Полиперхонт и Эвмен с непоколебимой верностью поддерживали её частыми посланиями в Эпир, убеждая, что она, царица-мать, воспитательница будущего царя, сына великого Александра, есть первое лицо в государстве; Эвридика же и Арридей, провозглашенный Филиппом Третьим, – только второстепенные лица. Что ей, великой царице, матери великого царя, за дело до грязных слухов? Она под надежной защитой в Эпире. Так было до этого жуткого утра.
Царица Олимпиада поняла, что отсиживаться в Эпире и бездействовать она более не имеет права, так как её безопасность и, главное, безопасность законного наследника престола находятся под угрозой.
Олимпиада старалась освободиться от гнета недобрых предчувствий, думая лишь о том, что могло бы возвратить ей обычную самоуверенность?
И поняла – только месть! Чем более она убеждалась в симпатиях македонян к Эвридике, тем сильнее её мучила испепеляющая ненависть к жене придурка Арридея. Эвридику и Арридея, а вместе с ними и весь род Кассандра необходимо срочно убрать со своего пути.
Смертоносная энергия, подхлестываемая жгучим желанием беспощадной мести, пробудилась в Олимпиаде.
Олимпиада металась по своим покоям подобно разъяренной тигрице. В чертах её лица отразилось безграничное негодование. Она не заметила, как вошел Евлалий, а когда увидела его, стоящим возле колонны, спросила:
– Если ко мне в дом забирается вор, чтобы украсть мои сокровища, я имею право убить его?
– Немедленно и самым жестоким образом, – не задумываясь ответил Евлалий.
– С чем пришел? Есть еще какие-нибудь новости? – резким тоном спросила Олимпиада.
– Есть.
– Ну так говори. Что же не сообщил сразу, вчера утром?
– Гонец доставил их только что.
– Говори! – приказала царица.
– Кассандр с частью своего войска прибыл в Пеллу…
– О, всемогущий Зевс, покарай негодяя и весь его род, – горло Олимпиады свела судорога, она прохрипела, – Не тяни, иначе прикажу подвергнуть тебя пыткам.
Лицо Евлалия было невозмутимым. Он посмотрел долгим взглядом на царицу. Её лицо было искажено гримасой ненависти. За долгие годы хорошо изучивший характер Олимпиады, Евлалий дождался пока она успокоится и сядет в кресло. Только после этого он стал подробно докладывать о последних событиях, произошедших на днях в Македонии.
– Кассандр нашел много приверженцев среди знатных македонян, захватил слонов, которые не были взяты в поход Полиперхонтом, а главное, собрал в Македонии при содействии Эвридики значительные боевые силы.
Олимпиада нетерпеливо перебила своего осведомителя.
– Кассандр уверен, что теперь я не посмею возвратиться в Македонию. Ничего, скоро наступит час расплаты!..
Царица замолчала.
Осведомитель продолжил свое донесение.
– В ближайшее время Кассандр собирается возвратиться в Грецию с целью окончательно разгромить Полиперхонта. Часть войск он оставляет в Македонии под предводительством Эвридики.
Олимпиада оживилась.
– А я повелю Полиперхонту немедленно прибыть в Македонию, как только Кассандр уберется оттуда. И мы уничтожим Эвридику, придурка Арридея и добьем всех приверженцев Кассандра. Ступай, Евлалий, мне надо обо всем серьезно подумать и принять решение.
Царица верила в рок, предначертывающий жизненный путь человека от начала и до конца. Но она верила и в силу духа, иногда принуждающего Рок к уступкам. Для этого необходимо постоянство в достижении цели, – считала Олимпиада!. Приняв решение вернуться для борьбы с соперницей в Македонию, она начала действовать незамедлительно.
Первым делом Олимпиада отправила послание Полиперхонту с требованием его немедленного прибытия в Македонию. Царица упрекала регента в том, что он слишком мягок но отношению к жестоким врагам царского дома и недооценивает страшного коварства Кассандра и всей его семьи. Затем царица призывала Полиперхонта править от имени царей с подобающей суровостью. Страх народный гораздо лучше и вернее его любви.
Дикая, фанатичная ненависть к Эвридике и Арридею поселилась в душе Олимпиады. Чтобы получить благословение богов, перед отъездом в Пеллу Олимпиада решила принести им высшую из жертв, которую приносили богам эллины в древние времена, чтобы смягчить их гнев, – человеческую жертву.
В один их дней накануне отъезда, едва рассвет коснулся горных вершин и осветил широкую священную поляну, расположенную среди поросших лесом скал, царица Олимпиада и сопровождающие её женщины побросали в огонь свои факелы.
На алтаре закурился жертвенный дым.
