Через десять дней после Октябрьской революции на заседании ВЦИК Ленин настоятельно выдвигает вопрос о прекращении лжи в буржуазной печати, о передаче всех буржуазных газет и типографий в полное распоряжение советской власти…
Сытин едет в Петроград, в Смольный, к Ленину.
С тревогой думает, как его примет Ленин. Что Владимир Ильич ему скажет? Пригоден ли будет он, Сытин, при новой власти?.. Ленин родился на Волге; Горький, Шаляпин тоже волгари. Но тех Сытин знает близко, встречается с ними. А тут Ленин – организатор новой власти, вождь…
В длинном коридоре Смольного, на втором этаже, Иван Дмитриевич спросил, как пройти к Ленину. Показали дверь кабинета. Его встретил кто-то из сотрудников. Сытин, по старому обычаю, соблюдая должный, как казалось ему, этикет, подал свою визитную карточку. Через несколько минут вышел к Сытину молодой человек.
– Батюшки! Да это же моего старого друга, директора печаткинской фабрики Петра Михайловича Горбунова сын… Николай Петрович, вы как здесь?
– Служу при Ленине, секретарствую. Вы что, хотите видеть Владимира Ильича?
– Да.
– Он просит вас, заходите…
Заходят вдвоем с Горбуновым. Ленин за письменным столом. «Узкий кабинет, не по ленинскому размаху!» – подумал Сытин.
– Здравствуйте, Владимир Ильич!..
– Здравствуйте, прошу садиться…
– А вы-то, Владимир Ильич, крепко ли сидите? – добродушно улыбаясь, спросил Сытин.
– Да, кажется, крепко! – Владимир Ильич рассмеялся.
– Ну, тогда и я к вам присяду. И позвольте вас занять на две-три минуты. У меня в Москве национализировали «Русское слово».
– Знаю, гражданин Сытин, знаю. Да и другие ваши учреждения подлежат национализации…
– Я понимаю, Владимир Ильич, власть советская, народная, возражать тут не приходится. Не препятствую, больше того, сам с удовольствием помогу, чтобы все в руки народа переходило в полном порядке, без сучка, без задоринки. Но вот моя просьба к вам, Владимир Ильич, – тяжело вздохнул Сытин и слегка ударил себя в грудь. – С этим «продуктом», то есть со мной, как поступите? Подлежу ли я национализации?..
Владимир Ильич усмехнулся и в тон Сытину сказал:
– А этот «продукт» мы национализировать не будем, предоставим его самому себе, оставим его в покое. Если он не против нас, то и мы не против него.
– Спасибо, Владимир Ильич, поверьте, от души русское вам спасибо. Все, что добыто от народа, ему и принадлежит, дайте только и мне какую-либо работу, я еще могу…
– Очень хорошо, что вы не отказываетесь работать с нами. Хорошо. Учтем…
– Еще, кстати, Владимир Ильич, у меня семья четырнадцать душ. Прошу, как бы меня большевики и насчет жилья не обидели.
– Не беспокойтесь, обижены не будете…
Иван Дмитриевич уходил взволнованный и воодушевленный.
– С народом жить, с народом и для него работать. Что еще нужно для честного русского человека!..
Евдокия Ивановна с нетерпением ждала мужа из этой поездки в Питер. Приехал довольный. Рассказывал о встрече с Лениным со всеми деталями, и как он сидит, и как держится, и как смеется.
Пришел и, мелко по животу перекрестившись, сел за стол оказавшийся не у дел Влас Дорошевич. Иван Дмитриевич был в очень приподнятом настроении. Снова пересказал о встрече с Лениным и развел в разговоре свою, простецкую теорию:
– Для меня, как для частника, и для членов товарищества наступил кризис. Но то, что нами сделано, все, что нами построено, все остается в целости, передается хозяину – народу. Значит, никакого тут кризиса нет, а просто передача из рук в руки. И не думайте, что я сожалею. Нет. Придет время, и в Америке с Рокфеллером то же самое получится… – Сытин иногда в разговорах упоминал этого американского капиталиста и находил между ним и собой, в способах быстрого обогащения, что-то общее. Он где-то вычитал «откровения» Рокфеллера о том, как тот нажил пятьсот миллионов долларов. Начал разживаться с восьмилетнего возраста: сберег немного денег из тех, что родители давали ему на конфеты, купил индюшек, выкормил, продал, получил барыш. Потом стал торговать керосином и хлебом, брал и давал ссуды, а дальше уже обзавелся пароходом. Затем завладел рудниками, и появились свои сталелитейные заводы, бумажные фабрики… А началось с индюшек!.. И все оттого, – подчеркнуто восхищался Сытин Рокфеллером, – что он сам не был индюком, брал себе в помощники мозговитых людей.
