Ознакомительная версия.
— Говори громче, маршал, я не слышу твоих слов! — крикнул Витовт.
— Ты ошибаешься, князь, в благих намерениях Ордена, — повысил голос немец. — Мы всегда относились к тебе как к брату, и даже сейчас готовы простить твое безумство, если прикажешь жемайтийцам сложить оружие, и сам со снятым шлемом войдешь в ворота Риттерсвердера.
— Этого не будет никогда, — отверг предложенный путь примирения Витовт. — Лучше, маршал, добром освободи Риттерсвердер. А мы, со своей стороны, обязуемся не чинить препятствий немецкому отряду на всем пути от замка до Пруссии.
— Бедный Витовт, неужели ты думаешь, что бесстрашные рыцари Тевтонского ордена испугаются комариного писка жемайтийцев, одетых в звериные шкуры, да и повадками недалеко ушедших от зверей.
— Еще как испугаются! — заверил Витовт. — Ты забываешь дорогой маршал, что два замка уже взяты презираемыми тобой жемайтийцами. Посему, я предлагаю Ордену выкупить находящихся в плену доблестных защитников этих замков.
— И что ты за них хочешь? — скрипя зубами, спросил Хаттенштейн.
— Коня, комплект полного вооружения и доспехов за каждого кнехта.
— Хорошо придумал этот князек — нашим оружием воевать против нас, — заметил Энгельгардт фон Ротенштейн. — Великий магистр за такие обмены по голове не погладит.
— Ничего не поделаешь, Энгельгардт, придется выкупать тех болванов, иначе и эти разбегутся при первой же возможности, — маршал неопределенно кивнул в сторону защитников замка. Затем, некоторое время подумав, он вновь обратился к Витовту. — Я бы рад, князь, выполнить твои условия, но мы не располагаем таким количеством лошадей и прочего снаряжения. Сам понимаешь, я не могу разоружить защитников Риттерсвердера.
— Насчет лошадей могу поверить — их крестоносцы много потеряли во время последней битвы, но оружия у вас в обозе предостаточно. А значит, — подвел итог Витовт, — так как у нас сорок шесть пленных, то великий маршал должен отдать двадцать три лошади и сорок шесть комплектов вооружения кнехта. Если будет хотя бы на один меч меньше, вы не досчитаетесь одного пленного. Неоплаченным пленным будут отрублены головы здесь же, перед воротами замка.
— Я согласен, — сказал маршал. — Когда и где будем производить обмен?
— Оружие и лошади должны быть доставлены на то место, где я сейчас стою. Обмен произведем, когда солнце поравняется с дубом, — Витовт указал на огромное дерево, одиноко стоящее примерно в версте от него.
В крепости начали готовиться к обмену: к городским воротам вели лошадей, частью мало на что пригодных, тащили доспехи, снятые с кнехтов, убитых в первом бою с литовцами. Но одновременно шли и другие приготовления: тяжеловооруженные рыцари облачались в доспехи, оруженосцы выводили на площадь их лошадей, готовилась к бою и пехота.
Настал час обмена. Замковые врата отворились, и в сторону жемайтийцев кнехты погнали табун лошадей. Следом выехали три тяжелогруженые телеги. Им навстречу воины Витовта вывели неудачливых защитников двух замков: кто-то из них хромал, кто-то держался за безвольно повисшую руку, а двоих немцев несли на руках.
Точно в указанном Витовтом месте пленные и плата за них встретились. Жемайтийцы принялись осматривать добычу, а пленные, не останавливаясь, потихоньку шли к распахнутым вратам.
— Маршал! — крикнул Витовт. — Почему у тебя половина лошадей покалеченных, а доспехи погнутые? Мы так не договаривались!
— Так ведь и воинов ты отдаешь всех израненных, половина из них уже не жильцы. А что доспехи погнутые, не взыщи — в этом виновны литовцы, напавшие на войско Ордена.
— Леший с тобой, — плюнул Витовт, — все равно обманешь.
Литовцы погнали трофеи в сторону своих, а пленные немцы уже начали входить в ворота. В это время со стен с оглушающим грохотом ударили пушки. Одно каменное ядро угодило в телегу с выкупом за пленных, и разбросало в разные стороны шлемы, латы, мечи. Уцелевшие жемайтийцы бросились врассыпную, однако, повинуясь приказу Витовта, вернулись и собрали вконец искореженные доспехи.
В ответ на пушечную пальбу жемайтийцы пустили десятки стрел по замку и входящим в ворота пленным. Последний из них, который и так едва волочил ноги, упал сраженный, не успев сделать всего лишь несколько шагов, чтобы скрыться за спасительными стенами. Немцы втащили его в замок и с лихорадочной поспешностью захлопнули ворота.
— Раненые налево, все, кто может держать оружие — направо! — приказал маршал получившим свободу кнехтам.
Немцы начали ощупывать свои раны и расходиться, в зависимости от их серьезности, в разные стороны.
