— Странно, что на смертном ложе человек интересуется такими вопросами, — заметил Бахачек.
— Это было только вступление к тому, что хотел сказать мае раввин. Вы знаете, о чем он спросил у меня? Почему я опубликовал свое открытие, что планеты движутся по эллипсам, а не по окружности. Мне непонятен был смысл его вопроса. Раввин ответил, что такие великие таинства нельзя открывать непосвященным. Он, например, такое открытие унес бы с собой в могилу.
— И что вы ответили ему, Иоганн?
Есениус весь превратился в слух, хотя он знал, как Кеплер должен был ответить раввину.
— Я ответил ему, что в своей работе я опираюсь на результаты исследований многих ученых. Это цепь, которая тянется из далекого прошлого, от времен Птоломея. Каждый из нас только звено этой цепи, и я не вправе сохранить для себя ничего из того нового, что мне удалось узнать. Я хотел опровергнуть его мнение о науке как об опасном оружии в руках непосвященных — необразованных людей. Но не знаю, признал ли раввин, что есть разница между кабалистикой и астрономией.
— Но ведь он и сам занимался астрономией, — заметил Бахачек.
— Мы разговаривали долго; не знаю, остался ли доволен нашей беседой. Для меня же весь этот разговор был весьма знаменательным. Он многому меня научил.
— Я надеюсь, что вы поделитесь с нами? — усмехнулся Есениус.
— Все очень просто: нужно искоренять ошибочные взгляды о так называемой герметичности науки. Наука должна уподобиться лесному источнику, из которого может напиться всякий жаждущий, безразлично, гордый ли это пан с пышной свитой или простой путник. Вы согласны со мной?
— Согласны, согласны, — ответил Бахачек.
Канцлер Лобковиц не подписал грамоты. Но император оставил без последствий этот «бунт». Он и не думал освобождать канцлера от должности. Предусмотрительные люди делали из этого вывод, что вопросы религии в Чехии нельзя считать разрешенными. И, конечно, канцлер с помощью сильной «испанской партии» предпримет все, чтобы не соблюдались параграфы грамоты и как можно скорее отменили свободы, даваемые некатолическим вероисповеданиям. Хотя Есениус очень редко встречался с канцлером, да и то по службе, Зденек Попел из Лобковиц вдруг вспомнил о своем бывшем соученике.
Члены «Societas Iesu» подготовили в пражском Клементине театральное представление. Ученики иезуитской коллегии несколько дней старательно готовились к спектаклю. На это время их освободили от всех других обязанностей: они могли не учить и и даже не присутствовать на лекциях, лучшие пражские ремесленники готовили великолепную сцену с различными чудесами, помогал им императорский механик, а портные шили богатейшие одеяния по эскизам императорского придворного живописца Шпрангера. Это представление должно было затмить все бывшие до него.
Слухи о готовящемся зрелище достигли и Града, вскоре в Праге только и говорили что об этом представлении которое должно было произойти в страстной четверг.
В среду перед полуднем к Есениусу пришел писарь из Чешской канцелярии и вручил ему свиток пергамента:
— Его милость пан верховный канцлер Лобковиц посылает это приглашение и надеется, что вы соизволите его принять, Есениус развернул свиток. Это было нарядно напечатанное приглашение, в котором говорилось, что в Праге почитают за честь пригласить благородного пана доктора медицины Иоганна Есениуса де Магна Есен и его досточтимую супругу (имена были написаны от руки) на представление мистерии «Ценодоксус», которую написал пан Бидерман. Представят ее воспитанники коллегии Клементинум в страстной четверг после полудня…
Писарь из Чешской канцелярии давно ушел, а Есениус всё еще держал в руках приглашение и размышлял, как ему поступить.
Ясно, чего хочет канцлер: тем самым он как бы предупреждает доктора, что люди, которые находятся на службе у императора, должны держаться императорской партии.
Есениус знал, что значит разгневать сильнейшего вельможу королевства. Ведь Рудольф не встанет на его защиту — в подобном деле он будет заодно с канцлером.
Что делать?
Он вспомнил о Кеплере. Если пригласили придворного врача, наверное, такой же «чести» удостоился и придворный математик.
Есениус отправился к Кеплеру.
Но Кеплер ни о чем не знал.
— Может быть, приглашение придет завтра, — ответил он. — Впрочем, даже если я и не буду приглашен, то в следующий раз могут пригласить и меня. Так что обсудим ваше приглашение вместе.
