Узнав о смерти Федорова, Мария пришла в ярость и поклялась отомстить Иоанну. Она собралась ехать в Александровскую слободу, но ее удержало одно важное событие: пал митрополит Филипп, и в слободском дворце царило страшное возбуждение. Митрополит Филипп не скрывал своего взгляда на правление Иоанна и Марии. Он открыто осуждал царя и царицу. По приглашению царя он изредка служил в храме дворца Александровской слободы. В таких случаях Иоанн и опричники приходили в церковь в своих обычных одеждах. Но однажды царю пришла фантазия надеть мантию игумена, с высоким черным шлыком. Филипп стоял на горном месте. Иоанн приблизился к нему и остановился, ожидая благословения. Митрополит молча глядел на образ Спасителя, будто не замечая царя. Произошла томительная пауза, наконец, Басманов сказал Филиппу:
— Святый владыко! Государь ждет благословения.
Филипп взглянул на Иоанна и твердо произнес:
— В сем виде, в сем одеянии странном не узнаю царя православного; не узнаю и в делах царства… Благочестивый, кому поревновал, сицевым образом доброту лица своего изменивши. Отколь солнце на небеси начало сияти, не было слыхано, чтобы цари благочестивые свою державу возмущали. О царю! Мы приносим здесь жертву Богу, а за алтарем неповинная кровь льется. В неверных языческих царствах есть закон и правда, есть милосердие к людям, а на Руси нет их. Достояние и жизнь граждан не имеют защиты. Везде грабежи, везде убийства, и совершаются именем царя! Ты высок на троне, но есть Всевышний, Судия наш и твой. Как предстанешь ты на суд его? Самые камни вопиют о мести под ногами твоими! Государь! Вещаю яко пастырь душ. Боюсь Бога единаго.
Это выступление митрополита взбесило царя. По его приказанию Филиппа арестовали, заковали в колодки, заключили в монастырь св. Николая Старого и морили голодом. Потом Филиппа отправили в Тверь, в Отрочь-монастырь.
Под влиянием проповедей Филиппа Иоанн все-таки несколько стеснялся. Расправившись с откровенным митрополитом, царь во всей полноте начал проявлять свою необузданность. Прежде всего, он приказал казнить всех родственников Филиппа, Колычевых, а затем, вспомнив о заговоре Федорова, велел поставить царицу под бдительный надзор опричников, никого к ней не пускать и ей не позволять покидать Кремлевский дворец.
Это распоряжение царя произвело на Марию сильное впечатление. Пылкая южанка, лишенная возможности удовлетворять свои страсти, начала чахнуть. 1 сентября 1569 года она скончалась.
Иоанн нисколько не был огорчен смертью Марии. Он даже не счел нужным притворяться. К этому времени он окончательно погрузился в разврат и кровавые расправы.
После смерти Марии Иоанн занялся особым видом «спорта». В сопровождении опричников он стал делать наезды на вотчины. Оправдывались эти наезды, конечно, поисками крамолы. После трапез пьяная орда вскакивала на коней и с дикими криками мчалась куда глаза глядят. Первая вотчина, встречавшаяся на пути, служила этапом. Разумеется, царя встречали с глубоким почетом. Его провожали в лучшую комнату, предлагали ему угощение. Все эти посещения имели одинаковый результат: Иоанн, придравшись к какой-нибудь мелочи, приказывал своим спутникам «пощупать ребра» у гостеприимных хозяев. Начиналось избиение, причем щадились только молодые, красивые женщины и девушки. Последних показывали царю, он выбирал из них одну или двух, а остальных отдавал опричникам. Иногда оргии длились два или три дня. Эти наезды Иоанн называл «выбором жен».
Между тем положение Московского государства было очень печальное. Царь, всецело поглощенный развратом и расправой с воображаемой крамолой, совсем не занимался государственными делами. Опричники грабили и бесчинствовали, бояре, любившие Родину и готовые отстаивать ее интересы, подвергались преследованию. Враги Руси учли положение и спешили им воспользоваться. Крымский хан Девлет-Гирей со своими полчищами вторгся в русские владения. Дезорганизованное русское войско не могло оказать серьезного сопротивления. Царь со своей опричниной бежал в Ярославль. Татары вступили в Москву и сожгли ее (весной 1572 года). Правда, хан отступил, но лишь потому, что откуда-то появился слух, что на помощь русскому царю спешит польский король с многочисленной армией. Иоанн, решительный в расправах с «крамольниками», так растерялся, что обещал хану всевозможные уступки. Между прочим, отдал ему Астрахань, незадолго до этого завоеванную. Девлет-Гирей презирал Иоанна за его трусость. Это презрение ярко отразилось в грамоте, которую хан прислал Иоанну уже после своего отступления.
