Вся белозерская земля оглашалась скорбным звоном церковных колоколов. Духовенство непрестанно молилось за упокой души раба Божьего, великомученика Василька, сына Константинова.
Прощаясь с княгиней и благословляя ее, владыка Кирилл сказал проникновенно:
- Вернешься, княгинюшка, с детьми в Ростов, и вернемся мы к нашему богоугодному делу, летописанию. Подумай, что должны написать об убиенном Васильке. Слова добрые, хвалебные, как об ангеле Господнем. Кто из бояр служил князю Васильку Константиновичу, тот уже не мог служить другому князю. Так и напишем.
Княгиня засомневалась в справедливости этих слов, но владыка сказал ей твердо:
- В летописи надо написать именно так. Летопись - это и Божий, и людской суд над человеком. Великомученик заслуживает таких слов. Пусть это будет панегирик. Верю, что церковь станет чтить князя Василька как святого.
- Пусть будет по-твоему, владыка, - согласилась Марья Михайловна.
Глава 3. ВОЗВРАЩЕНИЕ В РОСТОВ
Небольшой обоз владыки Кирилла двигался вниз по Шексне, все еще скованной льдом, хотя лед становился ноздреватым, рыхлым. А по середине реки кое-где образовывались полыньи. Стояла середина марта, погода была солнечная, хотя еще и прохладная.
Обоз прижимался к кромке берега, подальше от опасных, зловеще чернеющих пятен. Так беспрепятственно вышли к Волге, не встретив нигде ханских людей. По левому берегу Волги поднялись вверх, до впадения в нее Мологи. Добрались наконец до злополучного поля, где две недели тому назад произошла Ситская битва. О приближении места недавней битвы давал о себе знать смрадный запах. Ощутив его, кони тревожно заржали.
Не то чтобы многолюдно было на поле. Но десятка два-три людей, мужчины и женщины, собирали трупы русских воинов, чтобы предать их земле по православному обычаю. Распоряжался всем этим молодой рыжебородый священник. Полы его рясы были подоткнуты за ремень. Заметив приближающийся обоз, он подошел к саням ростовского владыки, спросил пытливо:
- Чьи будете, божий страннички?
- Ростовский владыка с моими людьми, - сдержанно ответил Кирилл.
- Прости, батюшка… Не признал сразу. Благослови на доброе дело, - ответил священник, прикладываясь к протянутой руке владыки.
- Ты-то кто будешь? Назвался бы, - сурово спросил Кирилл.
- Отец Агафоник я, настоятель храма апостолов Петра и Павла из ближайшего села. От храма моего родного одно пепелище осталось, как и от моего жилища.
- Сочувствую тебе, пастырь.
- Вот собрал прихожан, которые в лесу попрятались. Предадим убиенных земле и совершим заупокойную молитву по всем христианским правилам.
- Бог тебе в помощь, отец Агафоник. Святое дело творите.
- Спасибо за доброе слово, владыка.
- Хотел бы еще спросить тебя, добрый пастырь… Увезли ли останки павших в бою князей для достойного погребения?
- Ярославского Всеволода-Ивана легко отыскали по княжескому стягу, что лежал рядом с телом. Должно быть, сын покойного приехал за телом отца?
- Расскажи, пастырь, поподробнее, как отыскался князь Всеволод-Иван. Ведь Ярославль входит в мою епархию.
- Видать, проклятые бусурмане сшибли князя с коня. А вслед за ним пал и конь, придавив всей тяжестью беднягу. А сверху навалились грудой и другие убитые. Может быть, князь Всеволод на первых порах был еще жив, да раздавила его эта груда. А люди из града Владимира, боярин со свитой и два монаха, прибыли за телом князя Юрия дня два назад. Искали по всему полю, никак не могли найти.
- Почему же не могли?
- Надругались бусурмане над телом несчастного, мародерствовали. Сняли с него сапоги, доспехи, княжеское одеяние.
- Нашли и опознали все же князя Юрия?
- Опять помог княжеский стяг. Нашли его брошенным возле горы трупов. Значит, решили и покойный князь здесь. Опознали его по маленькой примете: на левой руке у князя не хватало указательного пальца. В детстве играл с ручным медвежонком и по неосторожности лишился пальца. Откусил его медвежонок.
- Ты не слышал, отец Агафоник, что случилось с главным собором во Владимире? До меня доходили смутные слухи…
- Беда случилась великая с Успенским собором. Ох, какая беда, - горестно кивнул священник. - Рассказал мне об этом владимирский боярин, что приезжал за телом князя Юрия. В соборе укрылись многие жители города, именитые люди, княжеская семья и владыка Митрофан с духовенством. Батыевы люди подожгли собор и ворвались внутрь, когда собор был в огне. Многие люди, укрывавшиеся в его стенах, задохнулись от дыма. Других бусурмане порубили мечами. Погиб и владыка Митрофан.
