Ознакомительная версия.
снова было отклонено Пожарским.
Князь и Козьма рассудили по-своему.
Посланный королем в помощь полякам, сидевшим
в Кремле, гетман Хоткевич движется с запада по
Можайской дороге, и войска надо ставить с западной
стороны. Укрепиться следовало именно здесь. Оста-
вить же западную сторону открытой, уйдя на восток,
за Кремль, к Трубецкому, стало быть, открыть Хот-
кевичу свободный доступ к Кремлю. А ведь он вез
продовольствие для осажденных поляков.
Нижегородцы заняли Белый город, от Тверских
до Пречистенских ворот, полукругом, крепко
окопавшись и огородившись со стороны, откуда ждали
прихода Хоткевича.
Работали круглые сутки все как один.
Польские паны пустили слух, будто Пожарский
пренебрегает казаками, а земские люди держат
камень за пазухой против оборванной, полуголодной
казацкой голытьбы.
Сам Трубецкой говорил то же, науськивая
казаков на земское ополчение.
— Я стою под Москвою немалое время, —
обозлен но воскликнул Трубецкой, убедившись в
непреклонности Минина, — а взял только Белгород и
Китай-город. Что будет у мужика того, увижу его
промысел!..
Весь свой гнев он излил на Минина.
16. Приход гетмана Хоткевича
Войско гетмана Хоткевича, по своему походному
обычаю, двигалось к Москве продолговатым четыре-
угольником, со всех сторон окруженным повозками.
За передними повозками, внутри четыреугольни-
ка, тянулись пушки, в середине — пехота, а за
ней — панцырная конница.
Впереди войска на вороном коне ехал сам гетман
Хоткевич, окидывая суровым взором окрестности
Москвы. Перед ним верховой пахолик (оруженосец) вез
громадную булаву, украшенную драгоценными каменьями и
лентами. _
Конницу, делившуюся на хоругви, или эскадроны,
вели знатные шляхтичи, ротмистры. Она была
пестра, разноплеменна.
Тут были и закованные в тяжелые латы
неповоротливые немецкие ландскнехты, и польские пан-
цырники, и венгерцы — кто с длинными копьями,
кто с палашами, иные с саблями, кинжалами и даже
с боевыми молотами. У многих за спиной висели пи-
щали, а за кушаками воткнуты были пистолеты.
Вооружение, кони, сбруя — все было дорогое,
нарядное.
Около ротмистров гарцевали пахолики в
кафтанах из волчьей шкуры, с орлиным крылом за спиной.
Легкая конница Хоткевича состояла из немцев,
венгров, валахов и убежавших из Сечи запорожцев.
На прекрасных конях они следовали рядом с тяжело
двигавшимся коренным войском, с трудом
сдерживая своих скакунов.
Широко раскинулись по обе стороны Москва-реки
таборы нижегородцев и казаков, преградив дорогу
полякам.
Хоткевич ошибся. Он думал найти под Москвой
жалкие остатки ляпуновского ополчения, которые,
испугавшись его, сами разбегутся из-под стен
Кремля. Вышло иначе: перед ним оказалось большое
сильное войско.
Он отдал приказ остановиться.
Вечерело. Посинели ноля. Река, как стекло,
неподвижна. В лагере русских стояла тишина,
хорошо знакомая гетману тишина, соблюдаемая
накануне боя серьезным противником, не склонным к
уступкам.
Поляки раскинули табор на Поклонной горе. Они
огородили шатры возами, связанными между собой
цепью. Хоткевич приказал саперам возвести
земляные укрепления. На валы втащили пушки.
Осторожный и умный воевода, он счел нужным
устроить свой тыл так, чтобы в случае неудачи
укрепиться и послать гонцов к королю за помощью.
В польском лагере тоже наступила тишина: ни
рожков, ни песен, ни криков.
Нижегородских ратников охватило любопытство.
Хотелось знать, что за противник, с кем придется
тягаться силой, из-за кого столько разговоров и
хлопот.
Ополченцы подползали к самой воде, вглядываясь
в польские таборы. Расширенными от удивления
глазами с интересом следили за тем, как польские
гусары, спустившись вереницей с берега, поили
коней.
Начался шепот:
— Гляди, гляди! Кони-то какие гладкие да
большущие!.. Ой, господи!
— Нашими овсами, чай, откормили...
— Гляди... гляди... А сами-то ровно коты — одни
усы.
