В последних числах декабря 1675 года французский флот покинул Тулон и взял курс к Сицилии.
Испанский вице-король тем временем обещал голландскому командующему на кресте, что немедленно пошлет письмо герцогу Монтесархио, чтобы тот прибыл к Рюйтеру со всеми своими кораблями. Кто такой этот Монтесархио, сколько у него вымпелов и какова их боевая ценность — всего этого Рюйтер не знал, а потому нервничал, понимая, что где-то совсем неподалеку бродит хитрый и опытный Дюкен.
Реально под непосредственным началом Рюйтера к этому времени оставалось, считая и примкнувшего испанца, всего лишь десять кораблей. Генерал-адмиралу было над чем призадуматься. С такими ничтожными силами впору было не Сицилию отвоевывать, а спасаться самому, пока не поздно. Но Рюйтер отступать и не помышлял. Снявшись с якоря, он, исполняя повеление испанского монарха, двинулся вдоль сицилийского берега.
Рюйтер несколько ошибался. Дюкен в это время только что покинул со всеми своими кораблями Тулон, направившись для конвоирования на Сицилию новых транспортов с войсками. В Мессине же оставался с достаточно сильной эскадрой герцог де Вивон. Однако, узнав о появлении в Средиземном море Рюйтера, французы заволновались не на шутку. Несмотря на известную храбрость де Вивона, было ясно, что Рюйтер утопит его как слепого щенка. Особого выбора у Людовика Четырнадцатого не было, и он поручил охоту на Рюйтера Дюкену. «Король-солнце» упорно не любил Дюкена, несмотря на все его достоинства. Главная причина этого была в приверженности старого моряка к кальвинистской вере, а потому далее вице-адмирала в чинах его упорно не пускали. Впрочем, сам Дюкен относился к этому с едкой иронией.
— Я еще счастливчик и обласкан милостями, не в пример бедняге Колиньи! — не раз говорил он друзьям в минуты откровения, намекая на страшную судьбу вождя гугенотов адмирала Колиньи, ставшего первой жертвой печально знаменитой Варфоломеевской ночи.
Но сейчас французскому королю было уже не до религиозных распрей. Повздыхав над трудностью обстоятельств, Людовик велел Дюкену немедленно следовать на перехват вызвавшего столько волнений Рюйтера. Назначение Дюкена главнокомандующим флотом вызвало на французских кораблях настоящую бурю восторга. Все горели желанием как можно скорее найти и схватиться с этими непобедимыми голландцами.
Дюкен покинул Тулон, имея под своим началом двадцать кораблей и шесть брандеров. Целью его был прорыв в Мессину, невзирая на возможный отпор со стороны Рюйтера. Авангард французского флота вел маркиз де Прейли д'Юмьер, державший свой флаг на корабле «Святой Михаил», арьергардом начальствовал капитан Луи Габаре на корабле «Санпарейль». Сам же Дюкен возглавлял центр своего флота на корабле «Святой Дух».
Пока французы держали курс к сицилийским берегам, к Рюйтеру, наконец-то, добрался со своими кораблями отставший вице-адмирал Гаан. Одновременно лазутчики известили Рюйтера об отплытии из Тулона французского флота. Взвесив все за и против, голландский главнокомандующий решил не дожидаться эскадры испанского герцога Монтесархио, а снялся с якоря и направился к Липарским островам. В авангарде его флота шел контр-адмирал Версгоор, сам Рюйтер, как всегда, в центре, а в «замке» — вице-адмирал Гаан. Уже в море к голландцам присоединился десяток испанских галер дона Бертрама де Гуевара. Голландские матросы, толпами собираясь на палубе, с любопытством глазели на расфранченных испанских грандов-капитанов, буквально утопавших в пене кружев. Вокруг каждого суетились лакеи с подносами, рядом во всю мочь, развлекая начальство, играли оркестры. Обилие бархата, шелка и золота ошеломляло.
— Эти сеньоры как с картинки! — тыкали пальцами в сторону надменных испанских капитанов простоватые голландцы. — Поглядим, однако, каковы они будут в бою!
В сравнении с республиканской скромностью голландских капитанов вызывающая роскошь испанцев выглядела несуразно и нелепо. Вот уже несколько столетий должности галерных капитанов считались в Испании наипочетнейшими, а потому традиционно на них назначали исключительно представителей знатнейших аристократических фамилий, в отличие от парусных кораблей, которыми командовали дворяне рангом гораздо поскромнее. И хотя время галер уже безвозвратно уходило в прошлое, на испанском флоте сила традиций была еще слишком велика, чтобы отказаться от этих баснословно дорогих и почти бесполезных в бою раззолоченных игрушек.
3 января испанцы известили голландцев, что французский флот под командой лучшего из французских флотоводцев и старого знакомца Рюйтера по последней войне графа Дюкена уже вышел в море и под всеми парусами спешит навстречу Рюйтеру. Последний отступать тоже не привык, а потому сам повернул навстречу неприятелю.
