Елизавета пересекла вслед за кузеном тускло освещенный холл. К своему удивлению, она обнаружила, что все еще закутана в плащ, хотя капюшон давно упал на спину.
— И скажите Гленде, — добавила принцесса, — чтобы она отдала мой завтрак моему слуге, который остался с лошадьми. То есть попросите ее, хорошо?
Генри склонил голову в подобии поклона, и тут из кухни с подносом в руках вышла Гленда. Пока лорд Кэри объяснял женщине, что нужно сделать, та переводила узкие глаза с него на Елизавету. Выслушав указания, Гленда кивнула, фыркнула, послала в адрес несчастной Мег проклятие и крикнула Пирсу, чтобы тот отнес «завтрак благородной леди» на конюшню.
Да, снова подумалось Елизавете, здесь церемоний не соблюдают. В другой ситуации это, пожалуй, позабавило бы ее, но сейчас, при виде слуги, явившегося, чтобы накинуть плащ на плечи Генри и вручить ему берет, ее кольнуло дурное предчувствие.
Со скамьи у кирпичной стены, на которую падали редкие солнечные лучи, открывался вид на травяной сад. Он был аккуратными рядами разбит вокруг замысловатого узла центрального рисунка, и ранний мороз еще не загубил этого укрытого от ветра уголка. Дальше виднелась кухонная дверь и окно, частично закрытое развешанными на нем пучками трав.
— Присядьте, пожалуйста, ваше высочество, и я все вам расскажу.
— Почему бы вам не называть меня Елизаветой, когда мы одни?
Они сели (по необходимости близко друг к другу) на узкую скамью.
— Или знаете что, — почти с нежной тоской продолжала принцесса, — здесь мне кажется, что я должна быть просто Бесс и чувствовать себя как дома. Семейную идиллию нарушает только то, о чем вы должны мне поведать.
Генри кивнул и покраснел — если только внезапный порыв морозного ветра не раскрасил румянцем его щеки.
— Конечно. А вы зовите меня Гарри, как зовут друзья. Елизавета, я не хотел, чтобы мама приглашала вас сюда, но теперь рад, что она это сделала.
Елизавета увидела, что ее двоюродный брат взволнован гораздо больше, чем ей показалось вначале. Он постоянно ерзал на скамье, а его низкий голос срывался.
— Я боялся сообщать вам об этих… этих опасных беспорядках… в письме. Нападение на меня и моего слугу было не случайным… Я решил было, что мне удалось тайно вернуться домой, чтобы увидеться с матерью, прежде чем она… она…
— Но вы уверены, что она умирает? — спросила Елизавета, слегка склоняясь к кузену. — Нельзя ли привлечь какого-нибудь искусного аптекаря или врача?
Генри опустил голову и уставился на руки, которыми вцепился в колени.
— Она все перепробовала. Прошлой зимой умер мой отчим, и все дело в том, что с тех пор мама утратила желание жить. Она чахнет от тоски. У нее слезятся глаза, болит желудок. Ее одолевают тошнота и общая слабость. Я рад, что вы приехали, но боюсь, что теперь, когда моя матушка наконец увидела меня и вас…
— Ей больше незачем будет жить?
Генри резко поднял голову.
— Вы читаете мои мысли. Но поговорим о другой нашей беде. Моего слугу и друга Уилла Бентона убили, когда он ехал рядом со мной к этому дому и до места оставалось не больше четверти часа.
— Убили? Так вот, значит, о каком убийстве шла речь. Я сожалею, кузен, — проговорила Елизавета, накрывая ладонью руку Генри. — Хвала Богу, вы идете на поправку, но я глубоко скорблю о его гибели.
— Он всегда был вашим верным подданным. Он следовал за моей угасающей звездой, но у власти хотел видеть вас. — Генри немного ссутулился. Елизавета крепче сжала его руку. — В каком-то смысле, в гибели Уилла Бентона виноват я, — дрожащим голосом продолжал он. — Вряд ли такая быстрая и мучительная смерть предназначалась ему. Нет, целью нападавших был я, его покровитель — его господин — Болейн. Три стрелы лишили Уилла жизни, одна дошла до самых внутренностей. Простите меня за грубые слова, ваше высочество… Елизавета.
— Никогда не извиняйтесь за правду, — решительно произнесла принцесса.
Она поднялась и начала шагать взад-вперед. Когда Генри вскочил на ноги, Елизавета вернулась к нему.
— Вы должны мне все рассказать, Гарри. Вы уверены, что целились в вас? Можете описать нападавших?