— Думаю, все это направлено только против меня.
— Это ничего не меняет. Вы говорите, что такие приглашения получили многие протестанты. Следовательно, удар направлен против всех протестантов.
— Но у меня иное положение. Личный врач императора более зависим, чем дефензоры или члены протестантских общин. И я думаю, что все наши рассудили бы так же.
Кеплер молчал, словно мысли его блуждали в бесконечных межзвездных просторах. Немного погодя он вернулся к предмету разговора и проговорил:
— Если бы речь шла только о том, присутствовать ли вам на этом представлении… Но тут дело в другом: подчиниться ли этому косвенному приказу или взбунтоваться? Считаете ли вы, что вам стоит все поставить на карту? Думаю, что нет. Я бы на вашем месте пошел.
Есениуса доводы Кеплера не очень убедили. А что скажет Мария? Не подумает ли она, что его поступок проистекает только из слабости?
Но Мария после некоторого размышления сказала ему, в сущности, то же, что и Кеплер.
И они решили пойти.
Представление происходило в большом зале Клементинума, стены которого в честь этого события были украшены дорогими гобеленами на библейские сюжеты.
Есениус и Мария были в Клементинуме впервые. В протестантских кругах это логово иезуитов почитали главной цитаделью католицизма в королевстве.
Студент-распорядитель провел их в третий ряд, где сидели почетные гости. Есениусу было неприятно такое внимание. Он втайне надеялся, что их посадят где-нибудь в последних рядах и они затеряются среди горожан и прочих незнатных гостей.
Насколько позволяли приличия, Есениус и Мария смотрели по сторонам, желая узнать, кто же присутствует на представления.
Здесь были все самые известные особы королевства. Красное кресло с позолоченными подлокотниками в центре первого ряда приготовлено для императора. Хотя всем известно, что его милость не явится, кресло поставлено. Рядом с креслом для императора — кресло верховного канцлера Лобковица и его жены Поликсены из Першина. Кресла пусты — вельможные гости еще не появились. Но остальные места почти все заняты. С другой стороны императорского кресла сидит архиепископ Карел из Ламберка. Он разговаривает с ректором Клементинума патером Лавинием. На лице архиепископа болезненное выражение, следы страдания, но здесь, в этой праздничной обстановке, он превозмогает болезнь и с улыбкой отвечает на поклоны гостей. Лавиний не может долго оставаться на месте; как только появляется какой-нибудь важный гость, он бросается ему навстречу и приветствует его с подчеркнутой сердечностью. Так он встретил первого камергера Адама из Штернберка, высшего гофмейстера Георга из Швамберка и верховного судью Адама из Вальдштейна. Ректор явно доволен, что пришли все первые особы королевства. Почти все с супругами. А вот появляется и верховный канцлер с женой. Легким поклоном отвечает Лобковиц на поклоны присутствующих, а пани Поликсена улыбается знакомым дамам.
Есениус и Мария обрадовались, заметив среди гостей вице-канцлера Михаловица и его жену, пани Уршулу.
По знаку Лавиния несколько слуг затягивают тяжелые занавески на окнах. Залу наполняет сумрак, хотя на улице еще светит солнце. Только на сцену льется широкий поток слабого света. Музыканты начинают играть интродукцию. Перед занавесом является Муза и латинской одой прославляет императора и всех почтенных гостей.
Затем следует краткое пояснение к действию: адвокат Ценодоксус — действительно существовавший персонаж, и жил он так, как представлено в пьесе. Пусть же почтенные гости извлекут из всего, что они увидят, урок.
«Моралите», — подумал Есениус, стараясь отгадать, сколько времени потребуется актерам для представления борьбы добра со злом и неизбежной победы добра. Три или четыре часа? Иногда подобные зрелища бывают с продолжениями и длятся дня три, не меньше.
Занавес раздвинулся, и на сцене разыгрывается эпизод из жизни адвоката Ценодоксуса. Главный персонаж представлен перед зрителями в наилучшем свете. Он богобоязнен, справедлив, честен, мудр, но… После первых же сцен ясно, что с Ценодоксусом не все ладно. Какие-то силы действуют против него…
Полет черта лишь на мгновение отвлек внимание зрителей от разговора на сцене. А дело шло не о пустяках: силы ада знают, что жизнь адвоката Ценодоксуса — это только личина, и поэтому решают завоевать его душу для ада. Они посылают в мир Гипокризис — Лицемерие, чтобы устроить адвокату западню. Напряженность возрастает.
