Ей не удалось сдержать усмешку. Такое лицемерие позабавило ее. «Спасение святой веры». Да как они смеют?! Как будто именно ради этого Гизы развили столь бурную деятельность. Нечего сказать, очень удобное оправдание.
— Мне кажется, герцогиня, вы уже предпринимали такую попытку. Впрочем, без особого успеха, — негромко заметила она, не скрывая насмешки в голосе.
Королева имела в виду покушение на адмирала Колиньи, произошедшее двумя днями раньше. Возвращаясь домой после встречи с королем, он был ранен выстрелом из аркебузы. Стреляли из окна. Когда гвардейцы ворвались в дом, откуда прогремел выстрел, на полу валялось еще дымящееся ружье, а злоумышленника и след простыл. По всей видимости, он сбежал через черный ход. Однако довольно скоро выяснилось, что дом принадлежит одному из вассалов герцога Гиза. Сам герцог в тот день не выходил из своего дворца, дабы избежать королевского гнева. Отправься он ко двору, его бы, пожалуй, сгоряча арестовали.
Герцогиня молча приняла этот выпад. Она знала, что королева не упустит случая попрекнуть ее неудачным покушением.
— Вы что, хотите, сударыня, — продолжала королева, — чтобы народ обвинил меня в этом преступлении, совершенном вашим семейством из мести?
Герцогиня снова промолчала. Она прекрасно понимала, что сейчас не следует вступать в спор с королевой-матерью. Совершенно очевидно, что нападение совершено сподвижниками Гизов. Отрицать это в момент, когда необходимо заручиться поддержкой ее величества, было бы опрометчиво. Герцогиня предпочла молча ждать, что еще скажет королева.
При дворе все знали, как сильно герцогиня ненавидит Колиньи. Она обвиняла его в убийстве своего первого мужа, герцога Гиза, и поклялась отомстить. Но хотя в подготовке неудавшегося покушения все без исключения подозревали Гизов, скандал неизбежно бросал тень на корону. Не секрет, что смерть Колиньи удовлетворила бы жажду мести герцогини, однако прежде всего его устранение было выгодно королеве-матери.
Но Екатерина решила оставить герцогиню в покое. В конце концов, ей нужна была помощь Гизов, чтобы уничтожить адмирала.
— Вы не можете действовать без согласия короля, — продолжила она необычайно спокойным голосом. — Речь идет об очень серьезном деле. Я сейчас же пойду и побеседую с ним лично. Вас обо всем известят. Пока что вам лучше не показываться во дворце. Я пришлю гонца с дальнейшими указаниями.
Королева отвернулась и снова направилась к окну, словно снаружи происходило что-то достойное ее внимания. Герцогиня поняла, что разговор окончен. Она присела в реверансе и удалилась. Ей не составило труда угадать волю государыни. Королева не возражала против нового покушения на жизнь адмирала, но желала принять все возможные меры предосторожности. И одной из них было — в этом герцогиня ничуть не сомневалась — не допустить, чтобы придворные видели двух женщин вместе. Новая встреча королевы Екатерины с матерью герцога Гиза могла вызвать подозрения. При французском дворе, кишащем шпионами, каждый шаг августейших особ и посещающих их лиц находится в центре внимания. Имя королевы мгновенно связали бы с этой новой интригой. В конце концов, кто больше всех выигрывал от смерти адмирала?
Суббота, 23 августа, 8.00. Кухня Лувра
Тинелла вошла на кухню. Она давно избавилась от робости, которая была свойственна ей в первые годы службы при дворе. Неизменно доброе расположение королевы придало ей уверенности в себе. Она знала, что большинство слуг ее недолюбливают. То, что она пользуется благоволением королевы, у многих вызывало зависть и неприязнь, но ее это мало волновало. По ее бесхитростным понятиям поддержка королевы была гораздо важнее, чем дружба этих несчастных, только и умеющих, что осуждать свою госпожу. Впрочем, в ее присутствии от резких замечаний старались воздерживаться.
Дворцовая прислуга относилась к Тинелле с недоверием. Все боялись, как бы она не передала королеве, о чем говорят на кухне. Ведь если бы хоть одно слово достигло королевских покоев, это могло бы стоить им не только службы, но и головы. Они не способны были представить себе, насколько далека Тинелла от подобных мыслей. Даже живя под опекой королевы, девушка никогда не забывала о том, что она всего лишь камеристка, такая же служанка, как они.
