Louis Quatorsieme Roi de France et de Navarre (Людовик XIV, король Франции и Наварры) — Va, Dieu confondra Гагтее qui osera te resister (Вперед, господь рассеет полки, которые осмелятся пойти против тебя.[387]
После нильской победы Нельсона из его имени составили такую анаграмму:
Horatio Nelson — Honor est a Nilo (слава у Нила).
В честь Наполеона слагали великое множество анаграмм. Поначалу, когда он только пришел к власти, в ходу была такая:
La Revolution Francaise (Французская революция) — Veto! un Corse la finira (Вето! Корсиканец покончит с ней).
Но в 1815 году из этих же слов получилось совсем другое:
Ail La France veult son Roil (Ax, Франция желает себе короля).
После падения Наполеона из его имени составляли высказывания на латыни:
Napoleon Bonaparte — Bona rapta leno pone! (Сутенер, отдай награбленное добро).
Было и такое:
Napoleon, Empe-reur des Francais (Наполеон, император Франции) — Un pape serf a sacre le noir demon (Папа-колодник короновал черного дьявола).
Чтобы не оставить в стороне англичан, приведем анаграммы имени Шекспира:
William Shakespeare — I swear he is like a lamp (Клянусь, он как светильник).
И другая — I ask me, has Will a peer? (Я задаюсь вопросом, имеет ли Уилл равных себе?).
Поветрие затронуло даже здравый смысл: с буквами начали связывать всякие суеверия, считали, что в имени человека сокрыто другое слово или фраза, значение которых роковым образом влияет на его судьбу. Стало известно, что из имени некоего Андре Пюйома (Andre Pujom) вышла анаграмма Pendu a Riom (его повесят в Риоме). И что же произошло? Случай приводит Пюйома в Риом, здесь он ссорится с каким-то незнакомцем, закалывает его, предстает перед судом и действительно оканчивает жизнь на виселице.
Другая история: Андреас Рудигер (Andreas Rudigierus), в будущем прославленный лейпцигский врач, поначалу учился на богослова только потому, что буквы его имени складывались в фразу Arare rus Dei dignus (достоин обрабатывать божьи пашни). Потом он попал воспитанником в знаменитый дом Томазия, где с горечью признался учителю, что, хотя его склонность к медицинским наукам растет день ото дня, придется ему, однако, остаться теологом, так как имя его выражает волю небес. Томазий помог ему советом:
«Божьи пашни (Gottesacker) — да ведь это же кладбища. Кто может обрабатывать их лучше, чем врач?»
Рудигер осознал истинный смысл сокрытых в его имени слов и подался во врачи.
Конечно, это только игра, но и в игре порой таится дьявол, и бывает так, что за невинной перестановкой букв вдруг поглядывает насмешка. Незадолго до разразившегося в 1929 году мирового экономического кризиса я нашел в одной книге несколько латинских анаграмм, составленных из английского названия Соединенных Штатов (United States). Их автор хотел всего лишь пошутить, но неожиданно выстроил буквы в последовательности, которая, можно сказать, пророчествует о разрушительном воздействии кризиса на экономическую и социальную систему Америки. Сначала все было прекрасно:
In te deus stat (В тебе бог)
Inde Tute stas (После этого ты будешь стоять уверенно)
Затем торжественности поубавилось:
Dentatus est (У него есть зубы)
Siste, nudat te (Восстань, обобранный!)
И как ответ на предостережение одна из анаграмм гласит:
A te desistunt (Они удаляются от тебя).
Искусство составления анаграмм знало две разновидности. Одна из них — выжать как можно больше вариантов из какого-нибудь имени. Вторая — собрать рассыпанные и перемешанные буквы длинного предложения таким образом, чтобы получилось новое, вполне осмысленное предложение. Пример первой разновидности — уже упомянутые 500 анаграмм ахенского адвоката. Замечательные образцы второй представлены в книге барона Георгия Сигизмунда Халлерштайна, вышедшей в 1680 году. Этот родственник венгерских баронов Халлеров писал собственное имя и имя супруги следующим образом:
Georgius Sigismundus, Baro ab Hallerstein, conjunx quoque, Maria Sidonia Parade iserin (Георгий Сигизмунд, барон Халлерштайнский, супруг Марии Сидонии Парадайзерин).
Из этих строк — конечно, основательно попотев, — он извлек очаровательный дистих, намекающий на годы, прожитые с супругой:
Quinquaginta acres complevimus imbribus Annos, eja diis redeas gloria, dignus honor! (Мы прожили 50 лет среди жесточайших бурь / И да будет воздана богам слава и должная честь).
Современный читатель скажет на это: господин барон, мол, может писать, что угодно, все равно никто не будет проверять. Но в те времена, уж точно, проверяли, пересчитывали каждую буковку. Примером тому случай с суперанаграммой, которую какой-то верноподданный раскормил до неслыханной толщины во славу датского короля Фредерика IV. Из королевских титулов он создал целую команду букв, которые потом послушно выстроились в красивое четверостишие.