– Едва ли Рокфеллера постигнет ваша участь, Иван Дмитриевич, – высказал свои соображения тестю Благов. – Америке не с кем воевать. А происхождение русских революций и пятого и семнадцатого года идет от неудавшихся войн…
– Это так, но только отчасти, – вмешался Дорошевич, – и еще неизвестно, чем кончится. Некоторые рассчитывают на интервенцию. Она будет, факт. Кстати, кое-кто уже сматывает удочки, смазывает пятки, бросаясь на южные окраины России.
– Трусливые крысы. Корабль не тонет, а они уже вплавь кинулись, – нахмурясь, заметил Сытин.
Ненадолго все замолчали.
– Давайте не будем робеть. Будь что будет! – рассудил Сытин.
Благов на это ответил:
– Не знаю, как дело пойдет дальше, а я думаю тоже податься на юг, в Киев или в Одессу. И если там будет другой порядок, найду себе дело или в книготорговле или в редакции какой-нибудь газеты.
– Вольному воля, – равнодушно проговорил Сытин.
– А я – ни с места! – решительно заявил Дорошевич. – Иван Дмитриевич, и вы, не сомневаюсь, навечно связали свою судьбу с Москвой?
– И с Россией, с народом, – ответил Сытин. – И ни под какое крылышко никакой оккупации никогда не пойду! Были в России интервенты: и поляки, и татары, и французы в Москве бывали, бывали и уплывали. А Москва стояла и будет стоять! И быть ей столицей. Я давно об этом говорю. Питер, как столица, не на месте.
Это ожидалось и скоро произошло.
Советское правительство со всеми наркоматами и всероссийскими учреждениями из Петрограда выбыло в древнюю Москву, ставшую столицей Советской республики.
Кумир анархистов и анархо-коммунистов Петр Кропоткин с первых же дней советской власти не стал на сторону врагов нового строя. Вернувшись из эмиграции в Россию, он поселился в Московском Кремле. Последователи его учения в восемнадцатом году иногда вступали в перестрелки с милицией, и даже в Москве кое-где можно было еще встретить вывески: «Клуб анархистов», «Клуб анархо-синдикалистов», – но Кропоткин понимал, что идеи Маркса и Ленина победили и мешать коммунистам-большевикам было бы совершенно неверно.
Бывший князь, знаменитый географ, теоретик анархизма, достигнув глубокой старости, тихо-мирно доживал свои дни в одном из древних зданий с узкими решетчатыми оконцами, выходящими на изуродованные обстрелом башни Кремля.
С давних пор зная биографию этого человека и наслушавшись о нем рассказов от очевидцев, Иван Дмитриевич Сытин испытывал желание где-либо встретиться с ним и познакомиться. Как-то Сытину довелось быть в Лондоне и проезжать мимо того дома, где проживал Кропоткин. Но Иван Дмитриевич постеснялся зайти к нему.
После революции Иван Дмитриевич решился все-таки навестить его в Кремле и, пока еще имел некоторые издательские права и возможности, хотел предложить Кропоткину напечатать что-либо из его книг. Полный добрых намерений, Сытин заранее предполагал, какой должна быть встреча, о чем произойдет разговор, и даже представлял себе, каким древним мудрецом Кропоткин выглядит. Мог он об этом думать и судить хотя бы по тому, что в «Ниве» был помещен не один портрет Кропоткина.
Он стал собираться к нему, но в это время кто-то постучал.
Сытин распахнул дверь.
– Ого! Явленные мощи из Марьиной рощи! – невольно воскликнул Иван Дмитриевич, – как вы изменились! Попадись на улице, я, пожалуй, вас не узнал бы…
Перед Сытиным стоял осунувшийся, согнутый тяготами жизни бородатый старик, в котором Иван Дмитриевич признал бывшего владельца раменской мануфактуры Бордыгина.
– Вы, кажется, куда-то собрались?
– Да, спешу в одно приличное место, но что вам от меня угодно?
– Я за советом.
– Пожалуйста, чем могу служить?
– Иван Дмитриевич, вы находитесь близко к нынешним хозяевам, вы в курсе политики, – заговорил таинственно и с оглядкой Бордыгин, – как по-вашему, крепка эта власть?
– Вот что, батенька, спросите об этом Ленина! – Сытин сел за стол напротив Бордыгина и начал теребить скатерть. Евдокия Ивановна приметила и подумала: «Верный признак: черт принес этого Бордыгина. Иван Дмитриевич нервничает, поссорится». Так и вышло. Бордыгин вкрадчиво и доверительно продолжал:
– Колчак двигается к Вятке, а за Колчаком идут поезда с японской дешевой мануфактурой.
– А дальше?.. – поторапливал собеседника Сытин.
– А дальше, у меня кое-где спрятаны большие запасы мануфактуры. Сейчас на нее большой спрос, но беда, уж больно деньги падучие!.. И вот я запутался: не начать ли мне сбывать через посредников сейчас? Не то придут японцы со своими материями, мне против них трудно будет конкурировать…