Вечером 7 января наблюдатели, находившиеся на высотах острова Липари, зажгли яркие костры. То был сигнал, что вдалеке обнаружен французский флот. Увидев зажженный огонь, Рюйтер немедленно спустился к ветру и двинулся навстречу Дюкену. Тот, в свою очередь, разглядев в вечерних сумерках паруса неприятельского флота, велел убавить на своих кораблях паруса и продолжал следовать в бейдевинд, держась под одними марселями.
Французские корабли всегда были предметом постоянных насмешек со стороны голландских моряков. Минувшие войны заставили великие морские державы навсегда отказаться от многочисленных бесполезных и даже мешающих деревянных статуй, венчавших некогда кормы линейных кораблей, и от излишнего нагромождения всевозможных вычурных украшений. Ныне в этом упорствовали только французы. Королю Людовику особенно нравились раззолоченные кормы, повторявшие в миниатюре до мельчайших подробностей богатое убранство трех ярусов парижской оперы. Капитаны, разумеется, чертыхались, выводя в море свои блистающие ненужным великолепием корабли, но поделать ничего не могли, ибо такова была воля монарха. А поэтому теперь, завидев неприятеля, рюйтеровские матросы вовсю изгалялись в шутках относительно французского барокко. На фоне рационально-аскетических голландских кораблей французские и вправду выделялись, блистая золотом и декором.
В виду французов Рюйтер тоже привел свой флот к ветру и велел убавить паруса. Всем было очевидно, что наступающая темнота не даст сегодня противникам всерьез померяться силами. Надо было дожидаться рассвета. Всю ночь оба главнокомандующих непрерывно маневрировали, стремясь всеми силами удержать свои флоты на ветре относительно противника. К утру молчаливую битву за ветер выиграл было Рюйтер, чему на голландских кораблях были несказанно рады, как залогу предстоящего успеха. Но едва взошло солнце, как ветер внезапно поменялся на порывистый вест-зюйд-вест, и все усилия пошли насмарку. На ветре оказался Дюкен. Одновременно от голландского флота отделились и союзные испанские галеры, поспешившие укрыться от ветра за Липарскими островами.
— Вот вам и кружева с мандолинами! — плевались голландцы, глядя, как резво гребут испанцы прочь от флота — А как до драки, так в кусты!
С рассветом генерал-адмирал с явным неудовольствием обнаружил, что французы идут с ним одним галсом. Несмотря на явную неудачу с погодой, Рюйтер все же несколькими маневрами попытался снова выиграть ветер, но времени для этого ему уже не хватило. К тому же и Дюкен тоже не терял времени даром.
— Пусть бы те из наших умников, кто считает, что французский флот — это мираж, сами бы глянули, как он грамотно маневрирует! — буркнул в усы Рюйтер.
Французы насчитывали два десятка боевых кораблей с десятком брандеров и галиотов. При этом совершенно было неизвестно, сколько и чего к ним еще подойдет. Подсчеты Рюйтера озаботили, ведь по испанским данным считалось, что французы не в состоянии выставить более двенадцати кораблей. Но заниматься раздумьями было уже некогда и, верный своему обыкновению бить всегда первым, Рюйтер и на этот раз решил немедленно атаковать.
В авангарде, состоящем из шести кораблей, командовал контр-адмирал Версгоор, арьергардом — вице-адмирал Гаан. Сам генерал-адмирал вел центр, к которому присоединил и единственного испанца под командой капитана Матея ле Гайя. Французский командующий граф Дюкен также возглавлял свой центр. В авангарде у французов был маркиз де Преильи д'Гюлиерес, а в арьергардии граф де Гюбарет.
— Интересно, сколько моих воспитанников сейчас на кораблях Дюкена? — вполголоса говорил Рюйтер, разглядывая в зрительную трубу с палубы «Конкордии» французские корабли. — Надеюсь, мне не придется за них сегодня краснеть!
Российский биограф голландского флотоводца так описывает начало этого сражения: «С переменою ветра Дюкен сделался у Рюйтера на ветре. Пользуясь своим положением, он с рассветом в величайшем порядке спустился на неприятеля. Рюйтер ожидал его. Настал час поединка между двумя знаменитыми моряками. Каждый из них знал и ценил своего противника и готовил ему достойную встречу. Флоты сходились. Вот они уже близко, но еще не слыхать ни одного выстрела. Всюду царствует мертвое молчание. Торжественная минута наступает. Сердце каждого моряка бьется сильнее, все находятся в каком-то тревожном ожидании. Капитан Лафайет первый начинает сражение. Не дожидаясь сигнала адмирала, он завязывает бой с тремя кораблями голландского авангарда, но вскоре, избитый, принужден удалиться с места сражения и не ранее как через час мог опять вступить в дело».
