Ознакомительная версия.
Настороженный взгляд кардинала, стал своеобразным одобрением, для капуцина, в тот же миг пустившегося в объяснения.
– Верные нам люди, в Лангедоке, на одной из дорог, что ведет к Пиренеям, но не к испанской границе, а скорее к побережью, в Руссильон, перехватили некоего баска, за которым вели слежку с самого Парижа. К великому сожалению взять живым гонца не удалось. Так же тщетными оказались всяческие попытки установить персону, написавшую и передавшую сие послание, по всей видимости, отправленное в Мадрид. Кому адресовано послание так же не известно. Таким образом, вынужден донести до вашего сведения, что в результате наших усилий, нам достался лишь клочок бумаги, коротенькая записка, имеющая вполне любопытное содержание.
Заложив руки за спину, Ришелье бесшумной походкой – движением, непременно, свидетельствовавшем о глубоком раздумье министра – приблизился к окну, незряче глядя в сгустившуюся мглу.
– Потрудитесь прочесть, любезный падре.
Развернув письмо, капуцин поднес его ближе к свече.
– «Имею честь донести, до вашего высочайшего сведения, что «кабанчик», уже добрался до Парижа, и «Красному герцогу», наверняка, известно об этом. Полагаю, что охота на «кабанчика» становится небезопасным предприятием для меня, чтобы ненароком, самому не угодить в сети, расставленные кардиналом. К тому же, учитывая сказанное выше, сие предприятие теряет смысл, так как трудно представить, что, кто бы то ни было, лучше людей «Красного герцога» может справиться с этим делом – совершить облаву, на матерого зверя.
Лугару»
Дочитав письмо, отец Жозеф, как и Рошфор, устремили вопрошающие взгляды на кардинала.
– Ваши соображения.
Не отрываясь от окна, задал вопрос министр.
– Несомненно – «кабанчик», это Бекингем, и испанцы, так же как и мы, охотятся за ним.
– Да, с той существенной разницей, что мы хотим сохранить герцогу жизнь, лишь засадив его в Бастилию, надеясь выторговать этим определенные преимущества в переговорах с британцами. А испанцы, если опередят нас, не побрезгуют расправиться с ним, что сорвет наши переговоры с Англией.
Обернувшись, Ришелье, будто пропустив, мимо ушей, высказанные мнения, как капуцина, так и графа, протяжно произнес.
– Лугару, Лугару1… странное имя, не правда ли?
Он вернулся к столу, где была разложена карта, жестом пригласив капуцина присоединиться к нему.
– Я полагаю, что к месье Лугару мы ещё вернемся. Вам же, Рошфор, следует, как можно быстрее, найти Бекингема. Отправляйтесь немедленно.
1 (фр.) loup-garou – оборотень
ГЛАВА 34 (93) «Племянник папаши Блошара»
ФРАНЦИЯ. ПАРИЖ.
С тех пор, как секретное послание, таинственного британского вельможи, в котором кардинал распознал графа Холланда, попало в руки Первого министра, а в Гавре провалилась засада, уготованная британскому вельможе, усилия всех шпионов Ришелье были направлены исключительно на поимку герцога Бекингема на территории французского королевства, от побережья провинций омываемых Английским каналом, до самого Парижа. Сторонники кардинала, все кого удалось, не без труда, собрать, без устали рыскали по дорогам, ведущим в столицу с севера. Привратникам и стражникам Парижа, было велено проявлять должную бдительность и досматривать все без исключения экипажи, намеревающиеся проехать в Город Лилий. Столичным ищейкам, отдали приказание выявлять места проживания иностранцев, любого сословия, прибывших в Париж в ближайшие дни. Другими словами все те, кем располагал кардинал, были подняты на ноги, и брошены на поимку опасного преступника и врага французской короны.
Но расчетливому Монтегю удалось перехитрить всех, вследствие чего герцог без помех ступил на нормандский берег, а городская стража, как вы помните, беспрепятственно пропустила британцев в королевскую столицу. И если Рошфор, не ведавший о планах и перемещениях лорда-адмирала, какое-то время ещё питал надежды поймать герцога в расставленные им ловушки на пути в столицу, то по истечении определенного времени он усвоил тщетность сего предприятия, осознав – Бекингем в Париже. Сие обстоятельство не привело в смятение графа, напротив, призвало к действию, склонив безотлогательно и мастерски, как он умел, приняться плести паутину, в которую по его расчетам, непременно, должен был угодить британский Премьер министр, оказавшийся в каменном мешке, под названием Париж. К тому же Рошфор руководствовался свидетельствами метра Буаробера, который якобы, лично, видел английского вельможу, на улицах королевской столицы.