Тинелла была среднего роста, миловидная и застенчивая. Она носила волосы собранными под чепцом, который скрадывал черты ее лица и делал ее похожей на любую другую горничную. Годы, проведенные в услужении у королевы, в значительной степени сформировали ее характер. Она была ласковой и послушной, обладала трезвым и практичным умом и удивительной для своего юного возраста зрелостью суждений. Однако это не мешало ей, подобно всем ее ровесницам, мечтать о том, как однажды она встретит своего прекрасного принца. Они полюбят друг друга и будут жить долго и счастливо. Но, в отличие от других девиц, Тинелла не торопилась. Она еще только приближалась к расцвету и предпочитала дожидаться встречи с суженым, уверенная в том, что в один прекрасный день обретет его. Вместо того чтобы порхать с цветка на цветок в поисках любви без будущего, как большинство ее ровесниц, она ждала. И берегла свое целомудрие до торжественного дня. От природы внимательная и вдумчивая, она видела, как вокруг нее разворачиваются любовные игры, и чувствовала себя исключенной из них. Но это был ее сознательный выбор, она предпочитала ждать того самого мужчину, которому сможет отдаться телом и душой.
Когда Тинелла вошла, на кухне, как всегда, царило столпотворение. Спешно готовился завтрак для королевской семьи и многочисленных гостей, прибывших несколько дней назад на венчание принцессы Маргариты. Над каждым блюдом трудились по семь-восемь человек. Стоял невообразимый гвалт, который перекрывали громоподобные голоса поваров, отдававших приказы своим помощникам.
Тинелла подошла к группе слуг, с которыми она обычно общалась на кухне, и их разговор тотчас прервался. На мгновение повисло неловкое молчание, затем они сменили тему и принялись обсуждать какой-то вздор, словно испугавшись, что содержание их разговора будет тотчас передано в высшие сферы и достигнет ушей «итальянки». Их недоверие к Тинелле было очевидным. «Как всегда, говорили гадости о королеве», — подумала она, но решила не обращать внимания.
— Доброе утро, госпожа Гужье, — приветливо поздоровалась Тинелла с одной из поварих, делая вид, что ничего не заметила. — Чем сегодня можно подкрепиться?
Толстуха Гужье вечно страдала одышкой и нещадно потела. Много лет назад она приехала в Париж из далекой Бретани и теперь занимала завидную должность третьей помощницы по кухне. Она получила право лично готовить лакомства для королевского стола, что было не только почетно, но и в высшей степени ответственно, ибо при дворе пуще всего боялись отравлений. Главный повар собственной головой отвечал за качество мяса, цыплят, фазанов, соусов и тортов, подаваемых королевской семье. Если какой-нибудь соус оказывался несвежим или, хуже того, какое-нибудь блюдо вызывало расстройство пищеварения у августейших особ или их гостей, наказание грозило каждому из десяти человек, занимавшихся приготовлением злополучного яства. Во главе каждой такой группы стоял свой мэтр, который так и назывался Мэтр-Кондитер, Мэтр Дичи, Мэтр Соусов и так далее. Каждый отвечал за свое блюдо: один за мясо, другой за сласти, третий за овощи, четвертый за соусы…
На кухне существовала почти такая же строгая иерархия, как и среди придворных. Каждый ревностно исполнял свои обязанности, зорко следя, чтобы его не обошли низшие по званию. На Тинеллу же этот порядок не распространялся, поскольку она служила в апартаментах самой королевы-матери. С течением времени ей удалось установить не то чтобы дружеские, но, по крайней мере, ровные отношения кое с кем из тех слуг, с которыми она ежедневно сталкивалась. В их числе была и Гужье. Впрочем, доверия к ней Тинелла не испытывала и не сомневалась, что это взаимно. И все же она уважала эту женщину, поскольку со временем научилась видеть в ней добрые стороны. Вечное брюзжание и скверное расположение духа госпожи Гужье действовали отталкивающе, но Тинелла не придавала этому большого значения, понимая, что это просто такая манера. Разумеется, девушка никогда не рассказывала ей о происходящем на верхних этажах. Она не раз убеждалась в том, что каждое сказанное на кухне слово в мгновение ока становится известно наверху. Как и весь дворец, кухня была настоящим гнездом соглядатаев, которые оповещали своих господ о малейшем замеченном движении. Главное развлечение при дворе состояло в том, чтобы знать всё обо всех, вплоть до самых незначительных мелочей, — например, кто заказал себе завтрак без соли или что было подано в покои новобрачных после полуночи.
