Среди указов Феодосия весны 392 г. два заслуживают особого внимания. Первый отменял изданный двумя годами ранее запрет монахам находиться в городах. Второй запрещал устраивать игры по воскресеньям, ибо это мешает церковным богослужениям, разве что именно на воскресенье приходилась годовщина именин императора. В некоторых европейских странах этот закон действовал практически до наших дней.
К концу мая на Босфор пришла нежданная весть из Виенны в Южной Галлии: 15 мая там при невыясненных обстоятельствах скончался цезарь Валентиниан II, соправитель и шурин Феодосия, которому был всего 21 год. Подробности его смерти так навсегда и остались загадкой; говорили разное. А фактом было то, что молодого императора нашли повешенным в одном из дворцовых покоев. Оставался вопрос: самоубийство или убийство?
Вне всякого сомнения, главную ответственность за то, что происходило в виенском дворце, нес Арбогаст, самая влиятельная фигура в окружении Валентиниана II. Этот франк многие годы верой и правдой служил в римской армии, был также весьма сдержан в приобретении материальных благ, зато отличался непомерным честолюбием. Он занял все посты своими людьми и фактически отстранил Валентиниана от управления государством, оставив ему лишь представительские функции и сделав практически заложником во дворце. Можно сказать, что Арбогаст стал первым в римской истории германским полководцем, относившимся к цезарю как к марионетке. В следующих десятилетиях такие ситуации будут повторяться все чаще.
А Валентиниан хотел быть реальным правителем, как некогда его отец. Несмотря на молодой возраст, он был человеком серьезным, думающим и гордым своим происхождением. А все относились к нему с пренебрежением, даже прислуга. Он не в праве был самостоятельно определять своего местопребывания. Арбогаст категорически не соглашался возвращаться в Италию, так как молодой правитель нашел бы там широкую поддержку. Напрасно почетный узник слал письма Феодосию. Тогда Валентиниан вызвал епископа Амвросия, чтобы тот приехал из Медиолана в Виенну, крестил его и стал посредником в конфликте с Арбогастом. Епископ был уже в пути, уже преодолел альпийские перевалы, когда узнал о трагической смерти цезаря, и — повернул назад.
Непосредственной же причиной трагедии стало, несомненно, из ряда вон выходящее происшествие на собрании консистория: Арбогаст с обнаженным мечом бросился на сановника, осмелившегося ему возразить, и убил его, хотя Валентиниан пытался защитить несчастного. Когда этот имперский совет собрался снова, цезарь, с ненавистью глядя на убийцу, вручил ему документ о немедленном освобождении его со всех занимаемых постов. Разжалованный германец ответил императору новым оскорблением, прилюдно порвав бумагу и презрительно заявив: «Не ты дал мне власть, не тебе ее и отбирать!» Цезарь тогда попытался вырвать меч у стоявшего рядом солдата охраны, чтобы пронзить Арбогаста, но гвардеец, видимо тоже германец, оружие не отдал.
Затем случилось то, что случилось. Дело зашло слишком далеко. Возможно, и правы были те, что утверждали, будто ночью Валентиниана тайно задушили, а труп повесили, чтобы инсценировать самоубийство.
Тело перевезли в Медиолан и поместили во дворце в ожидании решения Феодосия, где состоится погребение. А император думал долго. Две незамужние сестры Валентиниана, Юста и Грата, так горько и продолжительно оплакивали брата, что епископ Амвросий даже попытался призвать их к сдержанности.
Третья сестра, Галла, жена Феодосия, находившаяся тогда, скорее всего, в Константинополе, переживала еще и потому, что опасалась, как бы смерть брата отрицательно не сказалась на ее собственной судьбе и судьбе маленькой дочки, Галлы Плацидии; она отлично знала, как ненавидит ее Аркадий.
Только в конце августа Феодосий распорядился похоронить тело Валентиниана в Медиолане рядом с гробницей Грациана. Епископ Амвросий приготовил великолепный саркофаг и произнес на погребальной церемонии речь, дошедшую до наших дней.
События в Виенне поставили Феодосия в очень сложное положение. Ему следовало поступать крайне осторожно, чтобы не задеть Арбогаста, который фактически распоряжался западными провинциями. У него самого, правда, как у германца, не было шансов стать цезарем, но зато он мог облачить в пурпур человека, абсолютно ему послушного. Поэтому Феодосий, чтобы выиграть время, согласился с версией смерти Валентиниана II, изложенной ему посланцами Арбогаста, а также велел похоронить тело не в Константинополе, а в Медиолане, что придало церемонии более скромный характер.