Олимпиада запела торжественный гимн. Хор высоких женских голосов вторил ей. Лицо Олимпиады сияло улыбкой. В высоко поднятой правой руке она держала круглую чашу с вином.
После исполнения гимна каждый испил из чаши глоток вина. Оставшееся в чаше вино царица выплеснула на алтарь.
По знаку Олимпиады женщины в бешеном танце устремились к алтарю. С громкими дикими криками они плясали вокруг алтаря, то приближаясь к нему, то удаляясь. В момент наивысшего экстаза Олимпиада выкрикнула волшебное заклинание и женщины встали в круг, взявшись за руки.
Олимпиада указала на самую юную и красивую девушку, повелевая ей выйти. Девушка медленно вошла в замкнутый круг, подталкиваемая множеством рук. Страх расширил глаза девушки, судорога свела рот. Вырвавшийся из юной груди крик ужаса многоголосым эхом отозвался в горах.
Царица улыбалась.
Вскоре девушка распростерлась у ног Олимпиады, вскрикивая тонким дрожащим голоском.
Через некоторое время юная кровь обагрила алтарь.
Жертва была принята, богами.
Теперь для Олимпиады путь в Пеллу был открыт.
Великая борьба между могущественными партиями приняла новое значение: не «за» или «против» царской власти, но за Олимпиаду или за Эвридику, за сына Александра Великого или за слабоумного Арридея.
Пока Кассандр со своим войском двигался к Пелопонессу, чтобы обеспечить за собой обладание Грецией, Полиперхонт с царицей Олимпиадой и малолетним наследником престола возвращались и Македонию.
При получении этого известия Эвридика срочно послала гонцов к Кассандру, требуя от него немедленной помощи. Дорогими подарками и заманчивыми обещаниями она склонила на свою сторону наиболее влиятельных македонян.
Во главе войска Эвридика выступила против неприятеля к границам, чтобы не допустить на территорию Македонии.
Олимпиада желала покончить с дерзкой выскочкой одним ударом.
Вскоре оба войска стояли друг против друга. Но македоняне в войске Эвридики внезапно объявили, что они никогда не будут биться против матери своего великого царя и перешли на сторону Олимпиады.
– Македоняне любят меня! – торжествовала Олимпиада.
– Да здравствует царица Олимпиада!
– Да здравствует мать Александра Великого!
Эти оглушительные клики звучали для Олимпиады подобно праздничным гимнам бессмертным богам.
– Какой гнев сверкал в глазах Эвридики, когда она целилась в меня копьем! Но благодарение богам, теперь она узнает, что значит стоять на дороге, по которой идет Олимпиада! – обнимая перешедших на её сторону воинов, говорила царица.
Филипп Третий со своими приближенными был взят в плен прямо на поле не состоявшейся битвы. Эвридике удалось бежать с одним из особо приближенных к ней военачальников. Но вскоре в дороге они были настигнуты и взяты под стражу.
Повсюду в Македонии мать Александра Великого была встречена громкими криками ликования.
Теперь Олимпиада наконец-то получила возможность отомстить за все испытанные ею обиды. Темные страсти её дикого характера вспыхнули теперь ужасным, всё разрушающим на своем пути пламенем. Антипатр оскорбил её и принудил бежать в Эпир. Сын Антипатра Иолла, как говорил весь мир, дал яд её великому сыну. Старший сын Антипатра, презренный Кассандр, выступил против регента защитником ненавистной Эвридики. Олимпиада припомнила, как часто Филипп, её муж, пренебрегал ею ради фракийских и фессалийских женщин. Она люто ненавидела всех побочных детей Филиппа, исходила ревностью против их матерей. Она ненавидела слабоумного Арридея, сына фессалииской танцовщицы. Вдвое сильнее она ненавидела Эвридику, дочь дикой Кинаны, которая с безумной смелостью задумала овладеть царским престолом и уничтожить её, мать завоевателя вселенной.
Олимпиада приказала замуровать Эвридику и Арридея в подвале царского дворца, оставив лишь небольшое окошко в стене для передачи скудной пищи, чтобы голодная смерть не прекратила их мучения слишком рано. Она радовалась жестоким страданиям этих несчастных и умножала их придумыванием новых истязаний.
Припадки падучей болезни Арридея в заточении участились. Едва разум ненадолго возвращался к нему, доведенный грубым обращением до крайней степени отчаяния, он истошно орал, требуя немедленно освободить его.
Неистовые крики безумного царя пробудили жалость даже в огрубевших сердцах воинов. Слухи о лютой жестокости Олимпиады быстро распространились по городу. Совсем скоро недовольство царицей сделалось всеобщим. Из опасения, что может вспыхнуть мятеж в защиту заключенных в темницу царей, Олимпиада приказала своим телохранителям пронзить Арридея стрелами из луков в его темнице.
