же на самом деле там произошло?
Рассказчик повел плечами и, посмотрев на меня испытывающе, ответил:
– Эта история и мне тогда не давала покою. Даже сам царь лично заинтересовался ею. По его приказу для установления истины все трое подверглись испытанию кипяченой водой. В условное время князя, его супругу и сына привели к стоящему на огне котлу, и они, сунув руку по локоть в кипяток, поклялись, что говорят правду. Дознание посредством кипяченой воды – способ старый, испытанный; к нему прибегали редко, когда остальные методы дознания оказывались бессильными, и как уверял судья Вамег, еще ни разу не подводил.
– И кто же из них был прав, в чьем рассказе скрывалась истина?
– В том-то и дело, что все трое вынесли испытание, и ни у одного из них рука в кипятке не обожглась.
– И что же из этого следует?
– То, что все трое, действительно, говорили правду. – Последнюю фразу священник произнес столь уверенным голосом, что в истинности его слов трудно было усомниться.
2
– Это мой город, – с гордостью сказал Диомед и указал рукой на огром¬ный храм святой Троицы. Это мрачное, величавое сооружение больше походило на взгромоздившиеся друг на друга три огромные горы и, действительно, поражало своими размерами человеческое воображение. – Его начали строить в день независимости как символ новой эпохи, и оно по праву является истинной гордостью нашего народа.
Геродот оглянулся кругом. Площадь, на которой они находились, была заполнена людьми, одни заходили в храм, другие выходили оттуда и смешивались с густой толпой. Услужливый капитан корабля после обильного застолья, уст¬роенного Диомедом в честь редкого гостя, покинул их и отправился по своим делам. Теперь они вдвоем вышли прогуляться по городу и вскоре оказались перед этим умопомрачительных размеров храмом.
– Что это за люди, и почему они собираются на площади? – спросил Геродот. За то короткое время, что он уже провел в Фазиси, молодой путешественник успел сблизиться со своим проксеном и теперь общался с ним как со старым знакомым. Диомед оказался человеком искренним, непосредственным и располагающим к себе.
– У нас сегодня великий день: умер красный правитель, долгое время ти¬ранивший наш город, и люди почувствовали ветер свободы.
– А почему правителя назвали "красным"?
– Много крови пролил, и знамя у него было красное. Страшный был человек, не раз умирал и вновь воскресал, боюсь, как бы опять не вернулся.
В это время толпа зашумела и подалась вперед. На ораторском подмостке появился маленький тщедушный человек с голым, без единого волоса, морщинис¬тым лицом. Несмотря на нарядную хламиду, вид у него был довольно жалкий и даже немного смешной.
– Это сын красного правителя, – продолжал объяснять Диомед, – трудно ему сейчас приходится после смерти папаши, народ в ожидании перемен поднял голову, незря ведь собрался возле храма святой Троицы, а он теперь остал¬ся один. Правда, у него есть еще брат, но тот буйный и душевно больной, его держат на цепи в темнице, чтобы на людей не кидался. Видно, таким образом боги наказали беднягу за грехи папаши.
– Тише, тише, не мешайте слушать, – прошипели рядом, и Диомеду при¬шлось прервать свое объяснение, тем более, что сын красного тирана уже начал речь. На площади воцарилась тишина, и толпа, превратившись в слух, молча внимала словам оратора.
– Граждане соотечественники, наш великий правитель скончался, и теперь в нашем городе наступают новые времена. Власть, которой обладал крас¬ный правитель, по праву наследства принадлежит мне, его старшему сыну, но по моему мнению, свобода – это наивысший дар. Я не хотел бы, чтобы мною правил тиран, и сам не желаю быть тираном для родного города. И потому с сегодняшнего дня дарую вам свободу и отказываюсь от власти, а взамен как ваш освободитель согласен получить место главного жреца в храме Диониса и доход, равный двенадцатой части городской казны. Также эти привилегии должны переходить по наследству моим прямым потомкам в вечное пользование. Диомед невольно даже присвистнул:
– Не дурно, место главного жреца, двенадцатая часть казны – и все это в вечное пользование!
Неожиданно впереди опять зашумели, на подмостках возникла небольшая давка. Народ оттеснил вооруженных стражников, и теперь на трибуне появился какой-то старик. Он сердито замахал сжатым в руке посохом и накинулся на наследника:
– Ты незнатного рода, и не достоин управлять нами. Отец твой был разбойником, а ты – мошенник, каких свет не видывал. Как же это ты собрался одаривать народ тем, что тебе и так не принадлежит? Ничего себе: двенадцатая часть казны! Лучше отчитайся перед народом в сохранности той казны, сдай ее и иди своей дорогой.
В толпе послышались свист и отдельные выкрики:
– Не нужны народу твои жалкие подачки!
– Ишь ты, вырядился тут павлином, тоже мне, благодетель!
Наследник под свист и улюлюканье народа куда-то исчез, а на площади неожиданно появился отряд вооруженных воинов, начавший разгонять толпу, и вскоре вокруг поднялась такая потасовка, что сам черт ничего не разобрал бы. Людская волна выбросила Геродота и Диомеда на какую-то узкую улочку, и очень кстати, потому что на площади началось настоящее кровавое избиение.
– Уноси ноги отсюда, пока цел, – прокричал Диомед и пустился наутек. Он бежал по узкой улице и, тихо всхлипывая, причитал: – Ну почему я родился в этом городе, за какие грехи такое наказание! Я знал, знал, что все этим закончится. Обретая свободу, мы сразу начинаем резать друг друга, и так повторяется всегда! Боги, как я устал от этого! В этом городе не происходит ничего нового, да и никогда не происходило!
Неожиданно город закончился, и они вышли на дорогу, ведущую вдоль реки.
– Что это за войско стоит на берегу, кажется, они держат какой-то совет?
– Это войско лазов. Греки вероломно убили их царя, и теперь, как ты заметил, они держат совет, как им поступить.
– Ясно, как: отомстить за своего царя.
– Не все так просто, Геродот. Идет война между греками и персами; и те, и другие хотят владеть этой землей. Как быть маленькому народу между двух больших хищников, к какому берегу пристать меж сциллой и харибдой? Вот они и спорят без конца, кого выбрать: императора Юстиниана или персид¬ского шаха Хосро. Так спорят они с испокон веков и будут спорить еще до скончания веку, и никогда их спор не кончится, и никогда они не придут к единому мнению.
Молодому ученому все это
