— Через три дня мы возобновим розыск, — продолжает старший присяжный, — и если он будет удовлетворителен, как мы и надеемся, мы засвидетельствуем это мистеру Роперу: он передаст наш приговор сквайру Монкбери, и вы можете тогда предъявить свои требования в Баронском Суде.
— Ура! — кричит Иона, и толпа повторяет его крик.
Том становит на стол пуншевую чашу; Нелли и Пегги несут стаканы; толстая кухарка тащит пастет и сладкий пирог. Иона берет ковш и разливает ароматный пунш. Начинается общее веселье, шумная болтовня. Веселятся и полицейские. А пока они заняты стаканами, Нелли шепчется с Френком.
Музыканты начинают играть джиг. Стол придвигают к стене, очищают место для танцующих. Иона с женой открывают танцы, за ними следуют присяжные. Веселье достигает полного разгара.
Тут Нелли подходит к Френку и предлагает ему также танцовать. Он не соглашается, но Нелли неотступна. Смягченные пуншем полицейские не противоречат ее желанию. Френк должен согласиться. Он идет с Нелли; но стражи его, не забывая своей обязанности, становятся у дверей, чтоб арестант не мог убежать. Ионе, быть может, несовсем приятно видеть Нелли под руку с Френком, но он скрывает свое неудовольствие и утешает себя стаканом пунша. Живее и живее играют музыканты; танцующие кружатся как вихрь.
Вдруг — что это значит? Иона не верит своим глазам. Да, Нелли с Френком бегут по лестнице, ведущей из залы во второй этаж. Они оба громко хохочут, и все хохочут, кроме Ионы и двух полицейских. Они бросаются за беглецами; но до лестницы едва можно продраться сквозь густую толпу. Симон Эппельярд с товарищами отталкивают их назад. Нелли и Френк с веселым хохотом уже скрылись.
Иона поражен. Ему кажется, что он видит все это во сне; но полицейские выводят его из оцепенения, похлопывая по плечу и объясняя, что муж должен отвечать за проступки жены и что он будет виноват по закону, если арестант скроется из его дома. Спасительная мысль озаряет несчастного.
— За мною, джентльмены! мы еще поймаем его, — кричит он сторожам, — она хочет провесть его заднею дверью через сад; мы его там перехватим.
Он бежит из комнаты; но в дверях, Симон Эппельярд подставляет ему ногу: Иона падает. Бегущие за ними Исааксон и Лэчем падают через него. Поднявшись на ноги, они опять бросаются бежать в сад. Толпа уже там и, кажется, готова отнять у них Френка, если они его перехватят.
VII. Путешествие доктора Плота и его сомнения
Доктор Плот очень прозяб, да и дорога была очень дурна. Хромая нога доктора скользила по гололедице и, без помощи Ропера, он несколько раз упал бы. Настала ночь; но месяц освещал им дорогу. Приветно блестели огоньки в окнах, и доктор Плот чувствовал, при виде их, сильное искушение укрыться от пронзительного ветра; но не похожа была на теплые домики, оставшиеся за нашими путешественниками, бедная, одинокая хижина, мимо которой они теперь проходили. Не топился в ней камин, не слышались из нее веселые разговоры; слабый свет едва проникал сквозь замерзшие стекла ее окон. Хижина была так жалка, что доктор с любопытством сострадания заглянул в окно.
Бедно одетая женщина сидела у камина, нагнувшись к погасающим угольям. Тоненькая сальная свеча горела на столе, освещая всю бедность комнатки. Доктору стало еще холоднее. Он протянул руку к двери.
— Не ходите, сэр, — сказал Ропер, останавливая его, — эта женщина не заслуживает сожаления. О ней не скажут вам ничего хорошего.
— Все равно. Я не могу оставить ее мерзнуть в такую холодную ночь.
Он постучал. Дверь отворилась. Перед доктором стояла бледная, преждевременно состаревшаяся женщина. Он, как бы узнавая ее, вскрикнул от удивления, но, не желая, чтоб управитель заметил это, сунул ей в руку монету и пошел прочь от двери.
Она также узнала его. Долго не могла она опомниться от внезапной встречи; ей не верилось, что она в самом деле видела его; но золотая монета, оставшаяся в ее руке, говорила, что это был не сон. Долго глядела она на монету и, положив ее на стол, прошептала: «Он пришел судить меня. Покаюсь, прежде чем сойду в могилу».
А доктор молча шел по дороге. Воспоминания воскресли в его уме. Он не замечал ни ветра, ни холода.
Когда он проходил мимо опустевшего Донмовского Приорства, ему вздумалось зайти взглянуть на гробы Физвальтеров. Он пошел один, прося Ропера не провожать его. Управителю такая фантазия показалась очень странною, но он не спорил, начав подозревать, что голова чудного старика не совсем в порядке. Долго Плот оставался под сводами приорства, и вышел оттуда сильно взволнованный. Потом они, опять молча, пошли своим путем, и скоро были уж подле уютного, красивого домика Френка Вудбайна.
