Спор, видимо, никогда не велся в открытую. Бютефиш, стремясь оправдать занятую им позицию, начал приводить совершенно необоснованные и даже вздорные причины, по которым союзники бомбили заводы в Лейне.
Во время бомбардировки опытная установка, основанная на методе Хартека — Суэсса, была полностью уничтожена. И было ясно, что в Германии изготовлять тяжелую воду каким-то единым методом невозможно. Однако имелась другая возможность — для получения воды с концентрацией до 1 процента использовать весьма экономичную дистилляционную колонну низкого давления, которая сохранилась в Лейне, а затем, как в Веморке, с помощью двух электролитических каскадов с каталитическим обменом доводить концентрацию тяжелой воды до 100 процентов. Можно было также разделить весь процесс на три этапа повышения концентрации — до 1, затем до 10 и, наконец, до 100 процентов.
Впоследствии Хартек говорил, что, если бы им удалось организовать производство тяжелой воды с концентрацией 1 процент, они смогли бы наладить и в целом все производство тяжелой воды. Во время переговоров с представителями «ИГ Фарбениндустри» Герлах коротко записал в своем дневнике: «От 0 до 1 процента колонна более экономична, чем электролиз; но, может быть, это справедливо и для концентрации от 1 до 10 процентов?»
«ИГ Фарбениндустри» больше не была заинтересована в строительстве завода тяжелой воды и не желала даже вступать в дальнейшие переговоры на эту тему. Лейна уже подвергалась бомбардировке, но заводы выжили, потому что бомбили не так, как могли бы. С недоверием Хартек услышал слова Бютефиша о том, что между тяжелой промышленностью союзных стран и Германии существует «джентльменское соглашение», гарантирующее сохранность гидрогенизационных заводов, в которые много средств вкладывали перед войной промышленники Англии и Америки. И если, утверждал Бютефиш, в последнюю бомбардировку это «соглашение» было нарушено столь явно, то это нарушение объясняется только одним — союзникам стали известны планы строительства в Лейне завода тяжелой воды. Эта бомбардировка явилась предупреждением, которое нельзя игнорировать. И действительно, «ИГ Фарбениндустри» полностью отказалась от строительства завода.
Видимо, до дирекции «ИГ Фарбениндустри» дошли слухи о возможном применении атомных исследований. Эти слухи имели хождение даже в высших германских сферах. Так, в конце 1943 года гаулейтер Польши Франк пригласил Гейзенберга в Краков прочитать популярную лекцию об атомной энергии. После лекции Франк отвел Гейзенберга в сторону и сказал ученому о дошедших до него слухах, будто бы новое секретное оружие, над которым работают в Германии, не что иное, как атомные бомбы. Гейзенберг ответил Франку без обиняков: по его мнению, нет никаких реальных возможностей создать бомбу в Германии, но он не исключает такой возможности для американцев. В июле 1944 года к Гейзенбергу в Берлин явился адъютант Геринга майор Бернд фон Браухич. Он рассказал Гейзенбергу о сведениях, полученных германской миссией в Лиссабоне, будто бы американцы угрожают в ближайшие шесть недель сбросить на Дрезден атомную бомбу, если до исхода этого срока Германия не продемонстрирует каким-либо способом желание прекратить войну. Адъютанта Геринга интересовало, имеют ли реальную основу слухи об успешном завершении работ над атомной бомбой в Америке. Гейзенберг ответил, что на пути к изготовлению бомбы необходимо преодолеть множество чрезвычайных трудностей и потому он не верит в столь быстрый успех американских физиков.
Новые слухи пришли и из Стокгольма. Немецкое агентство «Трансоцеан», ссылаясь на лондонский источник, направило в Германию секретное сообщение:
В Соединенных Штатах проводятся научные опыты с новым видом бомбы. Для этой бомбы используется уран, и когда разрываются внутриатомные связи, происходит взрывное выделение энергии небывалой величины.
Это сообщение, в котором говорилось о «пятикилограммовой» бомбе, каким-то путем — возможно, через профессора Рамзауэра — попало на страницы одного малозначительного журнала. К счастью для профессора Шумана и других руководителей военных разработок, оно, видимо, не привлекло особого внимания. Как и Эзау, Шуман больше всего боялся, что его начальники вздумают сообщить Гитлеру об атомной бомбе. Тогда от Гитлера можно было бы ожидать всего, например приказа создать бомбу за шесть месяцев; зная это, Шуман считал куда более осмотрительным быть ниже травы и тише воды.