— Без бороды что за человек?! Силы той нет.
— Айда, ребята, к ним! А?
— Для ча?
— Покалякаем... Почто пришли? Мало им своей
деревни!
— Завтра калякать будем, на поле.
Накалякаемся вдоволь...
— Слышите — смеются!
Глядите—.покатываются!..
— Смеялась верша над болотом, да сама там и
осталась.
— Сесть бы в челнок, да приплыть бы к ним, да
испробовать бы... Думается, и не доживешь до
завтра... Внутри горит.
Послышались подавленные вздохи.
Кто-то сердито сказал:
— Не искушай народ!.. Помело! Лежи смирно.
Воевода какой объявился!..
Польские конники были веселы. Одни уходили,
другие спускались с горы на смену им. И казалось,
конца им не было.
17. Начало боя
Трубецкой стоял на том берегу, за Москва-рекой,
где и Хоткевич,— близ Крымского брода.
Нижегородцы — на этом берегу.
Трубецкой прислал послов. Он обещал
действовать против поляков заодно с нижегородцами и дал
слово ударить полякам в тыл. Трубецкой просил
воинской помощи у нижегородцев. Он уверял, что с
честью послужит земскому делу.
Пожарский согласился. Он не послушался
Козьмы, который убеждал его не верить Трубецкому,
человеку ненадежному. Пожарский отобрал пять сотен
самых храбрых казаков и отправил их на ту сторону
Москва-реки, к Трубецкому.
Рано утром Замоскворечье огласилось воем
резких,- пронзительных фанфар... Выло в этом что-то
страшное, зловещее, новое для слуха нижегородцев.
Грянули выстели пушек, дерзко, вызывающе...
Минин и Пожарский стояли на сторожевой
вышке. Им видно было, как по противоположному берегу
стала приближаться к реке блеснувшая железом
огромная масса польского войска. Грозно сверкало
оружие в лучах восходящего солнца. Всадники, имея
за спиной но одному пехотинцу, спустились в воду
первые. За ними поползли через реку громадные,
сооруженные за ночь плоты с остальной пехртой.
Непривычно было видеть реку, покрытую лесом копий и
знамен.
В действиях гетманского войска чувствовались
сила и уверенность в собственной непобедимости.
Хорошо вооруженное, закованное в заморскую
броню, увенчанное славой прежних побед, оно
красовалось перед нижегородцами своей отвагой,
открыто, на виду у неприятеля, совершая переправу через
реку.
Трубецкой бездействовал.
Он и не думал мешать гетману переправляться
через реку, равнодушно наблюдая за тем, как поляки
перебираются на московский берег. Его
приближенные позволили себе даже издеваться над гонцами
Пожарского, говоря:
— Богаты вы пришли из Ярославля, сами и
отражайте гетмана...
Трубецкой не сдержал своего слова. Минин
оказался прав: атаман далее не шевельнулся, когда более
искусная польская и венгерская конница стала
теснить бросившихся ей навстречу всадников
нижегородского ополчения.
На Девичьем иоле произошло первое
столкновение нижегородцев с поляками.
Пожарский видел, что ополченским всадникам не
побороть превосходной конницы поляков и венгерцев,
и отдал приказ спешиться.
Началась жестокая сеча. Польские гусары
набросились с саблями на пеших нижегородцев. Но
пригнувшиеся к земле ополченцы, пронзая вражеских
коней своими длинными копьями, создали великое
замешательство в эскадронах противника. Кони
опрокидывались на спину, давили людей.
В самый разгар боя и полякам пришлось
спешиться: тучи стрел, выпускаемых татарскими,
мордовскими и чувашскими наездниками, мешали сидеть
на конях. Брошенные седоками лошади бешено
заметались в толпе, становясь на дыбы, брыкаясь
задними ногами, наводя ужас на сражающихся.
Хоткевич бросал в бой все новые и новые
подкрепления.
Бой разгорался. Пились врукопашную до полного
уничтожения друг друга.
При этой сече пушкарям делать было нечего.
Гаврилка с кучей своих земляков-смолян тоже пошел
врукопашную. Увидели группу шляхтичей,
подкрались незаметно, хоронясь среди конских трупов,
и вдруг, по команде Гаврилки, грянули из
самопалов.
Шляхтичи вскрикнули, лошади их взбесились,
поскакали прочь, теряя по пути всадников.
Ознакомительная версия.
