Император Александр, крайне пораженный всем тем, что ему пришлось услышать от Нейпперга, особенно заинтересовался и внимательно расспрашивал именно о настроении умов и направлении этих федеративных батальонов, рассеявшихся по всей Франции. Нейпперг уверял его, что это – не более как дикие банды санкюлотов, этих отчаянных врагов монархической власти, которые снова всплыли на поверхность общественной жизни, вдохновленные идеей равенства эпохи 1792 года.
Кстати, и новости из Парижа, привезенные курьером, подтвердили важность этого нового массового восстания в революционно настроенной Франции. В газетах, привезенных им, были напечатаны обращения к народу федералистов, восхвалявших Наполеона и осыпавших остальных государей Европы ругательствами и угрозами.
«Наглецы! – восклицали бургундские федералисты, обращаясь к коалиционным монархам, – мы свободны, как наши отцы, и сознаем себя достойными быть таковыми! И в качестве людей, имеющих право свободного выбора, мы избрали того, кого вы осудили. Не пытайтесь грозить ему! У нас еще имеется достаточное количество солдат, привыкших побеждать; эти солдаты образовали собою железную заставу, через которую вы будете тщетно пытаться пробиться. Мы идем на помощь их самоотверженным усилиям, и вскоре два миллиона вооруженных людей посмеются над вашими угрозами и заставят вас на коленях молить у них пощады!»
Федералисты Руана доводили этот призыв до требований войны, до открытого желания затопить всю монархическую Европу кровью и дымом пожарищ.
«Император, – писали они, – двигается во главе всей вооруженной Франции, по-прежнему наводя ужас на враждебных царей и разбивая по пути цепи рабства народов!»
Кроме того, Нейпперг показал императору Александру, считавшему себя защитником монархического принципа в Европе, воззвание работников предместья Сент-Антуан и Сен-Марсо, тон которого явно изобличал в них краснокол-пачников времен сентябрьских убийств.
Одна из английских газет, приведшая текст этого воззвания, прибавила:
«Никогда еще Бонапарт не являлся в более правильном свете, чем теперь, когда сразу видно, кто он такой: отъявленный враг всех государей и законных тронов, коронованный предводитель республиканцев, вооруженный наследник Робеспьера, окружающий себя его сподвижниками; наконец это – креатура и венец революции, которой он поклонялся во всех ее проявлениях, которую выставлял иностранцам в качестве своего непреодолимого оплота, а Франции выдавал за свою покровительницу и ангела-хранителя».
Внимательно прочитав эти строки, император Александр пробормотал:
– Надо раздавить революционную гидру! Нет! Я не потерплю, чтобы Франция снова стала очагом цареубийств и богохульства. Я обезоружу нового Робеспьера и укрощу безбожный народ, который укрывается под сенью знамени сатаны!
Он схватил руку Нейпперга, крепко пожал ее, потом ушел в свои апартаменты, и туда вскоре были вызваны Талейран и другие полномочные члены Венского конгресса.
На следующий день появилась прокламация союзных государей:
«Государи, подписавшие Парижский договор и ныне собравшиеся на Венском конгрессе, получив известие о бегстве Наполеона Бонапарта, а также о том, что последний с вооруженными силами ворвался в пределы Франции, считают долгом собственного достоинства и в интересах общественного порядка торжественно изъявить те чувства, каковые овладели ими при получении сего известия.
Нарушив условия конвенции, установившей его безотлучным местопребыванием остров Эльба, Бонапарт этим поступком сам лишил себя единственного законного положения, с которым еще могло быть связано его существование.
Вновь появившись в пределах Франции и неся с собою планы смут и переговоров, он этим сам лишил себя покровительства законов и показал пред лицом всей вселенной, что с ним немыслимы ни мир, ни перемирие.
Вследствие сего союзные государи объявляют, что Наполеон Бонапарт становится вне всяких гражданских и общественных условий и в качестве врага и нарушителя мирового спокойствия предается преследованию во имя блага общества.
Кроме того, союзные государи объявляют, что они употребят все средства и соберут все силы, чтобы гарантировать Европу от всякого покушения, способного вновь погрузить народы в ужасы и беспорядки революции».
Этот акт об объявлении Наполеона вне покровительства законов был подписан всеми полномочными комиссарами Венского конгресса. Но среди имен всех этих разбойников-дипломатов не хватало еще одной подписи, самой главной, подписи той, которая толкнула всех остальных на этот шаг, а именно Марии Луизы!
