Боярин и воевода великого князя Семен Тонильевич с конным войском, ведя в поводу запасных лошадей, поспешил к устью Нерли, чтобы перехватить переяславцев.
Семен Тонильевич приказал перегородить Нерль плотами, скованными железной цепью. На плотах за дощатым забором встали владимирские лучники. В прибрежных кустах притаились спешенные копьеносцы. Конные засадные дружины замерли в ожиданье в прибрежных лесах.
Семен Тонильевич торжествовал, предвкушая кровавую баню, которую он устроит князю Дмитрию. Нерль в том месте была неширокой, насквозь простреливалась с берегов. Скрыться Дмитрию было некуда: крутые обрывы подступали к самой воде.
Ждать пришлось недолго.
Из-за поворота реки показались переяславские ладьи.
Ладей было пока немного, десяток или полтора, но над передней развевался приметный княжеский стяг.
Переяславцы заметили плоты, перегородившие реку, остановились поодаль.
На берегах зашевелились кусты, оттуда густо полетели стрелы. Но воины Дмитрия, пригнувшиеся за высокими бортами ладей и прикрытые овальными щитами, были недосягаемы для лучников.
Переяславские стрелы, выпущенные наугад в заросли кустарника, тоже не причиняли вреда.
Семен Тонильевич ждал, пока подойдет остальное переяславское войско, и придерживал до поры засадные дружины. Но ладей на реке не прибавлялось.
Бой замирал. Владимирские лучники разбросали почти все стрелы и ожидали, когда из обоза принесут новые.
К вечеру, едва скрылось солнце за лесом, переяславские ладьи неожиданно повернули и скрылись за речным поворотом.
Конные разъезды владимирцев, посланные в разведку вдоль берега Нерли, сообщали, что больше ладей князя Дмитрия не видно на несколько часов пути.
Только теперь Семен Тонильевич понял, что его обманули, как безусого юношу, впервые попавшего в ратное дело. Послав по Нерли немногие ладьи под своим стягом, Дмитрий прошел где-то в ином месте. Но где?
…Тверской князь Святослав Ярославич, откликнувшийся на просьбу великого князя Василия, перегородил крепкой заставой Волжский путь.
Но переяславское войско не вышло и на Волгу…
Только спустя много времени, когда было уже поздно посылать рати вдогонку, во Владимире узнали путь князя Дмитрия: дремучими лесами к Волоку Ламскому, а оттуда, минуя враждебную Тверь, к новгородской крепости Торжку. А ведь если хорошенько подумать, можно было заранее догадаться, как пойдет Дмитрий! Кружным путем через Шошу и Волок переяславский князь возвращался когда-то из Новгорода в свою отчину…
Разгневанный Василий сам поспешил с войском в Переяславское княжество. Владимирцы жгли села и деревни, разносили в щепки бортные деревья, угоняли в плен тысячи смердов.
В день воздвиженья[76] владимирские полки подступили к Переяславлю и остановились против города, на другом берегу реки Трубеж.
Столица князя Дмитрия казалась грозной и неприступной. Над крутым валом поднимались стены из могучих, в обхват, дубовых бревен. Высокие башни ощетинились самострелами. Из бойниц выглядывали многочисленные лучники.
Со скрипом отворились тяжелые створки городских ворот. К Трубежу выехали переяславские дружинники, с головы до ног закованные в тяжелые немецкие доспехи, с длинными копьями в руках. Они остановились у самой воды, пропустив вперед воеводу Ивана Федоровича, оберегателя города.
Иван Федорович крикнул владимирским боярам, выехавшим навстречу ему к другому берегу Трубежа, что князя Дмитрия Александровича в городе нет, но все переяславцы крест целовали стоять насмерть и города не отдавать. А будет князь великий к Переяславлю приступати — прольется кровь христианская!
Великий князь Василий Ярославич не решился на приступ. Брать такой город приступом дело нешуточное! А для осады не было времени. Не стоять же под стенами Переяславля до зимы! Князь Дмитрий использует задержку, чтобы укрепиться в Новгороде…
Смущало Василия и явное неодобрение удельных князей. Понятно, не о Дмитрии заботились удельные владетели, а о неприкосновенности наследственных княжений, но Василию от этого было не легче. Борис Василькович Ростовский, выражая мнение других князей, не постеснялся даже упрекнуть великого князя в нарушении древних обычаев: «Новгородцы сами призвали Дмитрия, одни они перед тобой виноваты, с ними и воюй. А разорять Переяславль за вину новгородцев будет неправдой. Честь великокняжеская от такого дела будет в уроне…»
Но главным было все-таки не неодобренье князей, а грозная решимость переяславцев биться насмерть…
И Василий уступил.