- Царство ему небесное, - скорбно произнес Кирилл и перекрестился.
- - Надеялся владыка, что недруги не тронут храма, уважат право убежища, да горько ошибся.
- А что же порубленных бусурман не видно на поле боя? - скорбно помолчав, спросил Кирилл отца Агафоника.
- Перед выходом в поход Батый приказал своему войску собрать воедино всех павших своих воинов и насыпать на сим месте курган. Видишь, владыка?
- Как не видеть. Велик курган.
- Так ведь и бусурман полегло под ударами русских мечей немало.
Владыка Кирилл заговорил о другом и стал расспрашивать священника, как питаются его люди.
- Скудно питаемся, - ответил отец Агафоник. - Ловим рыбку в проруби, стреляем куропаток. У нас есть меткие лучники. Не брезгуем и прошлогодней клюквой, собранной на болоте. Ведь все наши закрома недруги опустошили, ничего нам не оставили.
Епископ распорядился, чтобы его служки принесли с саней пару мешков ржаной муки.
- Не взыщи, добрый пастырь, за сей скромный дар. Держим путь налегке, с малым грузом. Пусть твои люди возьмут мучицу и поедят хлебушка.
- Как мне ответить на щедрость твою, владыка?
- Не надо никаких слов. Забирай мучицу и иди трудись… Маленький обоз углубился в Шеринский лес. Григорий Меркурьев уверенно показывал дорогу. Вот и большая поляна, на которой еще недавно располагалась ханская ставка, стояли шатры самого Батыя и его ближайших родичей. Снимаясь с насиженного места и отправляясь в поход, ханские люди оставили на поляне много всякого мусора: черепки битой посуды, объедки, нечистоты. Какой-то ханский стражник, видать, второпях позабыл круглый медный щит, разукрашенный нехитрым узором.
Вот и знакомый разлапистый клен, а возле его корневища неприметный бугорок, с которого еще не стаял снег.
- Здесь он, владыка, - произнес Григорий, указывая на бугорок.
Епископ Кирилл произнес слова молитвы и сказал коротко:
- Приступайте.
Останки князя Василька извлекли из земли, завернули в попону и бережно уложили в сани.
До Ростова добирались прямыми дорогами, отклоняясь от Волги.
Ростов расположился на северо-западном берегу озера Неро. Собственно, город занимал не слишком большое пространство, был окружен рвом и деревянным тыном. Здесь тесно сбились каменные и деревянные постройки: белокаменный Успенский собор, княжеские хоромы, палаты епископа, гарнизонная изба, жилища именитых бояр и купцов. Над всем этим комплексом возвышалась громада соборного пятиглавия. За пределами города широко раскинулся посад с избами ремесленников, мелких торговцев, служилых людей и разной голытьбы. Бревенчатый тын, окружавший город, во многих местах был порушен.
Обоз въехал в город и был остановлен на вечевой площади перед княжескими хоромами двумя вооруженными татарами. Попытки Кирилла объясниться с ними при помощи жестов и отдельных слов ни к чему не привели. Тем временем с гульбища княжеских хором по крутым ступеням спустился тучный коренастый татарин в лисьей шубе. За ним следовал сутулый тощий человечек. Это оказались баскак Бурхан, оставленный ханом в городе с небольшим отрядом воинов, и его толмач. Как и тот толмач, который переводил в ханской ставке разговор Батыя с князем Василькой, он был камским булгарином.
- Кто такие? - недобро насупившись, спросил Бурхан. Толмач перевел.
Здешний владыка. Имя мое в монашестве Кирилл.
- Значит, главный шаман.
А ты кто таков? - в свою очередь спросил владыка, не считая нужным спорить.
Зовут меня Бурхан. Я ханский баскак, сборщик дани. Со мной военный отряд преданных великому хану Батыю людей.
Баскак говорил мирно, не задираясь. Владыка показал охранную грамоту, гарантирующую неприкосновенность.
- Русского шамана и княжеские семьи мы не обижаем, если они сами не вызывают ханского гнева.
- Как твои слова, Бурхан, согласуются с тем, что вы натворили в городе Владимире?
- Люди этого града попытались не подчиниться ханской воле, оказали вооруженное сопротивление. При осаде Владимира погибло немало наших воинов. Вот хан и разгневался. А на ростовчан хан гнева не имел. Сей град сдался без боя.
