Кристиан Жак - Сын Солнца

Произносить и осуществлять Маат должен был Фараон. Воплощать справедливость было важнее, чем тысяча громких деяний.

Речи Сети питали душу Рамзеса, который не осмеливался спрашивать отца о его здоровье, сознавая, что он отходит от обыденности и созерцает иной мир, энергию которого он передавал сыну. Рамзес чувствовал, что он не должен терять понапрасну ни одной минуты этих наставлений. Поэтому он оставил Нефертари, Амени и своих близких, чтобы вобрать в себя все речи Фараона.

Супруга Рамзеса помогала ему: вместе с Амени она освободила его от тысячи обязанностей так, что он стал слугой Сети и наследником его силы.

Судя по полученным сведениям, сомнению не оставалось места: болезнь, которой страдал Сети, принимала угрожающие масштабы. Шенар со слезами на глазах разнес по двору ужасное известие и приказал передать его верховному жрецу Амона и номархам — главам провинций. Врачеватели сохраняли надежду продлить немного жизнь владыки, но неизбежный конец близился. К этой трагедии прибавлялось другое бедствие — предстоящее восхождение Рамзеса на трон.

Тот, кто хотел этого избежать и поддержать Шенара, должен был быть наготове. Конечно, сам Шенар попытается убедить брата, что тот неспособен выполнять роль фараона, но будет ли услышан голос разума? Если спасение страны этого потребует, может придется прибегнуть и к иным способам, с виду достойным осуждения, но которые будут единственным средством помешать воинственному Рамзесу погубить Египет.

Большинство прислушивалось к умеренным и здравым речам Шенара. Все желали Сети еще долго царствовать, но готовились к худшему.

Греческие воины Менелая стали начищать оружие. По распоряжению своего царя они должны были объединиться в отряд, чье действие обещало быть успешным, ведь никто не ожидал заговора со стороны мирных чужеземцев, прочно вросших в египетскую землю. По мере приближения мятежа спартанскому царю все больше не терпелось вступить в бой. Он уже представлял себе, как будет размахивать своим тяжелым мечом, пронзая противника в живот и в грудь, отсекая члены и сшибая головы с тем же пылом, что на поле битвы в Трое. А потом он уплывет к себе на родину вместе с Еленой, а там заставит ее заплатить за свои грехи и неверность.

Шенар был настроен оптимистично: разнообразие и достоинства его сторонников позволяли надеяться на успех. Однако его стеснял один человек: сард Серраманна. Наняв его в качестве главы своей личной охраны, Рамзес помешал, сам того не зная, одной из затей своего брата, который поспособствовал тому, чтобы в охрану соправителя был принят греческий военачальник. И этот наемник, к сожалению, не мог теперь подойти к Рамзесу без согласия гиганта. Вывод напрашивался сам собой: по знаку Шенара Менелай должен был убить сарда, чье исчезновение никого бы не взволновало.

Все приготовления Шенара была закончены, оставалось лишь ждать смерти Сети, чтобы дать сигнал к действию.

— Твой отец не примет тебя сегодня, — сообщила Туйя с опечаленным лицом.

— Его состояние ухудшилось? — спросил Рамзес.

— Его врачеватель отказался оперировать его. Чтобы унять боль, он прописал ему сильное снотворное на основе корня мандрагоры.

Туйя сохраняла удивительное достоинство, но в ее словах сквозила печаль.

— Скажи мне правду: есть еще надежда?

— Я думаю, что нет. Его организм слишком ослаблен. Несмотря на крепкое сложение, твоему отцу нужно было больше отдыхать. Но как убедить Фараона меньше беспокоиться о счастье своего народа?

Рамзес увидел слезы в глазах матери и прижал ее к себе. Она сказала:

— Сети не боится смерти, строительство его усыпальницы окончено, и он готов предстать перед Осирисом и судьями из иного мира. Когда его деяния лягут горой рядом с ним, ему нечего будет бояться чудовища, пожирающего тех, кто предал Маат: такое суждение я вынесу ему на этой земле.

— Чем я могу тебе помочь?

— Готовься сын мой. Готовься к тому, чтобы ступать по следам предков и быть готовым столкнуться с незнакомыми ликами судьбы.