И можно не сомневаться — Гитлер определенно потребовал бы создать бомбу. Он со страстным нетерпением ожидал окончания разработки нового очень сильного взрывчатого вещества обычного типа и даже хвастался тем, что в реактивном снаряде «Фау-1» применили взрывчатку «в 2,8 раза более мощную, чем в обычных бомбах». А 5 августа 1944 года, в беседе с Кейтелем, Риббентропом и румынским маршалом Антонеску Гитлер в весьма туманных выражениях говорил об атомной бомбе. Он рассказывал о самых последних работах «над новым взрывчатым веществом, разработка которого уже доведена до стадии экспериментов», и добавил, что, по его мнению, с момента изобретения пороха в истории развития взрывчатых веществ еще не было подобного качественного скачка.
В записи этой беседы можно далее прочитать:
Маршал выразил надежду на то, что ему не доведется дожить до того времени, когда применят это страшное вещество, которое может привести свет к его концу. Фюрер добавил, что следующий этап разработки, как предсказывал один немецкий автор, приведет к возможности расщепления самой материи и вызовет невиданную катастрофу.
Карта размещения основных исследовательских и промышленных предприятий, связанных с немецким атомным проектом в последние месяцы войны.Объясняя, почему новое оружие еще не применяется, Гитлер заявил, что разрешит использовать его, когда в Германии будут созданы и средства противодействия, а потому немецкие мины нового типа еще ждут своего часа. Гитлер также уверял маршала Антонеску, что в Германии созданы четыре новых вида оружия. О двух из них теперь знают все: это крылатый реактивный снаряд «Фау-1» и ракета «Фау-2». Гитлер сказал: «Другой вид нового оружия обладает столь огромной мощью, что один удар таким оружием уничтожит все живое в радиусе трех-четырех километров». Это была последняя встреча Гитлера и Антонеску. И мы никогда не узнаем точно, что же имел в виду фюрер, упоминая четвертый вид оружия. Быть может, это был чистый блеф, рассчитанный на то, чтобы удержать в руках своего неустойчивого союзника. По иронии судьбы Антонеску дожил до взрыва первой атомной бомбы, Адольф Гитлер — нет.
1
Пожалуй, во второй мировой войне ни одной разведывательной группе англичан и американцев не удавалось выполнять задание так удачно, как второй Миссии Алсос. За многие месяцы, прошедшие с 9 августа — дня ее появления во Франции, — штаб-квартира Миссии в Нейи превратилась в забитое до отказа хранилище документов, собранных на всех объектах, представлявших интерес для этой Миссии. Она располагала неограниченными транспортными возможностями, дополняемыми решительностью и напористостью ее членов. Ее военный глава, уже известный читателю полковник Борис Паш, имел при себе мандат, подписанной военным министром США Стимсоном, с приказом содействовать Пашу «всеми возможными средствами». Британские разведчики даже не смели мечтать о возможностях, которыми располагал Паш.
После неудачи, постигшей Миссию в Италии, было решено, что причиной являлось отсутствие в составе Миссии квалифицированных ученых и недостаточно четкое распределение обязанностей. В конце марта новый глава военной разведки США генерал-майор Биссел решил реорганизовать Миссию и обратился за содействием к генералу Гровсу и доктору Ваневару Бушу. Через несколько дней генерал Маршалл одобрил это решение. Теперь в состав Миссии включили группу ученых; это позволяло надеяться, что все упущенное военными по незнанию сумеют разузнать ученые.
На долю Паша оставалось военное руководство Миссией, а научное руководство возложили на доктора Сэмуеля Гоудсмита, имя которого уже упоминалось на страницах книги[42].
Доктор Самуэль Гоудсмит.В одном из документов Гоудсмит был охарактеризован как человек, обладающий «некоторыми ценными качествами и развитым чувством долга». Он был одним из очень немногих крупных физиков, не имевших никакого отношения к американскому атомному проекту; более того, он даже и не знал о его существовании. И доведись ему очутиться в руках немцев, он ничего не смог бы рассказать им. Некогда, еще в Амстердаме, Гоудсмит увлекался криминологией и даже занимался ею в полицейской лаборатории. Незадолго перед назначением в Миссию Алсос Гоудсмит провел пять месяцев в Лондоне, куда его откомандировали из Радиационной лаборатории. А потому, узнав о новом поручении, Гоудсмит решил, что ему придется изучать немецкую радиолокационную технику. Гоудсмит был обаятельным и человечным, он свободно владел несколькими европейскими языками и, что важнее всего, лично знал множество европейских физиков. За несколько месяцев до назначения в Алсос он писал: «Я думаю, что даже и сейчас найдутся среди немецких физиков такие, кто все еще верит в мои дружественные чувства к ним». Вот все это и позволяло рассчитывать, что Гоудсмит сумеет разузнать такое, чего не смог бы кто-либо другой.
