– Кто стучит? – сонно пробормотал он,
– Не знаю… Послушай…
Нехама подошла к двери. И тут раздался нетерпеливый, дробный стук в окно.
– Кто там? – тревожно закричала она.
Человек под окном отозвался, и сердце Нехамы, оборвалось: Танхум!
– Открой, это я!…
– Ой, мама моя родная, ты, Танхум!
Нехама ощупью искала железную задвижку. Убедившись, что Айзик лежит уже на своей постели, она открыла дверь, зажгла каганец.
Танхум ворвался в дверь так, будто за ним гнались по пятам. Остановился в сенях с дорожным мешком за плечами. Его исхудалое лицо заросло рыжеватой щетиной, глаза ввалились.
Сняв с плеч мешок, расстегнул пиджак и тревожно спросил:
– Красные еще здесь?
– А как же. Конечно, здесь. Почему ты спрашиваешь? – удивилась Нехама.
– Там, откуда я иду, их уже прогнали… Нас освободила новая власть. Всюду, где я проходил, белые… Ну, теперь-то я все верну: и бричку, и коней, и пшеницу, – все отберу, вот увидишь, – радовался Танхум.
– Да пропади оно все пропадом! – махнула рукой Нехама.
– Кто это пропади? Пусть лучше пропадут те, кто отнял наше добро! – яростно зашипел Танхум. – Жизнью поплачусь, а мириться с этим разбоем не стану…
Танхум злобно метался по широким сеням и вдруг остановился как вкопанный, увидев спящих в углу Айзика и его тетку.
– Кто это там лежит? – спросил он, переводя взгляд с Айзика и Кейлы на Нехаму.
– Да это отец прислал мне двоих помочь по хозяйству, когда узнал о нашем несчастье, – ответила Нехама.
– Кто такие?
– Мои дальние родственники. Без них мне пришлось бы трудно.
13
Нехаме не хотелось сразу говорить Танхуму о том, что у нее будет ребенок. Он и сам это скоро заметит. Но то ли в доме было слишком темно, то ли Танхум был сильно взволнован своим возвращением, только располневший стан Нехамы пока не привлек его внимания. Во всяком случае, он не проронил по этому поводу ни слова.
Нехама быстро согрела воду, принесла таз. Танхум, смывая с себя дорожную пыль и грязь, расспрашивал жену о хозяйственных делах: благополучно ли отелились коровы, нет ли яловок, хватит ли на зиму корма, хватит ли им хлеба до нового урожая.
Танхум удивился, почему его верный Рябчик не почуял хозяина, не встретил у ворот. Обычно, стоило только Танхуму показаться во дворе, как Рябчик тотчас выбегал из конуры, прыгал на грудь хозяину, норовя лизнуть его в лицо, вилял хвостом – всячески старался показать свою преданность. А нынче его не слышно…
– Наверно, зарылся в солому и спит, – равнодушно сказала Нехама.
Танхум вышел во двор, окинул взглядом копны сена и соломы, заглянул в клуню, в хлев, посмотрел на коров. Когда он вернулся в дом, на столе уже шипела яичница, стояла кринка с молоком и на тарелке лежали толстые ломти ароматного хлеба.
Танхум не ел, а глотал пищу, почти не разжевывая. Торопливо расправился с яичницей и принялся жадно пить молоко прямо из кринки.
Пока Танхум ужинал, Нехама приготовила ему на диване постель.
– Устал, верно, с дороги, иди ложись, – предложила опа мужу.
– Ясное дело, устал.
Войдя в спальню, Танхум обнял жену за плечи.
– Ложись здесь, – сказала Нехама, показывая на диван.
– Почему? – изумленно уставился на жену Танхум. Он снова попытался ее обнять, но Нехама опять увернулась и отрезала:
– Прекрати!…
– Да что случилось? Чужой я тебе, что ли?
– Я себя плохо чувствую. Разве сам не видишь? – холодно бросила Нехама.
Танхум был вне себя. Что это значит? Он столько верст прошел пешком, рвался к жене, стосковавшись по женской ласке, а тут на тебе – прогоняют. Нет, что-то не так! Самые странные мысли приходили ему на ум. Он прилег на диван, но уснуть не мог.
– Нехама! – позвал он. Она не откликнулась.
– Да что с тобой? Уж не заболела ты? – встревожился Танхум и, встав с дивана, подошел к Нехаминой кровати. – Может, помочь надо. Дать тебе что-нибудь?
– Ничего не нужно, только не трогай меня, – с досадой ответила Нехама, и обескураженный Танхум вернулся на свою постель. Долго ворочался с боку на бок, пока усталость не сморила его и он не забылся тяжелым сном.
Айзик встал с первыми петухами, вышел задать корм коровам и напоить их. Но как ни рано он поднялся, Танхум опередил его. Увидев во дворе хозяина, Айзик поздоровался с ним и как ни в чем не бывало принялся за дело. Танхум шел за ним по пятам и придирчиво присматривался к тому, как он набирает мякину, не просыпает ли ее по дороге из клуни в хлев, приготовлена ли мешанка, чисто ли прибрано в стойлах.
