон махнул рукой в сторону моря. Четыре пузатые коки, киль которых отличался высокой осадкой, подошли как можно ближе к берегу и открыли пандусы. Те с грохотом попадали в воду. — Лошади, впервые загоняемые на судно, — продолжил Рамон, — узнают об этом от остальных.
Берег мгновенно заполнился боевыми лошадьми. Их было сотни — все большие, сильные, крепкие, обученные для войны. Стремянные и оруженосцы суетились, пытаясь увернуться от брыкания и укусов животных. Арнау видел, что многие из них получили удар от лошадиных копыт. Сутолока была ужасная, а шум оглушающий.
— Чего они ждут? — спросил Арнау.
Рамон снова показал на коки. Несколько оруженосцев, будучи уже по грудь в воде, вели лошадей.
— Это самые опытные. Оказавшись на корабле, они будут управлять всем табуном.
Так и было. Когда лошади добрались до края пандусов, оруженосцы повернули их к берегу. Раздалось бешеное ржание.
Это был сигнал.
Табун бросился в воду, поднимая столько пены, что какое-то время нельзя было ничего увидеть. За табуном и сбоку от него, окружая лошадей и направляя их к кокам, шли, щелкая кнутами, опытные конюхи. Они бросили поводья своих коней, и большая часть животных свободно пошла по воде, подталкивая друг друга.
Некоторое время стоял полный хаос: щелканье кнутов, ржание и брыкание лошадей, пытающихся забраться на коки, крик людей, подгоняющих их с берега. Потом в порту снова воцарилось спокойствие. Когда лошади забрались на корабли, были подняты пандусы, и пузатые коки приготовились к отплытию.
Галера адмирала Пэрэ де Монткады отдала приказ, и сто семнадцать кораблей вышли в море. Арнау и Рамон вернулись к кромке берега.
— Пошли завоевывать Мальорку, — подытожил Рамон.
Арнау молча кивнул. Да, они ушли, оставив позади свои проблемы и невзгоды. Их проводили как героев, и теперь в голове у них была война, одна война. Сколько бы он отдал за то, чтобы оказаться на борту одной из этих галер!
21 июня того же года Педро IV присутствовал на мессе в соборе Мальорки in sede majestatis, облаченный согласно обычаю в королевское одеяние и с короной на голове. Король Мальорки Хайме III бежал в свои владения в Руссильон.
Эта новость дошла до Барселоны, а потом разнеслась по всему полуострову: король Педро сделал первый шаг на пути исполнения своего обещания воссоединить владения, разделенные при смерти Хайме I. Ему осталось только снова покорить княжество Сардинию и каталонские земли за Пиренеями.