— Ты куда пошел, брат Конрад? — спросил Хаттенштейн мертвецки бледного рыцаря. — У тебя же рука вся красная от крови и висит как плеть.
— Так это ж левая, а правой я могу держать меч, — ответил воин и пошел направо.
Всего способными держать меч признали себя двадцать восемь человек.
— Что с тобой случилось, брат Родигер? — спросил Хаттенштейн, присмотревшись к немцу, стоявшему среди тяжелораненых воинов.
— Сулица литовская в плечо попала, — невнятно произнес тот.
— Покажи плечо! — потребовал военачальник.
Родигер с неохотой поднял рубашку: на плече ничего, кроме красного чирья, не было.
— Из-за таких как ты мы потеряли два замка! — угрожающе промолвил маршал. — Я давно заметил, что ты при первой же возможности стремишься уйти от опасности. Хочешь на чужой спине в рай въехать?
Почувствовав недоброе в голосе военачальника, брат Родигер упал на колени:
— Прости, великий маршал, устал, кровью искуплю вину.
— Бог простит, — коротко отрезал Хаттенштейн. — Отрубите ему голову.
Брыкающегося и кричащего так, что было слышно осаждавшим жемайтийцам, брата Родигера уволокли на лобное место, и через мгновенье топор палача отделил его хитрую голову от туловища.
— А теперь, — Хаттенштейн обратился к остолбеневшим от увиденного защитникам двух замков, — всем наскоро перекусить и строиться у главных ворот. В бой пойдете первыми, и, не дай бог, хоть один из вас покажет врагу спину.
Отряд крестоносцев уже был готов выступить на вылазку, как с донжона раздался голос наблюдателя:
— Великий маршал, по направлению к замку движется еще одно войско. Они еще далеко, и я не пойму: наши это или литовцы.
Хаттенштейн посмотрел на направление взгляда наблюдателя и буркнул: — Откуда там нашим быть?
Затем он, не доверяя больше никому, принялся карабкаться на башню. Пока Хаттенштейн достиг смотровой площадки, войско подошло еще ближе, и маршал безошибочно определил, что это литовцы. Причем, от их количества у великого маршала дрогнули колени. Длинная змея растянулась на несколько верст, а конец ее Хаттенштейн так и не увидел, ибо воины продолжали выходить из-за леса.
— Ну что там? — спросил снизу Энгельгардт фон Ротенштейн.
— Вылазка отменяется. Всем спешиться! Главные ворота закрыть и заложить камнем! — приказал великий маршал.
Во главе приближающегося войска на коне ехал ни кто иной, как Ягайло. Вскоре обе армии соединились, и долина огласилась радостными криками. С войском Ягайлы пришло много жемайтийцев, прослышавших о приходе на их многострадальную землю благородного потомка Кейстута. В едином порыве они бросились к Витовту, подхватили его на руки, несмотря на возражения последнего, и понесли перед войском. А все войско Ягайлы кричало здравицы в честь его недавнего врага.
Люди находили своих знакомых, друзей, родных, и всюду слышались диалоги примерно такого содержания: «Судимантас, старина, рад видеть тебя живым!» «Наримантас! И ты на старости лет решил повоевать?» «Э, Судимантас, я ни одного похода Кейстута против немцев не пропустил, и Витовту надеюсь послужить еще не раз».
Обнимались жемайтийцы с жителями Аукштайтии, русские с жемайтийцами. Глядя на это всеобщее торжество, Ягайле стало как-то не по себе. Наконец военачальники обеих армий оказались друг против друга. На мгновенье взгляды их встретились, и Ягайло виновато опустил глаза. Братья, окруженные тысячами воинов, сдержанно поприветствовали друг друга.
— Размещай войска, Ягайло, вечером зайду к тебе — обсудим план действий, — бросил Витовт и отвернулся от родственника, давая понять, что разговор окончен.
Остаток дня Ягайло с Витовтом провели в заботах о прибывшем войске и почти не встречались лицом к лицу. Но едва солнце на западе покраснело, Ягайло окончательно потерял спокойствие. Он принялся, точно зверь в клетке, мерить шагами земляной пол походной палатки. Ягайло пытался сосредоточиться на предстоящей встрече с двоюродным братом, но мысли его возвращались к тем трагическим событиям, виною которых он был.
Попытки Ягайлы изменить работу мозга ничего не дали: перед глазами по-прежнему стоял его дядя Кейстут. Великий князь явственно видел его немного сутулившуюся фигуру, тяжелый взгляд и даже различал каждую морщину на лице старика. Рядом возник Витовт: истощенный болезнью и заключением, он стоял посреди темницы Кревского замка и сверлил брата безумным взглядом. Вспомнилась и жена его Анна; юная служанка Елена, без колебаний отдавшая жизнь за свободу господина. «Великий боже! — взмолился Ягайло. — Хоть бы он скорее шел!» Но Витовт точно нарочно решил подольше держать Ягайлу наедине со своей совестью.
Ознакомительная версия.
