погиб, а злому вражине не дался, не отведал его шашки…»
Иногда у Федора хватало сил прогнать от глаз мрачное. Тогда думы сами по себе обращались к Насте. В них не рождалось ничего, кроме теплого, человеческого участия к ее судьбе. «Что с ней станет, где приклонит голову?..» Но Настя овладевала воображением Федора непрочно и ненадолго. «Один… совсем один остался… под силу ли перебороть тоску едучую?.. Может, и перечить ей не стоит…» Проходили дни, а душевного успокоения не было. Федор внешностью сдал: похудел, ссутулился, будто короб с рудой лег на спину…
В эти дни Леубе снял с верхних горизонтов почти всех бергайеров и послал в глубинные выработки. Оттуда непрерывным искрящимся потоком шла богатая металлами руда. Еле управлялись поднимать ее наверх. Работали без роздыхов.
В иное время Алексей Белогорцев не удержался бы от злого ропота. Сейчас же терпеливо молчал, понимал, что в работе, пусть изнурительной и постылой, не так сильно ощутима боль душевной раны. Он не спускал глаз с Федора, после смены следовал за ним неотступной тенью. Даже вместе с семьей на время поселился в доме Федора.
В гульные дни Федор не мог усидеть дома. Здесь все мучительно больно напоминало о Феклуше. В стенах казалось душно и тесно, как в закрытом ящике. Тянуло в лес.
За Караульной сопкой — цепь холмов, заросших густым мелколесьем. В жаркую пору здесь густая, освежающая тень. Даже на безлесных горных полянах незаметен зной из-за набегавших верховых ветров.
Сюда-то и пришел Федор в гульный день. И странно — чем больше бродил в полном одиночестве, тем сильнее грызла тоска. Тепло и ласка погожего дня не согревали душу.
Уставший и подавленный, Федор вернулся на рудник, не заметил, что и на этот раз Алексей едва не наступал ему на пятки. Поманило на Змееву гору.
Зиял мертвой и черной пустотой Комисский разнос. Теперь его не разрабатывали. Здесь сейчас так же тихо, как и в первый приход Федора с Соленым. Даже змеиного шипения и свиста не слышно — заметно поубавилось потомство Горного змея. Вот и наружные острозубые выходы камня. Отсюда когда-то рудоискатели осматривали окрестности. И ничего-то здесь не изменилось.
Вечерело. Солнечный шар кровоточил. Узкое облако-кинжал насквозь проткнуло его. Казалось, обессилевшее солнце вот-вот сорвется с небосклона и вдребезги разобьется о соседнюю со Змеевой горой округлую сопку.
Федор раньше не замечал, как в лучах заходящего солнца на древнем камне играют краски. На сером каменном фоне проступали белесые, зеленые пятна и крапины замшелой плесени. Черные полоски трещин разрезали камни. Из трещин к солнцу тянулись хилые бледно-зеленые травинки. Каменные выступы обволакивал нежно-фиолетовый свет оттого они теряли свою остроту. По камню, от Федора слева, разбрызган густой крап ржаво-красной окалины. Невольно подумалось: «Точно кровь посеченных плетьми… Ивана Соленого…»
Где-то внутри горы злобно проворчал взрыв. Федор взглянул вниз. Там в чернеющей пасти оврага ощерились острые каменные клыки. «Стоит прыгнуть туда, и настанет конец, вечный сон… вместе с Феклушей, Иваном…» Федор вспомнил про огненное крещение раскольников, про болтавшегося на веревке приказчика Сидорова. «А вот Соленый не поступил бы так… до конца выстоял бы».
Лелеснов вздрогнул от мягкого прикосновения чьей-то руки к плечу. «Опять Алексей? И чего ради на веревочке ходит за мной…»
Федор ошибся. Рядом стояла Настя со сдержанной и виноватой улыбкой. Сказала просящим голосом:
— Не надо, Федор, изводить себя…
От Настиной проницательности глаза Федора, что монеты, округлились. Она в эту минуту казалось Федору неземным существом — столько было на ее лице тихой грусти, теплого участия и мудрости.
— Тебе, Федор, жить надо. Не все руды в здешнем краю сысканы… В потаенных забоях гнут спины секретные колодники, ждут волюшки…
У Федора только и нашлось слов:
— Откуда взялась и как меня нашла?
— Сам знаешь, откуда пожаловала. А где ты есть, через Алексея прознала… Не одна я, Федор, приехала на рудник. Сын твой сыскался.
— Неужели?!
Настя рассказала, что дней десять назад сильный казачий разъезд на берегах Катуни отбил у джунгар русских пленных.
— Как привезли на завод тех пленников, то среди них я сразу опознала Колю. Жаль, Феклуши нет. Вот бы возрадовалась-то! А может, и на ноги встала бы…
Федор внутренне устыдился недавнего малодушия, порывисто увлек за собой Настю.
…На потухавшем небосклоне мягко обозначалась Змеева гора. По ней поспешно двигались два силуэта.
1963–1965 гг.
Чудь — общее название древних племен, обитавших в Сибири.
Обер-бергамт — учреждение, ведавшее горной промышленностью Урала и Сибири.
Бергайер — дословно «горотесец», работник, добывающий руды.
Шихтмейстер — низший чин горного офицера.
Зеркало, которое могло стоять на столе.
Бугровать — раскапывать древние могильные курганы и извлекать золотые вещи. Бугрование строго преследовалось законами.
Железы — кандалы.
Бумага о розыске беглых.
Гулебщики — свободные от работы люди.
