Ознакомительная версия.
Получив разрешение, я уволилась с работы. Надо было сделать массу вещей: продать квартиру, лететь в Москву за визами в голландское посольство, представлявшее интересы Израиля в СССР за отсутствием дипломатических отношений между обоими государствами, отправить багаж…
После получения разрешения я стала принцессой расширенной семьи. Один из моих двоюродных братьев с семьей уже находился в Израиле, а те, что оставались, предложили мне всяческую помощь. Поскольку я всегда еле дотягивала до конца месяца, у меня не было денег на то, чтобы прожить месяц без зарплаты и лететь в Москву. Родные одолжили мне деньги.
Главная трудность состояла в продаже квартиры. Если бы я могла легко продать ее, то не нуждалась бы в помощи родственников. Квартирная нужда в Риге была настолько остра, что покупатели появились сразу, хотя речь шла о старом доме на окраине города. Слух о моем отъезде быстро распространился среди евреев, и целый день звонили люди, желающие купить квартиру.
Но это было непросто. Как я уже писала, родители не перевели владение квартирой на мое имя, она осталась записанной на имя папы. Кроме того, у Яши была прописка в квартире. Я не хотела оставлять ему в подарок квартиру, которую мои родители приобрели с таким большим трудом.
Яша в последнее время мало бывал дома – видимо, нашел какую-то альтернативу. Мне пришлось вести с ним переговоры о величине компенсации за отказ от прописки. После нескольких ссор мы пришли к соглашению, он выписался из квартиры и покинул ее. Мне пришлось также платить ему за согласие вывезти детей из страны.
Теперь передо мной стояла главная трудность – найти возможность продать квартиру, которая по сути дела мне не принадлежит. В этом мне пришла на помощь женщина из районного домоуправления, которая в свое время помогла мне получить прописку. Мы построили план на сходстве имен – папы и моего. Папа как владелец квартиры был записан в документах фамилией и первыми буквами имени и отчества – Рабинович Б.Р. Я же была записана под той же фамилией, но с инициалами Р. Б. При наличии доброй воли можно «не заметить» разницу в порядке букв инициалов.
Эта добрая женщина предложила мне следующее решение: я подпишу прошение о прописке потенциальных покупателей, а она проведет это через высшие инстанции, «не заметив» разницу в именах. Я заключу временный договор с покупателями, согласно которому они платят мне половину цены, получают прописку и въезжают в квартиру, но не получают права собственности. Я пришлю из Израиля свидетельство о смерти папы и справку о том, что мы с Иосифом являемся наследниками, а также доверенность на имя Иосифа. После этого брат приедет из Новосибирска, переведет право собственности на покупателей и получит от них вторую половину суммы.
Эта хитроумная сделка была основана в большой мере на доверии между сторонами. Покупателями были друзья моих родственников, им нужна была квартира для дочери, недавно вышедшей замуж. Они должны были верить, что в конце получат полное право владения, и пока, только за прописку, уплатить мне половину суммы. Я со своей стороны должна была верить, что они заплатят брату вторую половину суммы и тем самым завершат сделку. Мне повезло в том, что нашлась такая семья, на которую я могла полагаться и которая полагалась на меня.
Как я и обещала в свое время родителям, я не собиралась взять себе все деньги от продажи квартиры. По-видимому, они мне не поверили, и ввиду их сомнения в моей честности пришлось пройти этот рискованный путь.
Многие люди имеют открытые счета со своими родителями, живыми или мертвыми. У меня несколько таких счетов, и история с квартирой – один из них. До сих пор не могу понять их побуждения. В конце концов, если они не доверяли мне (что обидно само по себе), они могли переписать квартиру на имя брата или на нас обоих. Но они предпочли риск, что собственность вообще пропадет, главное – не передавать ее никому.
После получения половины суммы за квартиру я смогла возвратить долг родственникам и справиться с предотъездными расходами.
Мои родственники помогли мне достать кое-какие дефицитные вещи. Я купила чешский гарнитур мебели, один ковер, постельные принадлежности и один сервиз. Все это – прямо со складов, к которым мои двоюродные братья имели доступ.
Мама писала, чтобы я не брала с собой никакие электроприборы. У меня был маленький холодильник, величиной с морозильную камеру современных холодильников; была примитивная стиральная машина, наподобие той, которую я видела в доме директора школы в селе Вороново. Был у меня также телевизор с маленьким экраном. Мне трудно было примириться с мыслью, что все эти богатства, жемчужины советской технологии, нужно просто выбросить.