— В моей памяти остался лишь беспорядочный черный вихрь. Я не видел их, только слышал. Думаю, их было не меньше трех. Боюсь, они следили за дорогой и поджидали меня. Каким-то образом за мной установили слежку — злоумышленники знали, что я поеду к матери, и знали когда. И, черт побери, я мог бы сражаться, ведь их первый залп дал осечку, но моя лошадь встала на дыбы, сбросила меня, и я упал на собственный проклятый меч. — Гарри вновь опустил голову, точно мальчишка после порки. — Меня спасла, — тихо добавил он, — кучка оборванных бродячих актеров, которым я теперь обязан жизнью.
— Вы уверены, что это не они на вас напали? Некоторые бродячие актеры промышляют разбоем. Они могут устроить облаву, а потом, в надежде на вознаграждение, разыграть из себя бесстрашных спасителей. Или же это могли быть местные бродяги, поджидавшие беспомощных путников. Простым людям до крайности тяжело приходится под гнетом налогов, которые Мария собирает на войны своего испанского мужа.
Гарри так сильно замотал головой, что его берет съехал набок.
— Нет, я убежден, что убийц отогнал актер по имени Нед Топсайд. Я верю ему. Он говорит, что тоже не видел их, только слышал издалека их жуткие крики. Он все еще здесь, остановился в «Розе и шипах» в поселке, и я попросил актеров, чтобы они сегодня вечером подбодрили маму какими-нибудь веселыми декламациями. Но, Елизавета, — продолжил лорд Кэри, подходя ближе, — я знаю, что это заговор, потому что слышал, как мерзавцы — по крайней мере, один из них — издавали военный клич, когда им пришлось оставить незавершенной свою кровавую работу.
Глаза лорда Кэри сделались круглыми, как блюдца, а взгляд устремился мимо двоюродной сестры, как будто он опять увидел перед собой ту страшную картину.
— Так что же они кричали? — поторопила его Елизавета.
Генри вздрогнул, как от удара, и заставил себя произнести:
— Долой проклятых Болейнов, — прошептал он дрожащими губами, — даже ту, что королевских кровей.
Елизавета поела и вымылась, но отказалась ложиться в постель, хотя ее в самом деле изводила головная боль, словно невидимый мучитель все туже затягивал жгут вокруг ее лба. «Пожалуй, так мне и надо, — думала принцесса, — буду знать, как лгать своим людям в Хэтфилде». По крайней мере, эта головная боль не окончательно лишала ее сил. Пока что Елизавета довольно твердо стояла на ногах и спокойно принимала пищу.
Принцесса немного посидела возле спящей тети, потом снова отправилась вместе с Гарри гулять по огороженным садам особняка, пытаясь наверстать годы, прожитые в разлуке, а кроме того — решить, как им бороться с новой опасностью.
— Где вы похоронили вашего слугу, Уилла? — спросила Елизавета, когда заметила кучку дерна и несколько покосившихся надгробных камней погоста, видневшегося сразу за железной решеткой в конце сада. Склеп, в который со временем переносили на хранение старые кости, стоял у дальней стены кладбища. Над всем этим возвышалась нерушимая, на совесть построенная каменная церковь, в которой, по словам Гарри, не было священников с тех пор, как король Генрих искоренил в своем государстве католицизм.
Сначала лорд Кэри только махнул рукой, указывая общее направление, но Елизавета продолжала внимательно смотреть сквозь решетку, и тогда он достал из щели в стене большой ржавый ключ и отпер ворота.
Ворота со скрипом открылись. Елизавета и Гарри вошли и остановились у самого края погоста, где возвышалось несколько свежих, не заросших травой могил.
— Уилл покоится здесь, — сказал Гарри, указывая на прямоугольник у их ног. Из немного просевшей земли торчал грубый деревянный крест. Лорд Кэри вздохнул. — К сожалению, он далеко от своего дома в Суссексе. Я написал матери Уилла, хотя она и не умеет читать. Я распорядился, чтобы его похоронили как можно скорее. Невыносимо было смотреть, что с ним сделали. Вокруг мест, где вошли стрелы, пошли черные пятна; я никогда не видел подобных язв.
— Пятна? Маленькие, как при оспе?
— Нет, страшные черные волдыри, совсем не похожие на воспаления, которые бывают при этой болезни, — быстро ответил Гарри, как будто старался утешить кузину.
Но Елизавету бросило в дрожь. Она рисковала всем, чтобы приехать сюда, а нашла только угасание, смерть и опасность. И все же она не может и не станет идти на попятную, как какой-нибудь трус.
— У вас сохранились стрелы, которые поразили Уилла? — спросила Елизавета. — Возможно, особый рисунок оперения, отметины на древке или даже на наконечнике расскажут что-то о нападавших или о том, кто их сделал. Мой отец всегда заставлял мастеров насаживать перья особым образом, когда отправлялся на стрельбища или на охоту.