Наконец не выдержал, злобно бросил:
– Ты, как я вижу, стал тут настоящим хозяином.
– Что такое? Не понимаю… – Айзик и правда не понимал, что нужно от него хозяину.
– Мог бы меня спросить, как задавать корм скоту. Пока, что я здесь хозяин. С этого дня ты будешь делать все так, как я тебе прикажу.
Айзик сразу понял, что ничего хорошего от хозяина ему не приходится ждать.
«Неужели хозяин узнал о моей связи с Нехамой? – мелькнуло у него в голове. – Но как он мог узнать об этом, если явился поздно ночью? Надо поскорее уносить ноги. Но куда податься? И как расстаться с Нехамой?»
Обуреваемый тревожными мыслями, Айзик быстро управился в хлеву и чуть ли не бегом бросился к ревкому. Еще издали увидел возле ревкома толпу людей.
Айзик вошел в большую комнату, где за столом сидели Рахмиэл, Гдалья и еще какие-то незнакомые Айзику люди. Один из них, черноволосый и коренастый дядька, что-то писал:
– А вот и Прицкер явился, – сказал Рахмиэл. Айзик подошел к нему,
– Вы звали меня?
– Да. Посиди пока…
Айзик сел в уголок. И тут люди, толпившиеся у входа в ревком, ввалились в комнату и расселись где придется – на скамьях, на подоконниках, а кто и прямо на полу. Когда все немного успокоились, вперед вышел Давид.
– Товарищи! Надвигается грозная опасность! К нам рвутся белые банды. Они хотят свергнуть советскую власть и восстановить проклятый старый режим. Советская власть нам так же дорога, как дорога человеку жизнь. И я уверен, что мы все, как один, с оружием в руках встанем на ее защиту и будем биться за нее до последней капли крови!
– Дайте мне винтовку!
– Мне тоже!
– И мне, и мне! – наперебой кричали собравшиеся. Айзик молча сидел в своем углу, наблюдая за тем, как комбедовцы разбирали винтовки.
«Что мне думать? – говорил он себе. – Я не знал, куда идти, что делать. А тут я буду со всеми…»
И Айзик твердым шагом двинулся к груде винтовок.
Вот-вот дадут приказ двинуться в поход. Надо забежать домой – попрощаться с Нехамой и теткой. Как же не попрощаться с дорогими ему людьми? Да и покрасоваться перед ними с винтовкой за плечами хочется! А Танхум? Танхум пусть трясется от страха, увидев Айзика вооруженным. Пусть думает, что вчерашний батрак пришел по его душу – арестовать его. А впрочем, черт с ним! Теперь у него нет времени заниматься этим. Он только даст ему почувствовать, что знает, что такое эксплуататор, кровопийца, и больше не позволит считать себя ничтожеством, плевать себе в лицо…
Кейла возилась во дворе, когда Айзик вошел в ворота дома, в котором вот уже несколько месяцев, как нашел приют и ласку.
Тетка, увидев Айзика, кинулась к нему, испуганно спросила:
– Мой дорогой, откуда ты взял винтовку?
– Я пришел попрощаться, тетя, – сказал Айзик, ласково улыбаясь.
– Куда же ты уходишь? На войну? – Кейла горестно заломила руки.
– Да, – кивнул Айзик, – иду драться с белыми.
– На кого же ты меня покидаешь? Куда я денусь, одна-одинешенька на белом свете? – отчаянно заголосила Кейла.
Айзик с глубокой жалостью смотрел на тетку, давно уже заменившую ему умершую мать. Он обнял ее худые, костлявые плечи, начал утешать:
– Нехама не оставит тебя, не даст в обиду. Ну, а если тебе здесь станет невмоготу, она отправит тебя домой.
– А что я там делать буду, одна, без тебя? – спросила Кейла, обратив к племяннику изборожденное морщинами, заплаканное лицо.
– Что поделаешь, тетя. Бог даст, вернусь, и мы снова заживем вместе. А пока надо потерпеть, – ответил ей Айзик.
Из дому вышла Нехама.
– Ой, Айзик! И с ружьем! Смотрите-ка! – удивленно и встревоженно воскликнула она. – Где взял ружье? К чему тебе оно?
– Ухожу на фронт.
– Какой там еще фронт?
– Против белых.
– Почему так вдруг, ни с того ни с сего?
– Что значит ни с того ни с сего? Разве можно ждать, пока они сюда придут?
– Кто?
– Да белые же.
– За этим тебя и вызывали в ревком? – спросила Нехама с щемящей болью в сердце.
– За этим, – согласно кивнул Айзик. – Раз нужно, так нужно.
Нехама всем сердцем привязалась к Айзику. Она не хотела думать, что Танхум скоро вернется. Ей казалось, что до этого далеко. Быть может, он и вовсе не вернется – таила она в душе надежду, в которой боялась признаться даже самой себе.
И вдруг все пошло кувырком…