Приехал мой брат с женой и дочерью. Он объяснил мне, почему не нужно везти в Израиль электроприборы. По его словам, новым репатриантам предоставляются особые льготы – покупка электроприборов и ряда других предметов по особым ценам, без пошлины и налога на покупку. Это товары высокого качества, а те, которые я купила в Риге, это жалкий металлолом. Но если в таможенном управлении будет записано, что я ввезла в страну электроприборы, то я потеряю право купить эти товары по особым ценам в Израиле.
Дом стал похож на склад. Пришли плотники и начали строить большие ящики из досок для отправки тяжелого багажа морским транспортом. В доме вертелись чужие люди, пристававшие с просьбами передавать подарки их родственникам в Израиле. Каждый день мы разжигали во дворе костер и жгли ненужные вещи, которые накапливаются в каждом доме на протяжении лет. Все более или менее пригодное для употребления я раздала соседям.
После того как ящики были увезены в порт и погружены на корабль, я вылетела в Москву. Мой двоюродный брат Арон, который часто бывал в командировках в Москве, заказал для меня номер в гостинице, где он обычно останавливался.
Самолет приземлился в Москве ночью. Я взяла такси и попросила доставить меня в гостиницу, где заказан номер. Но и Арон, и я упустили из виду важную деталь: у меня не было паспорта, так как все советские документы, включая паспорт, мне пришлось сдать в ОВИР.
Поездка до гостиницы заняла полтора часа. Снаружи у двери стоял охранник. Я сказала, что для меня заказан номер, и он дал мне войти. В фойе никого не было, кроме уборщицы, которая мыла полы. Время было после полуночи. Я спросила ее, кто даст мне ключ от заказанного номера.
– Ничего не знаю, я только уборщица, – сказала она. – Пойду поищу кого-нибудь из администрации.
Через несколько минут она вернулась в сопровождении молодого человека, одетого в форму гостиницы. Он стал просматривать списки и нашел заказ на мое имя.
– Ваши документы, пожалуйста, – обратился он ко мне.
Тут-то и обнаружился наш промах. Если бы мой двоюродный брат заранее предупредил администрацию гостиницы, что я приеду без паспорта, возможно, это помогло бы. Да и я сама могла пойти в ОВИР и попросить выдать мне какое-нибудь временное удостоверение. Мы просто не подумали об этом. И вот я стою, в полночь, в чужом городе, и администратор говорит мне, что не может предоставить в мое распоряжение заказанный номер без предъявления паспорта. Я показала ему билет на обратный полет в Ригу, где значилось мое имя, объяснила причину отсутствия паспорта. Ничто не помогло. Он сказал «нет», повернулся и ушел.
Что делать? Куда идти посреди ночи? Я попросила уборщицу разрешить мне посидеть в фойе до утра. Уборщица посоветовалась с охранником. Оба проявили человечность и разрешили мне сидеть в фойе. Они могли получить за это строгий выговор, но душа не позволила им выгнать женщину ночью на улицу. «Только, пожалуйста, уйдите рано, до прихода служащих администрации», – попросили они. Я так и сделала.
Это была долгая ночь, одна из самых долгих в моей жизни. Но все когда-нибудь кончается. И эта ночь тоже.
Ранним утром я поехала в центр города. Москва тех лет была сурова и неприветлива. Я не сумела найти в ней то, что в Риге можно видеть на каждом углу – маленькое симпатичное кафе, где можно позавтракать и выпить чашку кофе. Не было даже уличных лотков продажи прохладительных напитков и простой выпечки. Может быть, я не знала, где искать. Маленькие кафе – это жемчужины стран Прибалтики, они символизируют дружелюбие и гостеприимство в отношении к туристам. В Москве же все было огромным, грандиозным и отчужденным. Либо ничего, либо дорогие рестораны со столами, накрытыми белыми скатертями. Говорят, что теперь город совершенно изменился, но тогда я невзлюбила Москву на всю жизнь.
Делать нечего, я постояла в очереди в «гастрономе», купила булочку и несколько ломтиков сыра. Села на лавочку в каком-то скверике и позавтракала. До открытия голландского посольства оставалось еще время, и я без особого интереса погуляла по улицам, застроенным большими домами, безликими и казенными на вид.
Ознакомительная версия.