Невзирая на это, Арбогаст первым сделал решительный шаг: 22 августа 392 г. он возвел на трон нового, а фактически своего, цезаря западной части империи. Стал им профессор латинской литературы и риторики Флавий Евгений, которому к тому времени было уже за сорок.
Карьера, прямо сказать, настолько необычная — и не только в античную эпоху — с университетской кафедры на императорский престол! — что, разумеется, требует пояснений. А началось все в 389 г., когда летом Феодосий ненадолго прибыл в Рим в сопровождении командующего войсками Рихомера, франка по происхождению и близкого родственника Арбогаста. Именно Рихомер познакомился тогда с Евгением, что произошло, вероятно, при посредничестве сенатора Симмаха, прекрасно ориентирующегося в кругах римской интеллектуальной элиты. А поскольку Евгений был не только знаменитостью в своей области, но и отличатся приятными манерами, чувством юмора и большой личной культурой, Рихомер, в свою очередь, рекомендовал его Арбогасту, который тогда отправлялся в Галлию в качестве комеса при молодом Валентиниане и искал руководителя императорской канцелярии.
Вот так профессор, не занимавший до той поры никакой государственной должности, неожиданно получил высокий пост и отправился вместе со двором в Галлию. Выбор оказался удачным с нескольких точек зрения, но, прежде всего, удобным для Арбогаста. Именно через Евгения комес знал о каждом документе, который проходил через канцелярию, а следовательно, и о том, что будет отправлен в отставку, и об ожидаемом приезде епископа Амвросия.
Возникает вопрос, почему умный и культурный римлянин стал союзником германского офицера в борьбе против законного императора? Можно было бы ответить, что Евгения подкупили или соблазнили обещанием еще более высокой должности, а ведь интеллигенты далеко не всегда оказываются стойкими к соблазнам или угрозам. А возможно, существовали и какие-либо глубинные и рациональные причины? А вдруг эти двое сотрудничали, имея в виду не только личные, но и государственные интересы? Может, Валентиниан II не был таким уж безупречным человеком, столь приятным в общении и достойным всяческих похвал, как его представил, по понятным причинам, в надгробной речи епископ Амвросий? Определенные действия и поступки молодого человека, о которых мы случайно узнаем, заставляют серьезно задуматься. Похоже, в некоторых случаях он проявлял излишнюю вспыльчивость, бывал весьма раздражительным и слишком остро реагировал на малейшую, пусть даже косвенную, критику, а иногда вел себя просто странно. Так, к примеру, он велел перебить всех зверей в своем охотничьем парке только потому, что кто-то упрекнул его в излишней склонности к охоте. А когда кто-то другой пошутил, что цезарь очень рано садится завтракать, Валентиниан обиделся и вообще перестал есть по утрам. Эти мелкие и несущественные случаи свидетельствуют, тем не менее, как трудно было с ним общаться.
Новый правитель Запада — Imperator Caesar Flavius Eugenius Augustus — предпринял немедленные попытки договориться миром с Феодосием, направил посольство в Константинополь, действуя, разумеется, исключительно от своего имени, а в своем послании императору ни словом не упомянул об Арбогасте. Феодосий снова не торопился с ответом. В конце концов он отправил посланцев узурпатора с надлежащими почестями, не пожалел даров, произнес даже прощальную речь, но такую изощренную и дипломатичную, что никто так и не понял, каково его отношение к Евгению.
На самом деле независимо от того, что император говорил и как себя вел, решение было уже принято. Феодосий ни в коем случае не собирался признавать законность власти Евгения. Защищая единство империи и наследство своих сыновей, он готов был на все, даже начать гражданскую войну.
Готовясь расправиться с самозванцем, цезарь сначала провел чистку среди высших чиновников и вельмож, заподозренных в ненадежности или нелояльности. Жертвами ее стали исключительно язычники, что свидетельствует о том, что за этой операцией стоял Руфин, бывший с осени 392 г. префектом претория Востока. А закон от ноября того же года под страхом жесточайшего наказания запрещал приносить жертвы прежним богам, вынося им, таким образом, смертный приговор.