весточку, обещание, клятву, что они обязательно встретятся.
Вот он, тот самый знак, который, по словам отца Клемана, нужно было ждать. И он возник перед ней на чистом листе бумаги. Она подняла голову, закрыла глаза и проговорила: «Боже, спасибо тебе! Спасибо за твой знак! И пожалуйста, пусть он вернется ко мне!»
Глава 24
Май 2005
Мой самолет приземлился в Берлине в начале двенадцатого утра. Мне полагалось вроде бы чувствовать себя усталой, ведь у меня дома во Флориде еще только пять утра и в самолете я спала лишь урывками. Но нет, оказаться в Европе спустя столько десятилетий – для меня так непривычно. Я вновь ощутила себя молодой, и, наблюдая в окно самолета за работой аэродромной техники – она, кстати, казалась здесь более приземистой и тяжелой, чем в Штатах, – я невольно пробормотала себе под нос фразу из фильма, о котором не вспоминала уже много лет: «У меня такое чувство, что мы больше не в Канзасе».
Эти слова напомнили мне о маленькой девочке, ей было шесть лет, когда я в последний раз ее видела. Настоящее ее имя – Франия Кор, и оно записано на 147-й странице в моей «Книге утраченных имен». Интересно, смогла ли она вернуться во Францию, уцелели ли ее родители, смотрела ли она фильм, снятый по книге, которую она так любила? Мысль о том, что я до сих пор не знаю, кто из детей выжил и нашел своих родных, разбивала мне сердце в течение шестидесяти лет, и даже сейчас слезы подступили к глазам. Я достала из сумки платок и промокнула влажные щеки.
Сидевшая рядом женщина, которая за весь полет не проронила ни слова, хотя я и пыталась обменяться с ней любезностями, взглянула на меня с удивлением и слегка отстранилась, словно мое горе могло оказаться заразным.
Мы вышли из самолета и попали в кишевшее людьми здание аэропорта, и толпа, словно бурный поток, понесла меня вперед. Вокруг все говорили по-немецки, и мне пришлось напомнить себе, что Гитлер давно уже умер. Здесь больше не обитало зло; это было самое обычное место, и меня окружали самые обычные люди. Отсюда мораль – нельзя судить человека по тому, где он родился или на каком языке разговаривает. Правда, иногда складывается впечатление, что каждое поколение стремится заново усвоить страшный урок. Я мимолетно вспомнила Эриха, чье лицо стремилась стереть из памяти все эти годы, только оно никак не забывалось, и мои глаза неожиданно наполнились слезами. Я споткнулась, меня поддержал молодой мужчина со светлыми волосами и пронзительным взглядом голубых глаз.
Он что-то говорил по-немецки, и, хотя война закончилась больше шестидесяти лет назад, я невольно вздрогнула и у меня сильно забилось сердце. Он удивленно посмотрел на меня и отошел в сторону, как только убедился, что я твердо стою на ногах.
– Danke! [13] – поблагодарила я его, но опоздала – он уже скрылся из вида.
Я, к счастью, быстро прошла паспортный контроль, поменяла валюту и встала в очередь на такси. Через несколько минут я уже села в машину. Водитель что-то спросил по-немецки, и снова мне с трудом удалось подавить нахлынувшую тревогу.
– Простите, я не говорю по-немецки, – ответила я, захлопывая дверцу.
– А, англичанка?
– Да.
– Я спросил, где ваш багаж? – Он говорил с сильным акцентом, но я все равно обрадовалась, что мы можем с ним пообщаться. Он, наверное, лет на десять моложе меня, и своим зачесом на лысине напомнил мне моего покойного мужа Луиса.
– Я взяла с собой только эту сумку. – И показала на лежащую рядом со мной на сиденье дорожную сумку. – Я здесь ненадолго.
– Значит, вас отвезти в отель?
– Вообще-то я собиралась в Берлинскую Центральную и Земельную библиотеку. – Достав из сумочки листок, я прочла вслух адрес.
Кивнув, он тронулся с места, а потом посмотрел на меня в зеркало заднего вида:
– Что вас привело в Берлин?
Я задумалась, как ему ответить:
– Скажем так, я хочу встретиться со старым другом.
Берлин современный и шумный город, я даже не ожидала, что здесь так красиво. Я знаю, что под конец войны он сильно пострадал, так же как и Франция, и меня поразило, как он возродился и помолодел. Кто бы мог подумать, что шестьдесят лет назад город лежал в руинах? А интересно, как сейчас выглядит Ориньон, он тоже перестроен, сохранились ли на нем старые шрамы? И что стало с церковью отца Клемана? Уцелела ли она?
Когда через полчаса такси остановилось около библиотеки, я почувствовала себя эмоционально опустошенной. Но «Книга утраченных имен», словно песня сирены, все сильнее манила меня к себе, и я была бессильна в борьбе с воспоминаниями, которые накатывали на меня, как волны.
– Желаю вам хорошо провести время с вашим другом, – весело пожелал мне водитель. Я протянула ему несколько новых купюр, он помог мне вытащить с сиденья мою сумку. Когда такси уехало, я наконец-то повернулась лицом к библиотеке, и мое сердце забилось быстрее.
Огромное здание, с сотней одинаковых окошек, несмотря на современную угловатую архитектуру, чем-то напомнило мне библиотеку Мазарини в Париже. Я пыталась прогнать воспоминания о том, сколько раз я стояла и ждала на тех ступенях, ждала будущего, которое так и не пришло. Такое невозможно забыть. Картины прошлого буквально обступили меня со всех сторон. Я медленно поднялась к входной двери и открыла ее.
Внутри, пока мои глаза привыкали к полумраку, я сделала глубокий вдох. Удивительно, каким знакомым казалось мне это место, хотя я никогда здесь не бывала. Если ты влюбляешься в книги, то рядом с ними ты всегда будешь чувствовать себя как дома, даже там, где ты чужая. Я направилась к столику в конце длинного холла. Сидящая за ним молодая женщина подняла глаза и улыбнулась мне.
– Guten Tag, gnädige Frau, – сказала мне она. – Kann ich Ihnen helfen? [14]
Я покачала головой:
– Извините, но вы говорите по-английски?
Она наморщила лоб:
– Мой английский не очень хорош.
– Français? – спросила я ее, хотя уже много лет не говорила на своем родном языке. – М-м… Französisch? [15]
Молодая женщина оживилась.
– Oui, – ответила она. – Je parle un peu français. Puis-je vous aider? [16]
«Так странно, – подумала я, – говорить по-французски в Германии, в стране, которая давным-давно пыталась стереть мой народ с лица земли». Я объяснила ей по-французски, что приехала встретиться с Отто Кюном, и сама удивилась, услышав, как дрожит мой голос.
– Certainement [17]. – Она взяла телефон и спросила, как меня представить.
Я глубоко вздохнула. Внезапно я почувствовала, что вот он и настал, решающий момент.
– Je suis… [18] – Я запнулась, потому что совершенно неважно – кто я такая. Главное, зачем я сюда приехала. Поэтому просто сказала ей, что я здесь из-за книги.
Она склонила голову набок:
– Le livre, madame? [19]
– Oui [20]. – Мне показалось, что