Сетау и Лотос вышли из дома с наступлением ночи. Вода ушла с низин, поля приняли свой обычный вид. Наводнение, хоть и не очень сильное, очистило страну, избавив от множества грызунов и рептилий, утонувших в воде. Те из них, кто выжил, были наиболее сильными и находчивыми, поэтому яд в конце лета был отличного качества.

Охотник на змей остановил свой выбор на одной части восточной пустыни, которую он хорошо знал. Там жили великолепные кобры со смертельным укусом. Сетау отправился к норе самой крупной из них, с неизменными привычками. Лотос босиком шла за ним следом. Несмотря на ее опыт и хладнокровие, он запрещал ей подвергаться малейшему риску. Красавица нубийка несла раздвоенную на конце палку, полотняный мешок и сосуд. Пригвоздить змею к земле и заставить ее отдать часть своего яды было обычным делом.

Полная луна освещала пустыню. Она раздражала змей и толкала их на то, чтобы ползти к самым границам их территорий. Сетау тихо напевал, протягивая низкие ноты, которые нравились кобрам. В месте, которое он приметил — дыре между двумя плоскими камнями, в песке извивалась огромная змея.

Сетау присел на корточки, продолжая напевать. Кобра опаздывала.

Лотос бросилась на землю, как пловчиха, прыгающая в бассейн. Сетау в изумлении увидел, как она борется с черной коброй, которую он собирался застать врасплох. Поединок продолжался недолго. Нубийка засунула ее в мешок.

— Она нападала сзади, — объяснила Лотос.

— Это совершенно необычно, — сказал Сетау, — если змеи теряют голову, быть беде.

— декламировал Гомер. —

— Эти стихи вашей Илиады предвещают возвращение войны? — спросил Рамзес.

— Я рассказываю лишь о прошлом.

— Разве оно не предвосхищает будущее?

— Египет начинает мне нравиться. Я бы не хотел видеть, как он погружается в хаос.

— Откуда этот страх?

— Я слышу, что говорят мои соотечественники. С недавнего времени их возбуждение беспокоит меня. Можно подумать, что их кровь кипит, как перед стенами Трои.

— Вы что-то еще знаете?

— Я только поэт, и мой взор угаснет.

Елена поблагодарила царицу Туйю за предоставленное ей свидание в такой момент, когда она переживает такую боль. На лице великой царской супруги, изысканно накрашенном, не было видно и следа страдания.

— Я не знаю, как…

— Слова бесполезны, Елена.

— Моя печаль искренна. Я молю богов, чтобы Фараон поправился.

— Благодарю вас. Я тоже взываю к помощи свыше.

— Я обеспокоена, так обеспокоена…

— Чего вы опасаетесь?

— Менелай весел, слишком весел. Он, обычно такой хмурый, кажется, переживает триумф. Значит он убежден, что вскоре увезет меня в Грецию!

— Даже если Сети не будет, вы будете в безопасности.

— Боюсь, что нет, Ваше Величество.

— Менелай — мой гость. У него нет никакой власти принимать решения.

— Я хочу остаться здесь, в этом дворце, рядом с вами!

— Успокойтесь, Елена, вам ничего не грозит.

Несмотря на обнадеживающие речи царицы, Елена опасалась злобы Менелая. Его поведение подтверждало, что он готовит заговор, чтобы увезти свою жену из Египта. И близкая смерть Сети предоставит ему долгожданную возможность. Елена решила, что нужно проследить за действиями своего мужа. Возможно, жизнь Туйи в опасности. Когда Менелай не получал, что желал, в нем накапливалось озлобление, а это озлобление уже давно никак себя не проявляло.

Амени прочел письмо, которое Долент написала Рамзесу.

Мой любезный брат,

Мы с мужем беспокоимся о твоем здоровье и еще более — о здоровье нашего высокочтимого батюшки, Фараона Сети. По слухам, он серьезно болен. Может быть, пришло время прощения? Мое место в Мемфисе. Убежденная в твоей доброте, я уверена, что ты забудешь ошибку моего мужа и позволишь ему вместе со мной засвидетельствовать свою привязанность Сети и Туйе. В эти тяжелые дни мы сможем поддержать друг друга. Разве сейчас самое главное не в том, чтобы снова сплотить семью и не быть рабами прошлого?

В надежде на твое милосердие, Сари и я ждем с нетерпением твоего ответа.

— Прочти его еще раз, помедленнее, — потребовал соправитель.