А царь Иван все молится…
– Государь! – говорит Адашев. – Вестники пришли. Тебя зовут воеводы… Пусть войска лицо твое светлое увидят, бодрее в бой пойдут. А то много отсталых есть. И вести бой, почитай, некому!..
Но царь словно и не слышит! Только старается на любимца не глядеть и продолжает молитву.
– Государь, слушай, что говорю! – не отстает Адашев. – Пора на бой! Скажут, устрашился царь… Неладно, государь!..
– Оставь, Алеша! Дай службу достоять… Грех, не мешай! – громко наконец ответил Иван, видя, что отмолчаться нельзя.
Немного погодя снова гонцы. Воеводы царя ждут. Воины изнемогают. Большую подмогу везде послать надобно…
Вздохнул Иван.
– Что делать, бояре! Ступайте к полкам! – обратился он к воеводам, которые его царскую рать вели.
– Половину со мной оставьте. Половина пусть на приступ идет!
Перекрестился в последний раз, вышел, вскочил на коня. Лицо бледное, истомленное; от слез, от бессонницы воспалились глаза. Трудно глядеть ими.
Прищурился, осенил себя крестом и поскакал туда, где сеча кипит вокруг Казани и в стенах ее. Не видно еще ничего. Далеко церковь стоит от города осажденного. А дым орудий и утренний туман, еще не развеянный совсем, заволакивают дымкой горизонт.
– Что там творится? Какие вести? – спрашивает у окружающих царь.
– Да вон, никак, гонец скачет… Скажет тотчас…
– Государь! – задыхаясь, объявляет гонец князя Воротынского и Микулинского. – Все слава Богу!.. Наши уж и на стенах, и в городе… Много было отсталых по пути, в кусты забирались, под самой стеной взяли и легли, словно бы побиты они али ранены… А как увидали, что передовые самые люди, которые похрабрее были, врага погнали от стен, и они, притворщики энти самые, ожили, на подмогу встали!.. Теперь, царь, увидят тебя, пуще воспрянут духом воины!
Мчится вперед Иван. А навстречу второй гонец от дальнего конца города, от Казанки-реки, где Курбский Андрей с братом Иваном бьется…
– Княжев брат, Иван, – доносит гонец, – первый на стену взобрался… Сеча была жестокая! Смолу горячую, воду кипячую лили на нас неверные!.. От стрел темно стало от ихних!.. Пищалями, пушками палили. Ничего не помогло! Врукопашную мы как двинулись, и следочка их не осталось!.. Все тыл дали! Теперь на ханский двор они сбежались, на горе… А двор тот крепок! Мечети и хоромы каменные и меж ними оплот высокий нагорожен из бревен, земли и с камнем пополам!
И со всех сторон все одно доходит… Русские верх одержали в первом бою. Но устали все. Подмога нужна.
– Послана подмога!.. Теперя на Бога уповать будем! – говорит Иван.
Вот въехал он со свитой на высокий холм против Арских ворот и велел здесь царский стяг установить.
Заметило войско царскую хоругвь. Крики по рядам пронеслись:
– Царь… Царь-батюшка!.. Сам государь глядит!..
И с новой силой двинулись в битву отряды, недавно еще изнемогавшие от непомерного напряжения сил. Раненые, шедшие было в стан, назад возвращаются, становятся в ряды… Даже из лагерей ближних, из стана царского, стали сбегаться обозные, конюхи и торговый люд, как только вести туда дошли, насколько удачно совершилось нападение на твердыню татарскую.
– Что хан? Что Эддигер? Не убит ли? В полон ли не взят? – допытывался Иван у каждого нового гонца.
Но все отвечали, что сеча пока кипит вокруг самых стен и укреплений. А хан в середине города русских дожидается, на Купецком рву, на Таджикском по-ихнему…
– Что же воеводы медлят?.. Сказать Воротынскому, Мстиславскому, Шереметевым братанам – туды бы кинулись! Все бы другое бросили! Царя татарского возьмут – Казань возьмут. Без матки улью не стоять! Теперь одна эта забота.
А воеводы тем временем уж сами добрались до хана. Мюриды, беки, все лучшие воины с ним. Как звери бьются! Улочки в азиатском городе тесные… Каждая улица – ущелье малое. Легко оборонять его, но брать трудно. Только одна беда: слишком велик перевес у русских… И все-таки не поддаются казанцы. Вот в одном месте казаки и татары так сшиблись копьями, что несколько минут оба строя ни взад, ни вперед не могут двинуться. Мертвые, пробитые железом люди стоят стеной, сидят в седлах своих коней, служа защитой для задних рядов, которые из-за спин мертвых товарищей врага кинжалами колют, саблями сечь стараются, пиками пронизывают…
Но от этого еще больше сплотилась двойная лавина людей-врагов, истребляющих друг друга, словно звери…
И тут москвичи нашлись. Низки сакли у татар. Крыши все большие, плоские…
– Лезь по крышам! – крикнул кто-то. – Вались на них!
