Вероятно, ключ к этой интриге следует искать в происхождении Лабиена. Он был родом из Пицена и ярым приверженцем Помпея, унаследовавшим от него в провинции многих сторонников. Следовательно, эта предупредительная демонстрация против консерваторов, возможно, была направлена отсутствующим Помпеем, при сотрудничестве с Цезарем и Лабиеном. Но они не были заинтересованы в приведении в исполнение смертного приговора престарелому Рабирию, вот почему флаг и был спущен по сговору с ответственным должностным лицом, городским претором Метеллом Селером. Это был тот самый Селер, офицер Помпея на Востоке, которого Цицерон называл «пустым и легкомысленным расточителем». С 120 года до н. э. доминирующей группой давления в сенате было могущественное, плодовитое и богатое семейство Цецилиев Метеллов. Это семейство, хотя и не патрицианское, а плебейское, всё же являлось самым сильным из всех влиятельных семейств. При помощи родственных браков и другими путями они возвысили сначала Суллу, а затем Помпея. Таким образом, Метеллы ясно показали, что они в большей степени заинтересованы в оппортунистических союзах, какими бы рискованными они ни были, чем в реальной поддержке ненадёжной республиканской структуры государства.
В деле Рабирия Цезарь действовал заодно с Помпеем. Он понимал, что следует сохранять хорошие отношения с человеком, чьи завоевания на Востоке, близившиеся к завершению, должны были сделать его самым влиятельным лицом в государстве. Однако Помпей и другой старший партнёр Цезаря Красс настолько плохо ладили друг с другом, что Цезарь был вынужден обеспечить себе немного больше независимости, добившись поста претора на выборах в 62 году до н. э. Ежегодно этот пост занимало восемь человек, которые были судьями в различных судах. Но в этом случае наиболее важным было то, что каждый претор после исполнения своих должностных обязанностей в течение года получал право на назначение правителем какой-нибудь провинции, со всеми вытекающими возможностями получения прибыли. Поэтому должности претора и следующую за ней должность губернатора Цезарь рассматривал, возможно, в качестве единственного шанса для выплаты своих долгов и обретения собственного могущества и независимости как от Помпея, столь влиятельного на Востоке, так и от Красса, доминирующего в Риме.
Завоевание независимости было особенно желательным, поскольку в столице назревал серьёзный политический кризис. Это был как раз тот случай, когда дипломатическим талантам Цезаря предстояло подвергнуться серьёзному испытанию. Речь идёт о заговоре Каталины, патриция, обременённого разорительными долгами, человека с опасно непостоянным характером, но обладавшего сильным магнетическим обаянием, к которому в равной степени тянулись и женщины из аристократических кругов, и молодёжь, и пролетарии. Его деятельность в качестве агента Суллы была покрыта мраком, его служба в качестве правителя Африки сопровождалась делами достаточно позорными, чтобы гарантировать судебное преследование по суду. Кроме того, имя Каталины связывали с заговором с целью убийства консулов в 65 году до н. э. и замены их подозрительной парой, которая была смещена из-за чрезмерного взяточничества. Неясно, какова была степень участия Каталины в этом деле, если вообще он был к нему причастен. Помпей, возможно, имел некоторое отношение к этому заговору, поскольку один из смещённых консулов был его зятем, но слухи о том, что Красс и Цезарь были вовлечены в этот заговор, можно отвергнуть. Красс не хотел допустить резни, которая была бы роковой для владельцев собственности. Всё же они предоставили некоторую поддержку Каталине, считая его не столько революционером, сколько ещё одним сговорчивым, погрязшим в долгах сторонником.
И вот в 64 году до н. э. суд под председательством Цезаря освободил Каталину от ответственности за злодеяния, совершенные в период правления Суллы, о чём Цезарь впоследствии сожалел, как явствует из его записок. Красс и Цезарь, видимо, поддержали Катилину при выдвижении его на должность консула на следующий год. Но он не прошёл голосования, как и двумя годами ранее, когда его кандидатуру отклонили вследствие приближающегося судебного процесса. Победителями оказались Гай Антоний Гибрида, достойный сожаления аристократ, на которого Цезарь нападал 13 лет назад, и быстро возвышающийся Цицерон. Таким, как он, «новым людям», не имеющим консулов среди предков, было трудно получить должность консула. Тем не менее консерваторы решили, что Цицерон предпочтительней, нежели Катилина, чьё отношение к их традициям, несмотря на его голубую кровь и рекомендацию Суллы, по-видимому, внушало им тревогу. После провала Каталины Красс и Цезарь прекратили его поддерживать, так как он выдвинул отчётливо революционную программу, совершенно не совпадающую с плутократическими целями Красса.
