Братья, взяв двух запасных коней для хамниганов, двинулись по узкой звериной тропе. Тогорил, трогая вперед, похвалил Тэмуджина:
– Это ты хорошо придумал, проводники нам не будут лишними, а хамниганы лучше всех знают горные проходы.
Дальше они ехали вместе. Дорога понемногу оторвалась от реки и повернула в падь. Войско продвигалось, разбившись по разным тропам, растекаясь по удобным проходам. В тысячах Тэмуджина нашлись охотники, знающие эти места, они и вели колонны по тайге. Но Тэмуджин знал, что свои знают лишь ближнюю тайгу и только хамниганы способны показать дорогу в дальних северных краях.
Хамниганы оказались на редкость быстры на подьем и проворны в тайге. Не успел Тэмуджин вместе с ханской свитой обогнуть отрог ближней горы, как два молодых хамнигана вместе с Хасаром и Бэлгутэем вышли на тропу перед ними. Выйдя из своего стойбища, одним им известным путем они обогнали их, как рассказывал потом Хасар, через какое-то узкое каменное ущелье, похожее на сквозную пещеру.
Удивленный и обрадованный Тэмуджин оглядывал их, узнавая в старшем Улуна – молчаливого охотника с бесстрастным лицом, когда-то без слов согласившегося перестрелять его дядей по первой его просьбе. Тэмуджин молча подъехал, слез с коня и обнял его.
– Уже который раз ты мне помогаешь в трудную пору, – растроганно сказал он, – когда-нибудь я тебя отблагодарю по-настоящему.
Улун, освободившись из объятий Тэмуджина, скромно поклонился хану, и тот узнал его:
– Помню, помню тебя, четверо вас было, двое братьев и один нукер в пестрой хамниганской одежде.
Тэмуджин после первых приветствий, соблюдая обычай, расспрашивал:
– Как твой отец и ваша семья, все живы, здоровы?
– Все живы и все хорошо у нас, – говорил тот, – отец сильно обрадовался, когда узнал, что ты вернул отцовское войско, стал нойоном, и благодарил за подарки…
Расспросив об охоте и изобилии в лесу, Тэмуджин перешел к делу:
– А далеко отсюда до Ботоган Боорчжи?
– Уже рядом, – отвечал тот, – вот за этой горой, что перед нами, там есть большое открытое урочище. Когда вы позапрошлым летом жили на нижней поляне, то немного до него не доходили, добирались лишь до нижней речки…
Не успели они договорить, как впереди послышался шум. Сквозь чащу, мимо колонны, ломая кусты рысили двое всадников.
– Дайте дорогу! – кричал передний. – Где нойоны?
Это были двое воинов из передовой тысячи. Подскакав, один из них, уже пожилой мужчина, возмущенно стал рассказывать:
– Добрались мы до первой поляны Ботоган-Борджи, а люди Джамухи, увидев нас, вдруг всполошились и, ни с того, ни с сего начали стрелять. Пока мы крикнули им, что свои, пока до них дошло это, они нескольких наших парней поранили.
Тэмуджин с ханом молча хлестнули коней. Вперед, обгоняя их, помчались нукеры хана, грозными окриками очищая тропу.
Обогнули край горы и скоро выскочили на поляну. Воины – и киятские, и джадаранские – уже убрали оружие и стояли густыми толпами. В отдалении, шагах в шестидесяти, стоял Джамуха в окружении своих нукеров, молодых – четырнадцати-пятнадцатилетних парней, молча поджидал их. Он встретил их с красным от возбуждения лицом и сразу набросился на Тэмуджина:
– Ты что, анда, пиры устраивал, вместо того, чтобы поскорее идти вперед? Забыл, что я вас тут третий день жду?
– Мы спешили, как могли, чего же ты так разозлился, – чувствуя неловкость под ханским взором, ответил ему Тэмуджин и спросил: – А почему твои люди сразу стали стрелять, не разобравшись?
Джамуха возбудился еще больше.
– Да как ты можешь так говорить?! – широко раскрывая глаза, зло выкрикнул он. – Да мы тут все уже думали, что раз столько времени вас нет, тайчиуты все прознали и разгромили вас, а теперь и на нас идут. Откуда нам знать, может, меркиты к ним на помощь пришли или они с татарами снюхались, привели их…
Тэмуджин и Тогорил недоуменно переглянулись.
– А что нам больше думать было? – все больше распалялся Джамуха. – Мы ведь тут третий день стоим одни, в лесу. Почему вы не пришли вовремя, что вам стоило собраться, как договорились, и прийти? Как можно в таком деле нарушать уговор?
– Имеет право попрекать нас Джамуха-нойон, – вступился Тогорил-хан, подъезжая к нему вплотную. – А виноват во всем один я. У меня случилась задержка в улусе, и я пришел на встречу с Тэмуджином с опозданием в четыре дня. Ты уж прости меня, старика, как старшего брата. И давайте, на этом закончим пререкания и подумаем о том, как дальше будем продвигаться.