«Жгу и пустошу Русь единственно за Казань и Астрахань, а богатства и деньги применяю к праху. Я везде искал тебя, в Серпухове и в самой Москве; хотел венца и головы твоей, но ты бежал из Серпухова, бежал из Москвы — и смеешь хвалиться своим царским величием, не имея ни мужества, ни стыда! Ныне узнал я пути Государства твоего: снова буду к тебе, если не освободишь посла моего, бесполезно томимаго неволею на Руси; если не сделаешь, чего требую, и не дашь мне клятвенной грамоты за себя, за детей и внучат своих».
Даже опричники возмутились этой уступчивостью русского царя. Приближенные царя решили уговорить его заключить новый брак. Опыт прошлого показывал, что женитьба оказывала на Иоанна некоторое влияние. Даже брак с Марией Темгрюковой хотя сколько-нибудь сдерживал его. Уступчивость относительно крымского хана объяснялась исключительно тем, что Иоанн, поглощенный поисками случайных «жен» решительно не был способен сосредоточиться на какой-нибудь определенной мысли. Царь охотно согласился вступить в третий брак. Был назначен традиционный торжественный смотр невест. К этому времени сожженная Москва успела обстроиться. В столицу съехались сотни боярских семейств. В определенный день в Грановитой палате состоялся смотр. Рядами стояли избранные красавицы. Лысый, сгорбленный, беззубый Иоанн, тяжело опираясь на посох, обходил ряды девушек, зорко вглядываясь в румяные, пышущие здоровьем лица. Девушки стояли, скромно потупив глазки, дрожа от волнения. Вдруг тусклый взгляд царя встретил открытые глаза. На него смело глядела худощавая, стройная девушка.
— А смела! — сказал царь, остановившись перед красавицей. — Как тебя зовут?
— Марфа, отца Сабурова — отчетливо ответила девушка.
Царь ничего не сказал и отправился дальше. Через четверть часа думный боярин возвестил, что государь выбрал себе в жены боярышню Марфу Сабурову.
Боярский род Сабуровых не отличался родовитостью. Отец царской невесты, Иван Сабуров, числился сокольничим, но в действительности был далек от дворца и постоянно проживал в своей дальней вотчине. Выбор царя был для него полной неожиданностью. В его небольшом московском доме начались спешные приготовления. Как-то случилось, что к нему стал вхож брат покойной царицы Марии, князь Михаил Темгрюк. Князь Михаил стал часто бывать у Сабуровых. Марфа к нему привыкла. Однажды вечером Темгрюк предложил боярышне несколько засахаренных фруктов.
— Это с царского стола, от сегодняшнего обеда, — сказал он.
Марфа приняла подарок. С этого дня она, никогда не отличавшаяся полнотой, заметно начала худеть. Кроме того, с ней начали делаться припадки. Об этом доложили царю, но он заявил, что обвенчается с Сабуровой, несмотря ни на что.
Свадьба состоялась. Через две недели Марфа скончалась.
Начались расправы. Иоанн узнал, что болезнь Марфы началась после того, как молодой князь Темгрюк подарил ей засахаренные фрукты. Михаила посадили на кол. Кроме него казнили еще некоторых бояр, заподозренных в соучастии.
Смерть Марфы Сабуровой искренне опечалила Иоанна. Может быть потому, что третья жена еще не успела ему надоесть. Целых две недели он провел в уединении, не допуская к себе никого, кроме Скуратова, который по несколько раз в день доносил ему о результатах допросов и пыток.
Наконец, царь появился в приемной палате. Извещенные об этом, главари опричнины и уцелевшие бояре собрались во дворце все без исключения. В палате стоял тихий гул от шепота, которым собравшиеся обменивались впечатлениями. Скуратов успел сообщить им, что государь «зело болен душою», а это означало, что Иоанн находится в мрачном настроении, которое сулит мало хорошего.
Дверь из внутренних покоев распахнулась. Вышли двое рынд и стали около возвышения, на котором находился трон. В палате воцарилось глубокое молчание. Через несколько секунд раздались медленно шаркающие шаги и в дверях появился царь. При виде его мысленно ахнули даже такие близкие к нему люди, как Басманов, Колтовский и другие. К трону медленно двигалось зловещее привидение. Иоанн был одет в черную рясу, стянутую кожаным поясом. На голове возвышался шлык. В правой руке он держал длинный посох. За спиной тянулась мантия. Бескровное, желтое лицо, изрезанное глубокими морщинами, было совершенно безжизненно. Глазные впадины казались черными, как у черепа, и только в их глубине тускло светились потухающие глаза.