Сведения, в скором времени, полученные Рошфором о пребывании сразу в нескольких особняках квартала Маре, неких, преисполненных чопорности иностранцев, что позволяло допустить мысль об их высоком статусе, являлись весьма достоверными, отчего подозрения графа, можно считать вполне обоснованными. Но действовать спешно Рошфор не пожелал, и на то, были более чем существенные причины. Поэтому умудренный опытом в подобных деликатных предприятиях, он установил слежку, за всеми зданиями Города Лилий, в коих, по донесениям, якобы видели человека, описания которого можно было сопоставить с внешностью Стини1, любимца короля Карла I, и лорда-адмирала Англии. В число сих подозрительных особняков вошел и роскошный отель, раскинувшийся, посреди живописного садика, на улице Сен-Поль, что принадлежал графине Буа-Траси, где как вы помните, и поселился английский лорд-адмирал.
В то время, когда городская стража и люди кардинала сбивались с ног в поисках британца, в просторных комнатах особняка, раздосадованный черствым приемом, Бекингем, изнывал от холодного равнодушия королевы Анны, которая за время их короткой встречи, сумела разрушить всё то, что так бережно хранил герцог в своей истерзанной любовью душе. По крайней мере, именно в таком свете, пожелал британский вельможа, выставить напоказ собственные мучения, страдания мужчины, растоптанного безответной любовью.
Мы же, имеем возможность посмотреть на произошедшее несколько под другим углом, откуда открывается не столь идиллическая картина, обнажающая безосновательные домогательства капризного обольстителя, сброшенного с пьедестала самовлюбленности, а значит лишенного надежды на обладание тем, что ему не принадлежит. Могущественному министру, как шелудивому псу, указали его место, и дали понять, что, как бы ни складывались отношения в королевской чете, не ему, повесе, щеголю, фату и еретику, намереваться «лечить» королеву, правоверную католичку, безнравственностью и прелюбодеянием, от равнодушия монарха, её законного супруга. Одним словом, вожделения герцога обрушились в одно мгновенье, а с ними притязания на роль неотразимого сердцееда, первого франта Старого Света, блестящего кавалера перед которым не в состоянии устоять ни одна женщина, да, что там женщина – королева! и именно это, по настоящему, не давало лорду-адмиралу покоя. Его репутация, реноме которое у многих влиятельных мужей выходит на первое место, после того как произошло пресыщение деньгами и властью, была растоптана, и проливала слезы, сидя у камина в особняке на Сен-Поль, ничем не примечательной парижской улочке.
– И все же, в любви выигрывает тот, кто меньше любит.
Под нежным сострадательным взглядом мадам де Буа-Траси и сухим безучастным взором герцогини де Шеврез, изливал свою душу британский министр.
– Мои глаза полны очарованья, а душа переполнена нежности. Я ослеплен лишь желанием, сорвать цветок нашей любви… ах, если бы однажды я нашел на земле место, где эхо бесконечно повторяло бы её имя, я никогда бы не покинул этот рай.
Он вытер кружевным батистовым платком, скупую слезу, блеснувшую на его холеной щеке, и, прикрыв глаза, прильнул лбом к раскрытой ладони. Улучив момент, пока герцог погрузился в захлестнувшие его горести, Камилла шепнула на ухо кузине:
– Ах, бедняжка, как я его понимаю, любовь это дуэль, в которой выигрывает более равнодушный.
Прекрасные губы герцогини искривила безжалостная улыбка. Она, повернув голову, едва слышно, ответила графине:
– Поверьте, милочка моя, непомерно красивые изъяснения не вызывают доверия, настоящая страсть молчалива.
При этих словах она сжала губы, с пренебрежением глядя на английского адмирала, ни на йоту не сомневаясь в лицемерии сего импозантного джентльмена.
– Я бросаю всё, и рискуя головой, окрыленный нежностью и надеждой, лечу в проклятый, кишащий врагами Париж… воистину, когда любовь овладевает нами, мы забываем о своём долге, я стал жалкой добычей своих химер, всю жизнь поклоняясь девизу – чего хочет женщина, того хочет Бог.
Не унимался Бекингем, очевидно, намереваясь найти утешения в благоволении прекрасных дам.
– Странное дело, милорд, когда мужские желания совпадают с женскими, вы говорите – «Чего хочет женщина, того хочет Бог», когда же вы не приемлите нашим прихотям, то говорите, что «Женщина была лишь создана из мужского ребра, а значит лишена разума, посему не может возыметь достойного влияния на ваши желания». Мне кажется столь противоречивые взгляды, имеют место в арсенале лишь безнравственных особ, использующих то одно то другое, в зависимости от ситуации, и употребляемых исключительно в собственных интересах.
Ознакомительная версия.