Ставни домика еще не были закрыты, и доктор Плот, дав знак своему товарищу, чтоб он молчал, опять тихо подкрался к окну.
Молодая женщина (доктор знал, что это должна быть Роза Вудбайнъ) сидела с работою в руках. Лица ее не было видно, но стройность стана была замечена стариком. Вот она перестает шить, прислушиваясь к бою часов. Уж семь. Она встает, готовить ужин мужу. Какое милое, нежное лицо! кротостью сияют ее голубые глаза, кротостью дышат ее розовые губки. Ее движения исполнены врожденной грации; платье просто, но к лицу ей. Доктор Плот сознался, что наружность говорит в ее пользу. Потом он осмотрел комнату. Она была не богата, но убрана очень мило. Доктор заметил даже три полки с книгами.
Роза накрыла стол белою скатертью, поставила блюдо жареной дичи, ветчину, хлеб, кружку пива и опять взглянула на часы. Уж пять минут восьмого. Верно, Френк сейчас придет. Она опять села за работу и начала, для развлечения, петь старинную балладу. Доктору так понравился ее свежий голос, что он, забывшись, громко сказал: «Хорошо, прекрасно»! Певица вздрогнула; собака Френка, лежавшая у камина, услышав незнакомый голос, с лаем бросилась к двери.
Управитель видел, что надобно теперь идти в комнату: приход их был уже замечен. Он постучался в дверь, назвал себя по имени; хозяйка велела Дракону лежать смирно и радушно встретила нечаянных гостей. Попросив их садиться, она сказала Роперу, что Френк, который сам хотел ныне с ним видеться по какому-то делу, вероятно, скоро придет домой. Потом Ропер рекомендовал ей своего спутника. Услышав, что Плот был доктором у Физвальтеров, Роза посмотрела на него с любопытством. В лице его она замечала что-то знакомое и потому спросила его, давно ли он был в Донмо в последний раз.
— Я не был здесь лет двадцать.
— В таком случае я не могла вас видеть, потому что мне еще нет двадцати лет, — отвечала она с улыбкою, — а между тем лицо ваше кажется мне знакомо.
Доктор Плот также улыбнулся.
— А! теперь понимаю, почему ваше лицо мне показалось знакомо. Ваша улыбка напоминает — угадайте, чью улыбку?
— Не могу угадать; быть может, мистера Ропера?
— Нет, улыбку моего мужа.
Старик тотчас же принял свой серьёзный вид.
— Вы, вероятно, хотели сказать мне комплимент. Очень благодарен; но я вовсе не хочу быть похож на егеря.
— Вот теперь я вижу, что у вас нет с ним сходства: у Френка всегда доброе лицо…
— А я не всегда бываю добр. Меня считают человеком угрюмым, сварливым, потому и не любят меня. Так и следует. Я недоволен светом, потому и мною все недовольны. Как аукнется, так и откликнется. Меня обманывают, а я бранюсь. Я, что называется, мизантроп.
— У вас, вероятно, есть причины сердиться на людей, сэр?
— Есть. Мне изменил друг. Я обманулся в любви; я был опозорен. Иным легко переносить такие вещи, или по крайней мере, скоро забывать о них; я не такого характера; но, пожалуйста, не интересуйтесь моими неудовольствиями.
— Нет, сэр, ваша печаль пробуждает во мне сильное участие; я искренно желала бы смягчить горечь ваших чувств и поколебать ваше дурное мнение о людях.
— Едва ли это возможно. Со мною поступили слишком дурно. В нежности нашел я ложь и обман; рука, пожимавшая мою руку, вонзила кинжал в мою грудь. Этого нельзя забыть. С той минуты я отрекся от людей; не хочу иметь с ними дела. У меня нет ни привязанности, ни сочувствия ни к чему, ни к кому. Я одинок, совершенно одинок.
— Жалею о вас, сэр. Я понимаю, что ваша вера в добрые качества людей жестоко поколебалась страданиями, которые вы испытали; но я не могу верить, чтоб она совершенно умерла в вас.
— Умерла, если не совершенно, так почти совершенно.
Несколько минут собеседники молчали. Наконец Роза сказала:
— Ваши несчастия напоминают мне о том, что я слышала о сэре Вальтере Физвальтере и его несчастной супруге.
Управитель хотел замять этот намек, но доктор Плот перебил его:
— Все такие несчастия сходны, мадам; различны бывают только следствия их: на одной стороне бывает преступление, на другой несчастие, или, лучше сказать, обе стороны делаются несчастны. Моя история повторилась не только с Физвальтером, а с сотнями людей. Одни терпеливо сносят оскорбление, другие мстят. Сэр Вальтер принадлежал к последним. Он омыл кровью низкого обидчика свое оскорбление. Его преступная жена сама наказала себя ядом. Я знаю, что мистер Ропер иначе смотрит на дело, но оно было именно так.