Владимирское войско двинулось к Волге и, соединившись с тверскими дружинами, неожиданно появилось под Торжком.
Новгородские наместники, сидевшие в Торжке, не ожидали нападения. Дымное зарево поднялось над посадами. Загорелись и обрушились деревянные стены города. Владимирцы и тверичи ворвались в Торжок.
Купеческие амбары с красным товаром, серебряная казна, запасы хлеба, драгоценные меха, приготовленные для зимнего пушного торга, стали добычей победителей.
Пленных горожан отправили на ладьях в Низовскую землю.
Вскоре отбыл во Владимир и сам великий князь, оставив в Торжке своих воевод с приказом не пропускать в Новгород хлебные караваны.
Семен Тонильевич тем временем разорял новгородские волости за рекой Медведицей. Летучие загоны владимирской конницы доходили до верховьев Мологи, сжигая села и боярские усадьбы. Но это была скорее месть, чем военная необходимость: в лето шесть тысяч семьсот восьмидесятое[77] октября в девятый день, князь Дмитрий Александрович благополучно пришел в Новгород и сел на новгородском столе.
С первыми снегопадами замерла война. Обе стороны готовились к зимним походам. И походы эти вскоре начались.
Летописцы, внимательно следившие за усобной войной, не успевали заносить на пергаментные листы быстро сменявшиеся события.
Сначала сам великий князь с владимирским баскаком Амраганом и затем его мурзой Айдаром воевали новгородские волости. Многочисленные отряды татарской конницы и великокняжеские дружины рыскали по лесным дорогам, нападали на деревни, грабили города, захватывали пленных и, отягощенные добычей, отступали обратно за Волгу.
Потом Святослав Тверской, союзник великого князя, тоже с помощью татар, сменил уставшие владимирские полки. Война охватила огромное пространство. Бои вспыхивали под Волоком, под Бежичами, под далекой северной Вологдой.
А за Дмитрием Александровичем даже уследить было трудно.
Переяславский князь метался со своими удалыми дружинами по Новгородской земле, громил великокняжеские заставы, отбивал обозы с добычей, внезапными налетами освобождал пленных, перехватывал и вешал на перекрестках дорог великокняжеских гонцов.
Война принимала жестокое, невиданное доселе обличье.
Василий приказал своим тиунам схватить новгородских купцов во Владимире, Твери и Костроме, отобрать товары, а самих их заковать в железо. Воеводы великого князя, засевши в Торжке, накрепко заперли хлебный путь в Новгород. Дорог стал хлеб в новгородских волостях, черные люди начали помирать с голоду.
В отместку князь Дмитрий осадил со своими дружинами и новгородским пешим ополчением город Тверь, столицу князя Святослава Ярославича.
Во Владимир к великому князю приехали большие новгородские послы Семен Михайлович, Лазарь Моисеевич и Стелан Душилович. Приехали не просить о милости, а требовать своего, чувствуя за плечами силу. «Ты бы, великий князь, Нова-города не добивался, а что новгородское взял, то все бы отдал без утайки, — настаивали послы. — А что новгородских гостей грабили, поймали и заточили, ты бы всех гостей отпустил в Новгород со всем товаром безо всякой зацепки. Тогда жить тебе с Нова-городом в мире и в любви. Дай мир по правде новгородской!»
Но великий князь Василий мира не дал, приказал снаряжать новую рать на помощь тверскому князю.
Дмитрий Александрович, отступив от несокрушимой Твери, принялся штурмовать Торжок. Долго оборонялись воеводы великого князя. Много новгородцев нашли смерть под стенами Торжка. Но все же пересилил Дмитрий великокняжеских воевод. Переяславцы и новгородские ополченцы ворвались в город, сбили замок с хлебного пути.
Великому князю Василию нужно было все начинать сначала.
Снова собрались на новгородских рубежах владимирские и тверские полки. Снова потекли из-за реки Оки татарские тысячи, призванные великим баскаком Амраганом. Войне не видно было конца.
Но дрогнула сердцем корыстолюбивая новгородская господа, бояре и торговые гости. От войны им были только убытки. Порушилась торговля с Низовской землей. От непроданных товаров ломились амбары и подклети. Тиуны присылали слезные грамоты из вотчин, дотла разоренных наездами татарских загонов и ватагами владимирцев. Серебряная казна, собранная посадником Павшей Онаньичем с посадских дворов, растратилась на войну.