Программа Каталины привлекала отчаявшихся людей, так как предел их терпения был близок, а недовольство ширилось. Гракхи были справедливо встревожены бедственным положением Италии, тяготами, которые легли на плечи крестьян, разорённых войной. Их беспокоило и состояние сельскохозяйственного производства, эффективному развитию которого в Этрурии и на юге мешало наличие крупных пастбищ и плантаций, где трудились рабы. Во многих случаях крупные рабовладельческие хозяйства занимали территории, являющиеся, по сути, общественной землёй. В этих условиях многие итальянцы, всё более озлобленные невозможностью получить привилегии полноправного римского гражданства, подняли национальный мятеж. Разразилась гражданская война 90—89 годов до н. э.
Родственник Цезаря, Луций Юлий Цезарь, предложил закон, согласно которому римское гражданство предлагалось всем латинским (полупривилегированным) и другим городам, которые не приняли участия в восстании; а позже другой закон заполнил пробелы. Теоретически человек мог теперь, оставаясь лояльным жителем своего собственного города, быть также гражданином великого суверенного государства. Римские владения в Италии не были объединены, но статусом гражданина Рима были объединены сами итальянцы. На практике же положение оставалось неудовлетворительным. Это было в значительной степени вызвано тем, что в конце 80-х годов, и особенно в правление Суллы, одна гражданская война следовала за другой. Казалось, полуостров погрузился во мрак. Началась нескончаемая череда массовых убийств, запретов, конфискаций, насильственного расселения отставных солдат в отдалённые районы. Эти разрушительные события привели к пугающим потерям почти всюду, особенно в Этрурии и Центральной Италии. Рим постоянно притягивал мощный поток обездоленных и озлобленных людей, представляющих серьёзную опасность для государства. Среди них было много поселенцев, и неудивительно. Время шло, и бывшие солдаты, так и не сумевшие стать хорошими крестьянами, часто разорялись, поскольку ущерб, нанесённый их собственности, или истощение почвы не позволяли им конкурировать с рабским трудом и дешёвым зерном из провинций. Недовольство росло по всей Италии, а в Риме обанкротившиеся недобросовестные аристократы всегда были готовы использовать эти невзгоды в своих интересах. Среди этих людей не было никого более отчаянного или опасного, чем Катилина, который был к тому же крайне озлоблен из-за постоянного крушения своих планов.
Катилина ввёл в действие план насильственного захвата консульской власти. Как только Красса известили об этом, он и Цезарь порвали с Каталиной, хотя, возможно, фактически они сделали это несколько раньше. Они даже передали информацию о заговоре консулу Цицерону. Это, вероятно, не стало для него неожиданностью, — он был хорошо осведомлен обо всём происходящем благодаря любовнице одного из заговорщиков. Но этот шаг продемонстрировал разрыв Красса и Цезаря с Катилиной, хотя враги Цезаря среди консерваторов, особенно Катулл, утверждали, что серьёзные долги Цезаря со всей очевидностью свидетельствуют об обратном. Красс гневно обвинил Цицерона в том, что он распускает слухи о том, будто и он, Красс, также вовлечён в заговор. Последовательные фазы этой мелодрамы представлены в несравненных красочных речах Цицерона, которые передают нам поток его самовосхвалений в связи с подавлением заговора. Наконец сенат издал чрезвычайный декрет, направленный против Каталины, но он успел сбежать в Этрурию, чтобы готовиться к походу на Рим. В это время в столице арестовали и подвергли домашнему аресту под надзором ведущих сенаторов пять его главных сторонников: их вина была несомненна, так как инкриминируемые им письма были получены от галльской делегации. Заключённые, среди чьих тюремщиков были Цезарь и Красс, занимали высокое положение, среди них были даже сенаторы. Встал вопрос, как следует с ними поступить.
За арестом последовало известное заседание сената 5 декабря 63 года до н. э., на котором Цезарь принял активное участие в обсуждении будущего обвиняемых. Красс предпочёл остаться в стороне, но Цезарь был выборным претором и не мог последовать его примеру.