В ту минуту зачернели плоские кровли тысячами ратников. Взберутся да сверху копьями и шашками поражают татар. Те отступают дальше. Соскакивают тогда ратники, затем опять на крыши… И так постепенно заставили татар с ханом на широкую площадь выбраться… А тут уж со всех сторон заливать стали русские врага. И с воплями кинулись татары назад, к мечетям, ко двору ханскому… Седой мулла, с развевающейся по ветру бородой, напрасно корит и проклятьями грозит беглецам, – все мчатся под прикрытие дворцовых зданий, к главной мечети… Только тут остановились, передохнули и ждут врагов.
Но немного воинов русских появилось здесь перед татарами.
Новгородцы, видя, что город почти взят, первые смекнули: не пора ли за добычу приниматься?..
И кинулись в наиболее зажиточные с виду дворы и дома, какие попадались им во время наступления на татар.
Челядь обозная, добровольцы все, которые из лагеря не столько на подмогу прибежали, как с целью поживиться чем-нибудь, быстро последовали примеру ратников.
С удивлением увидел Иван, как из разных ворот стали появляться воины и другие люди, толпами и поодиночке, нагруженные различным добром. Кто ближе стоял, в лагерь свой сходил, сложил добычу и снова за тем же в город кинулся. Только отборные люди со своими воеводами не выходят из строя, сражаются с татарами, которые живыми не сдаются!..
Вожди татарские быстро догадались, какую помощь им судьба посылает, как жадность врагов и беспорядок, возникший в полках, могут быть спасительны для взятого города… Быстро разосланы были люди… Отдельные мелкие отряды татар сбираются к мечети… Незаметно построились они в обширных дворах дворца ханского, и вдруг словно лавина обрушились на ослабевающие отряды русские, уже изнемогающие от боя, длящегося целых три часа!..
Не выдержал русский отряд, стоящий против хана, дрогнул, быстро стал отступать, надеясь соединиться с другим полком и наверстать свое.
Татары, окрыленные успехом, бешено наступают, позабыв об обороне… Простые люди, обыватели казанские, не воины, раньше притихшие, смерти ожидавшие, подымают оружие, которым усеяны улицы, и нападают на отдельные кучки грабителей, особенно на те, что состоят из обозной челяди.
Как раз в это время подскакал к Ивану гонец от Воротынского.
– Государь, подмогу шли! – говорит. – Новогородцы и иные людишки корыстные, слабые бой кинули, за грабеж принялися. А татарам и на руку. Стали сильно наседать. Гляди, из городу выпрут. Больно ратники изустали: без передышки рубятся… Шагу даром казанцы не дают. Сами гибнут, наших губят!..
– Скорей, бояре, Алеша… Посылайте голов, шлите людей… сами скачите… Остановите грабеж! Пока хан не взят, пылинки не трогать… Все дело сгибнуть может! Потом – все ихнее же будет. А теперя воевать, а не грабить пора… Убивайте, казните собак на месте! – кричит вне себя Иван, ногою коня по бедрам бьет.
Вертится конь, ржет, словно спрашивает, что с всадником сделалось?
А Иван весь трясется.
– Господи! – шепчет. – Не дай погибнуть делу великому! Не отдай меня на поругание вечное… Сгибнет дело казанское – и я погиб. Век мне у бояр на помочах быть, смех да покоры терпеть… Не доведи, Господи! Лучше не дай дожить, Господи!.. Столько крови пролито, столько добра сгублено… Царство мое пошатнется, вся держава русская! Отведи, Господи… Молю Тебя! Великие обеты даю…
Но не успел он докончить молитвы, как что-то ужасное случилось… Из Кайбацких ворот, которые немного в стороне от Арских и Царевых находятся, русские побежали!.. Видит Иван: толпы целые бегут с дикими воплями:
– Секут, секут!.. Татаре наших секут…
И, бросая по пути награбленное все добро, заражая страхом других, бегут прямо к стану, к Волге, эти толпы, по большей части челядинцы и обозные…
Побледнел Иван… Не прежнее душевное отчаяние, а какой-то безотчетный, дикий страх сдавил ему сердце: страх за собственную жизнь. Будто и нет вокруг него пятнадцати тысяч отборных ратников, одетых в сталь, смелых, искусных, преданных, – все наготове стоят и скорей сами умрут, но его выручат!
«Мало ль что бывает? Пуля пищальная, стрела татарская – далеко берет!..»
И, еле лепеча дрожащими губами, царь произнес:
– Назад… К Волге… В стан повернем… Скорее! Пропала битва… Одолели, проклятые…
– В стан? Что ты, государь?! – раздались негодующие голоса стариков-воевод, окружающих царя. – Злыдни побежали, а ты невесть что думаешь! Вестей нет худых покамест… А если и плохо нашим – в Казань, на подмогу, а не в стан торопиться нам надобно…