Джамуха при словах хана удивленно раскрыл рот и тут же потупился, смиряясь, смущенно пробормотал:
– А я думал, что это анда Тэмуджин в честь возвращения своего войска занялся пирами да празднованиями, и задержал вас. Ну, да ничего особенного не случилось, просто я тут забеспокоился, а так… ведь в каждом улусе бывают неотложные дела…
Они тут же коротко обсудили положение и, глядя на вечер, решили ночевать. Хан сказал окончательное слово:
– Здесь и поляна большая, войску лучше отдохнуть перед длинным переходом по горным дорогам.
Стали устраиваться, ханские нукеры засуетились вокруг, расставляя походные палатки, в кустах затрещали сухие сучья, тут и там загорелись костры. Двое воинов уже несли из леса подстреленную косулю.
Тэмуджин, улучив время, отошел к своим, у опушки нашел Сагана и Мэнлига, стоявших с тремя сотниками, спросил:
– Как раненые, сильно их задело?
Саган досадливо вздохнул, нехотя промолвил:
– Двое убиты, троих ранило в живот, да еще нескольких оцарапало, одному плечо, другому руку…
Тэмуджин потемнел лицом.
– Как же так получилось?.. – отчаяние от глупой гибели людей остро кольнуло его. С трудом сдерживая себя, он раздраженно оглядывал нахмуренные лица сотников: – Вы ведь бывалые люди, чего же не подумали об этом?
Один из них сокрушенно развел руками.
– Мы никак не думали, что они выкинут такое. Ведь эти джадараны знали, что мы должны подойти.
«И Джамуха, видно, не далек умом, – мучаясь досадой, подумал Тэмуджин. – Испугался тайчиутов, а сам и дозоры не расставил. Как можно допускать такие оплошности? Виноват он, только как ему укажешь, он ведь пришел помогать мне».
Удрученный таким началом, он с изумлением раздумывал над тем, как просто, ни с того, ни с сего может случиться такая глупая и жестокая ошибка. «Это и моя ошибка, – с поздним раскаянием думал он, – раз вышел в поход с войском, надо самому подумать обо всем, не надеяться на других…»
– Хорошенько запомните об этом случае, чтобы такое никогда больше не повторялось… – наконец, сказал он. – Отныне думайте и за других, а не только за себя. Правду, выходит, говорят: на глупцов понадеешься – сам в глупцах окажешься. Погибших похороните повыше, на горе, как благородных соплеменников: они шли спасать мою честь, значит, погибли за своего нойона. Сделайте из камней обо и попросите их души охранять эту меркитскую дорогу. Пусть вечно их души несут тут дозор и предупреждают нас об опасности. А мы отныне, проезжая здесь, должны будем приносить им жертвы вином и мясом. Пусть все воины запомнят это место.
Мэнлиг с Саганом многозначительно переглянулись. Сотники поклонились, прижимая руки к груди.
Отходя от них и направляясь в сторону ханского костра, Тэмуджин раздосадованно подумывал: «Только что взял войско в свои руки, едва тронулся в поход, а уже кровь и смерть… и это, видно, только начало…»
Джамуха, уже забыв о случившемся, весело поблескивал зубами перед костром, рассказывая хану о своей жизни.
– А ко мне уже из дальних родов нойоны приезжают. Вот летом я хочу устроить у себя игры, со всех концов приглашу мэргэнов и багатуров – это будут состязания на всю степь! Я и вас приглашу.
Увидев подходившего Тэмуджина, он обрадованно вскинулся:
– Анда, не успели со встречи и словом перекинуться, а ты куда-то пропал. Нехорошо это, не по-братски. А ну, садись со мной рядом, выпьем по одной. Эй, нукеры!..
– Где же твой дядя Ухэр? – без улыбки спросил его Тэмуджин, сев с ним рядом. – Он что, не вышел в поход?
– Где же ему быть в походе? – рассмеялся Джамуха. – Он ведь однорукий, такому лучше дома сидеть, за хозяйством присматривать.
Тэмуджин промолчал, подумав: «Лучше однорукому быть в походе, чем безголовому». В душе он не мог простить ему двух своих воинов, погибших так нелепо, по глупости. Хан, неторопливо жуя косулье мясо, молча присматривался к ним, задумчиво переводя взгляд с одного на другого.
На следующее утро войска трех улусов перешли с верховья Онона на маленькую речку Минж, берущую начало за горой, на западной стороне, и стремительным потоком рвущуюся на север, к полноводной Сухэ[27].
Шли по тайге, разделив войско на несколько частей, разными тропами проходя между отрогами. Отряды направлял Улун, выбирая им дорогу по падям и ущельям. Еще перед выходом он из лучших охотников выбрал проводников, те и вели колонны по его указаниям.