Действительно, фактически она была истинным автором этой ужасной прокламации.
Правда, редактировал это воззвание князь Меттерних; но ведь объявление кого-нибудь вне закона и обращение к общественной мести (вендетте) давало всякому человеку право безнаказанно убивать лишенного покровительства законов, и вся прокламация дышала замаскированным призывом к такому акту; а едва ли министр австрийского императора рискнул бы провоцировать таким способом убийство зятя своего государя и супруга своей эрцгерцогини если бы последняя выразила твердое желание вернуться к мужу и вновь принять на себя ранг и титул французской императрицы!
В действительности сама Мария Луиза лично потребовала составления такой прокламации, которая приравнивала ее мужа к беглому каторжнику; это она сама, заявив, что никогда более не увидит мужа, объявила перед лицом всех этих монархов и их дипломатов окончательное низвержение Наполеона. До тех пор, пока на австрийскую эрцгерцогиню смотрели как на супругу Наполеона, которая могла со дня на день пожелать вернуться к нему, всем этим сберегателям престижа роялизма трудно было приравнять зятя австрийского императора к обыкновенному преступнику. Но, разлучаясь с супругом, отказываясь впредь иметь с ним что-либо общее, Мария Луиза отнимала у Наполеона его ранг равного остальным монархам человека; она обрекла его, словно обыкновенного авантюриста, словно обыкновенного узурпатора, мести всех этих государей «милостью Божьей». И этой новой изменой Мария Луиза открывала Францию для нового иноземного нашествия и обрекла своего великого супруга ссылке на острове Атлантического океана.
Действительно, прочтя эту возмутительную прокламацию, Мария Луиза не испытала ничего, кроме чувства глубокого удовлетворения. По совету Нейпперга она с самого начала обратилась к покровительству союзников и теперь от всего сердца благословляла государей и их министров, которые таким образом выступали на ее защиту и спасали ее от Наполеона. В то же время она чувствовала глубокую признательность к Нейппергу, доброму советчику, который с такой преданностью и ловкостью направлял ее поведение и следил за соблюдением ее интересов.
Таким образом волнение обоих голубков улеглось. Теперь уже ничто не могло обеспокоить их, и оставалось исполнить лишь две ничтожные формальности, чтобы Мария Луиза стала госпожой Нейпперг.
Эти формальности заключались в смерти супруги Нейпперга и в смерти императора Наполеона.
Новость о первом из ожидаемых событий дошла до Вены в тот самый момент, когда дипломаты ставили Наполеона вне покровительства законов. Мария Луиза и Нейпперг надеялись, что прокламация союзников поможет осуществиться и второй надежде. Поэтому окончательно спокойный за будущее, полный и безраздельный владыка над сердцем и телом Марии Луизы, ставший свободным благодаря смерти жены, вознагражденный за ряд ценных услуг роялизму Нейпперг сиял от счастья.
Австрийский император пришел в полный восторг от письма, которое было написано дочерью и побудило конгресс издать вышеприведенную прокламацию. Теперь он мог не опасаться, что в один непрекрасный день его ужасный зять вдруг предстанет перед ним. Очень признательный Нейппергу за его ловкий образ действий, он спросил дочь, чем можно было бы отблагодарить ее любовника.
Мария Луиза поспешила ответить, что его следовало бы назначить обер-гофмаршалом. В этой просьбе заключался тонкий расчет: ведь это звание давало носившему его лицу привилегию садиться в карету эрцгерцогини, а для Нейпперга и Марии Луизы это было самым дорогим подарком. Отныне наши голубки могли находиться рядом друг с другом и в своих комнатах, и на прогулке.
Тем не менее им на короткое время пришлось расстаться. Не удовольствовавшись почетным титулом, которым он вознаградил своего «зятя с левой стороны», австрийский император захотел дать ему фактический военный чин. Поэтому Нейпперга назначили командующим войсками, посланными против Мюрата, который преждевременно и довольно глупо взялся за оружие. Неаполитанский король был единственным союзником Наполеона во всей Европе. Разбив его, Нейпперг разбивал самого Наполеона. Не было поручения, которое оказалось бы ему более по сердцу. Он выехал из Вены 1 апреля 1815 года, напутствуемый всяческими пожеланиями Марии Луизы. Ведь Мюрат, с одной стороны, как союзник и зять Наполеона, а с другой – как противник Нейпперга на поле сражения, был вдвойне ее врагом!