Friedrich der Vierte, Konig zu Dannermarck-Norwegen, der Wenden und Gothen, Hertzog zu Schlesswig Hols-tein, Stormarn und der Dithmarsen, Graf zu Oldenburg und Delmenhorst.
Muss gleich die Zierd der werthen Nordenkron
Den hellen Glantz zum Niedergange neigen,
Kommt doch dadurch der grosse Wundersohn
Fort wiederum aufs Vatern Thron zu steigen.[388]
Конечно, сочинить такое стихотворение было нелегко. Но издатель дородной анаграммы тоже проделал изрядную работу,[389] ибо, подначиваемый недоверием, он пересчитал все буквы и обнаружил, что автор жуликоват, так как три буквы — одно u, одно r и одно t — он оставил неиспользованными. Поверим ему.
Теперь, после надлежащей подготовки, мы можем начать разговор о Габоре Шебештене (1794–1864), старшем судебном советнике из Шопрона, о его несравненном мастерстве по части составления анаграмм, в котором он не знает себе равных. Шебештен был знаменит своей начитанностью, остроумием, знанием великого множества анекдотов; он печатал научные и другие статьи в разных газетах и журналах. Но в первую очередь славу ему принесла та страсть, которая отдала его в кабалу буквам. Одно из самых значительных его достижений — стихотворение-анаграмма, составленное из имени эгерского архиепископа Белы Бартаковича. Йожеф Асалаи пишет,[390] что Шебештен будто бы сочинил эту шутку по его настоянию и даже прислал ему стихотворение в письме, а насчитывало оно 5666 строк, вы только подумайте — пять тысяч шестьсот шестьдесят шесть! Это был бы мировой рекорд, до которого и близко не дотягивают жалкие дилетанты, выдающие по четыреста-пятьсот строк.
Но против Асалаи свидетельствует публикация Золтана Трочани,[391] нашедшего другие сведения в рукописной книге самого Габора Шебештена. Она называлась:
«Книга бессонницы, или Усыпляющие забавы Габора Шебештена длинными бессонными ночами».
Половину этой книги составляют анаграммы имени Белы Бартаковича, но их всего 264. Все-таки, по-видимому, речь идет об одном и том же произведении, так как в рукописи сказано, что «Анаграммы сочинены 30 ноября 1857 года в Шопроне по настоянию уважаемого Йожефа Асалаи». Какое же свидетельство достоверно?
Конечно, анаграмма из 5666 строк кажется невероятной, но не невозможной. Имя Белы Бартаковича состоит из 15 букв (Bela Bartakovics). Их столько раз можно переставлять в разной последовательности, что количество возможных вариантов выразится в тринадцатизначной цифре. Афанасий Кирхер придумал таблицу, по которой легко подсчитать число комбинаций, допустимых при перестановке букв алфавита (естественно, без повторов). Вот она:
1 (буква (а) — 1
2 буквы (аб) — 2
3 буквы (абв) — 6
4 буквы (абвг) — 24
5 букв (абвгд) — 120
6 букв (абвгде) — 720
7 букв (абвгдеж) — 5040
8 букв (абвгдежз) — 40320
9 букв (абвгдежзи) — 362880
10 букв (абвгдежзик) — 3628800
(Проверить подсчет очень просто: каждый раз нужно умножать количество букв на предыдущий результат.)
Таким образом, буквы имени Белы Бартаковича можно переставить почти пять миллионов раз. Безусловно, большая часть вариантов будет всего лишь бессмысленным набором букв, но тем не менее среди нескольких миллионов комбинаций вполне может попасться 5666 слов со смыслом. Конечно, скорее нужно говорить об осмысленности звучания, — нельзя требовать, чтобы при таком несметном количестве комбинаций слова всегда были понятными да еще выражали какую-нибудь мысль, намекающую на «рассыпанное» имя. 5666 или 264, вот, однако, 10 строк в качестве примера:
БЕЛА БАРТАКОВИЧ
Речка валит Боба.
Бабка варит лечо.
Раба волчит бека.
Берта ковала бич.
Бричка-авто бела.
Вета бочки брала.
Баба, ларчик — вето.
А черва. Блок, бита.
Ката брела в Бичо.
А бате клич: браво!
Не могу сказать, что здесь все понятно. Но вот необыкновенно остроумная анаграмма, сочиненная Шебештеном к 30 ноября 1863 года, к именинам Андраша Фаи, которому шел семьдесят восьмой год, — понятна полностью. Ею Шебештен доказал, что он в равной степени владеет искусством буквенной игры всех видов. Неудивительно, что господин Габор выудил из имени Андраша Фаи 78 анаграмм, — ему это раз плюнуть. Острота ума сказалась в именинном поздравлении. Поразительно, что автор сумел отыскать в Библии фразу со словом ФАИ (fai). Он нашел его в Книге пророка Исайи, «разобрал» по буквам речение пророка и составил из них приветственное слово в честь виновника торжества. Вот текст Библии:
